Джервейз медлил с ответом. Конечно, кое в чем эта женщина права: если не спешить, то можно продлить удовольствие, – но ему казалось излишним еще и разыгрывать сцену. Диана была настолько привлекательной, что не требовалось никакой фантазии, чтобы усилить желание. Однако же, вглядевшись в ее лицо – она смотрела на него с волнением и надеждой, – он решил, что сыграет предложенную ему роль. Женщины отличались от мужчин, и если эта фантастическая сценка доставит Диане удовольствие, то ему ничего не стоило ей подыграть. С ее лицом Мадонны и аурой нежной утонченности легко будет представить, что она действительно девица, отдающаяся по любви. А поскольку она при этом женщина с опытом, ему не придется опасаться, что он причинит ей боль. Теперь эта идея уже казалась Джервейзу весьма привлекательной, и он, усмехнувшись, сказал:

– Ваше желание – закон для меня. Но поскольку у меня, по моей роли, не очень большой опыт, мне нужно подумать, с чего начать. – Он взял ее за руку повыше локтя и, проводя по ней пальцами, словно в задумчивости проговорил: – Наверное, надо начать с разговора за бокалом вина. Нет ли у вас вина?

Глаза Дианы заискрились.

– Милорд, бренди подойдет?

– Отлично подойдет. – Диана пошла к столу, где стояли бокалы и графин. Джервейз добавил: – Затем я бы настаивал, чтобы вы называли меня по имени. Титулы не способствуют близости.

Налив бренди в один из бокалов, Диана кивнула.

– Хорошо, Джервейз…

Виконт невольно улыбнулся. Он и не знал, что его имя могло звучать так мелодично. Взяв у Дианы графин с бренди, он закрыл его пробкой и, поставив на буфет, пояснил:

– Не нужно наливать во второй бокал. Нам хватит одного. А сейчас… Полагаю, пора перейти к неформальному общению.

Джервейз снял сюртук, затем развязал шейный платок и небрежно бросил их на спинку стула.

Его широкие плечи под белой рубашкой составляли разительный контраст с узкими бедрами и талией. В открытом же вороте рубашки виднелись завитки темных волос. Он взял со столика бокал с бренди и, коснувшись рукой спины Дианы, направил ее к дивану. Оба сели, и Джервейз подал ей бокал. Она отпила из него, глядя на виконта, потом вернула бокал ему. Он повернул бокал так, чтобы пить с того места, где его коснулись ее губы. Сделав глоток, поднес бокал к губам Дианы и проговорил:

– Я бы рекомендовал вам выпить еще, чтобы вы расслабились, но не слишком много, чтобы не стало дурно.

Диана снова отпила из бокала, затем настала очередь Джервейза. Сделав глоток, он вытянул руку вдоль спинки дивана и, проводя пальцами по блестящим прядям Дианы, проговорил:

– А потом я бы вам рассказал, как вы прекрасны.

– А я бы вам поверила? – спросила она.

– Я был бы готов поклясться на любом количестве Библий. – Вложив бокал в ее руку, Джервейз продолжил: – Я бы превозносил ваши прекрасные синие глаза, вашу атласную кожу, рубиновые губы…

– Неужели любовники никогда не изобретают более оригинальные метафоры? – с улыбкой перебила Диана.

Джервейз усмехнулся.

– Хм… Сомневаюсь. Едва ли изобретают. Иначе они были бы поэтами. Любовники – и мужчины, и женщины – больше заняты друг другом, чем поисками поэтических фраз. – Он сделал еще один глоток бренди, уже не отличая огонь напитка от огня желаний, струившегося сейчас по его жилам. – Поскольку вы юная и скромная, я бы не стал упоминать ваши волнующие груди, тонкую обольстительную талию и манящие округлые бедра. – Его пальцы следовали путем, который он описывал словами, и на щеках Дианы выступил легкий румянец.

– И правильно, что не упоминаете, – отозвалась она. – Скромной девице такой разговор показался бы слишком непристойным.

– Примерно в это время, – продолжал Джервейз, – я бы подумал, что пора найти для бренди другое применение.

Он раздвинул полы ее пеньюара, открывая рубашку с глубоким вырезом, затем, окунув палец в бренди, провел им по шее Дианы и дальше – до ложбинки меж грудей, затем наклонился и проложил по влажному от бренди следу дорожку поцелуев. Когда его губы приблизились к краю рубашки, Диана затрепетала и, издав прерывистый вздох, прошептала:

– Невинная девица нашла бы все это новым и удивительным…

Джервейз замер, и она поспешила добавить:

– И очень приятным. Да-да, очень…

Джервейз поднял голову и улыбнулся. Глаза же его смеялись.

– А потом, – прошептал он, – я бы немного отступил, чтобы дать вам время привыкнуть к новизне ощущений. Но отступил бы совсем недалеко.

В следующее мгновение он подался вперед – и губы их слились в поцелуе. Но на этот раз поцелуй был не страстным и требовательным, как тот, первый, когда он только вошел. Нет, теперь он целовал ее неторопливо и обстоятельно – так, словно хотел как можно лучше прочувствовать вкус ее губ. «Как много мне нужно узнать…» – промелькнуло у Дианы. И сумеет ли она когда-нибудь освоить все тонкости эротической игры?

Тут Диана вскинула руки и запустила пальцы в густые волосы Джервейза – ей давно уже хотелось это сделать. А их восхитительный поцелуй все длился и длился, и казалось, так будет продолжаться бесконечно…

Наконец Джервейз отстранился и улыбнулся, откинув с ее щеки прядь, и проговорил:

– Невинные девицы редко умеют так хорошо целоваться.

«Значит, он не догадался!» – ликовала Диана. Возможно, ее тело само знало, что делать… Рассмеявшись, она заметила:

– Но ведь в поцелуях мы к этому времени наверняка уже должны были попрактиковаться.

– Ммм… да, несомненно. – Джервейз снова улыбнулся.

Подняв ее с дивана, он спустил с ее плеч пеньюар, и тот соскользнул на подушки голубой шелковой лужицей. Теперь на ней оставалась лишь тончайшая ночная рубашка – почти прозрачная, так что сквозь шелк отчетливо просвечивали темные ареолы. Дыхание Джервейза участилось, и, наклонившись, он стал целовать сосок сквозь тонкую ткань, при этом легонько теребя пальцами другой. Чудесные ощущения, порожденные этими ласками, были столь острыми, что Диана, не удержавшись, глухо застонала; ей казалось, что все тело охвачено жарким пламенем.

Внезапно Джервейз подхватил ее на руки и, прерывисто дыша, проговорил:

– Примерно в это время я бы решил, что вы готовы к следующему шагу.

И он, пересекая гостиную, понес ее в спальню, где осторожно опустил на высокую кровать. Усевшись с ней рядом, снова принялся ласкать и целовать ее груди сквозь тончайший шелк. Диана лежала на спине, и в ее лазурных глазах то и дело мелькала тревога – точно такая же, какая бывает в глазах невинной девушки, которая одновременно и жаждет акта величайшей интимности, и боится его.

На столике возле кровати стоял канделябр на пять свечей, и все они горели. Протянув к ним слегка дрожавшую руку, Джервейз начал гасить их, сжимая фитили пальцами.

– Это потому, – проговорил он хрипловатым голосом, – что пришло время убавить свет, дабы ваша девичья стыдливость не была оскорблена.

Он загасил четыре свечи, оставив одну-единственную.

– Думаю, в этом месте мы немного отклонимся от сценария. Скрывать вашу красоту в полной темноте было бы преступлением.

Оставшейся свечи было достаточно, чтобы озарять сцену, и в ее пламени даже казалось, что синие глаза Дианы засияли еще ярче. Губы ее были чуть приоткрыты, а груди бурно вздымались, что, по мнению Джервейза, свидетельствовало о крайнем возбуждении.

«А неплохую игру она придумала», – промелькнуло у него. И действительно, он ни разу в жизни не был влюблен, а его единственный опыт в постели с девственницей оказался ужасной катастрофой, воспоминания о которой преследовали его и по сей день. Но сейчас фантазия Дианы пробудила в нем романтическую жилку, запрятанную столь глубоко, что до сих пор он даже не подозревал о ее существовании. Ему ужасно захотелось поверить в невинность Дианы, захотелось поверить в то, что и сам он мог начать все заново.

Склонившись над Дианой, Джервейз обхватил ее лицо ладонями и поцеловал со всей нежностью, на какую только был способен. Один раз в жизни он сбросит с себя оковы вины и представит, что достоин любви и что сам может любить по-настоящему. В реальной жизни такое счастье для него недостижимо, но сейчас он вполне мог помечтать.

– Диана, дорогая, никогда не позволяйте мне причинить вам боль, – прошептал он осипшим от нежности голосом. – Вы такая необыкновенная…

Она обвила его шею руками, и губы их снова слились в поцелуе, который длился бы намного дольше, если бы не то обстоятельство, что на них по-прежнему было слишком много одежды. Минуту спустя Джервейз прервал поцелуй и, приподнявшись, принялся расстегивать манжеты, а Диана потянулась к пуговицам его рубашки.

– Не слишком ли дерзко для моей роли я действую? – прошептала она, расстегивая первую пуговку. Ее рука скользнула под его рубашку, и пальцы коснулись жестких волосков на мускулистой груди.

– Возможно, – прохрипел в ответ Джервейз. – Но не останавливайтесь.

Самые обычные прикосновения женских пальчиков к его груди так сильно возбуждали.

Диана улыбнулась, явно удовлетворенная его реакцией. Джервейзу потребовались недюжинные усилия воли, чтобы встать, стащить с себя оставшуюся одежду и бросить на пол. Затем, склонившись над Дианой, он чуть приподнял ее и снял с нее ночную рубашку – теперь она была полностью открыта его восхищенному взору. «Как хорошо, что я оставил одну свечу», – подумал Джервейз.

Опустившись на кровать рядом с Дианой, он вновь принялся ласкать и целовать ее груди, теперь уже освобожденные от всех покровов. Наконец, убедившись, что соски не могли набухнуть еще сильнее, прошептал:

– Я буду очень внимателен, чтобы ни одна часть вашего прекрасного тела не осталась без внимания.

– Вы тоже прекрасны… – прошептала Диана, проводя ладонью по мускулистой груди, обильно покрытой шрамами. Причем на теле его не было ни унции лишней плоти – сплошные мускулы.

А Джервейз тем временем поглаживал ее бедра и живот, потом пальцы его коснулись треугольника волос между ног. И в тот же миг он поцеловал ее в губы, а пальцы одновременно остро проникли между нежными шелковистыми складками. Диана вздрогнула и судорожно сглотнула, причем выглядело это так убедительно, что Джервейз и впрямь готов был поверить, что перед ним – невинная девственница. Входя в роль, он ласково прошептал: