Наконец они пересекли коридор и очутились на террасе, с которой открывался вид на амфитеатр. Им пришлось спуститься вниз, на арену и пройти через нее на другую сторону, где для них были приготовлены места. В центре арены стояли приговоренные к сегодняшней казни мятежники, среди них Тувия и Элеазар. Симона вместе с остальными мятежниками должны были казнить на следующий день. Юноши были избиты и едва держались на ногах. Зная, что впереди их ожидает жестокая смерть, они мужественно ободряли друг друга словами утешения. По щекам двух самых юных секариев текли слезы отчаяния. Все юноши были одеты в набедренные повязки и стеганые поножи. Никаких защитных доспехов, шлемов и мечей у них не было.

Как только они заметили Иродиаду, то сразу же принялись выкрикивать бранные слова и проклятия в ее адрес. Та намеренно прошла близко, надменная и высокомерная, даже не оглянувшись на них. К зелотам подбежали стражники и принялись избивать их. Услышав отчаянные, раздирающие душу крики, Иродиада обернулась и торжествующе усмехнулась. Саломея шла, кусая губы от стыда. Она вся дрожала и вздрагивала так, словно это ее били палкой.

Поднявшись, Иродиада и Саломея уселись на ложи, покрытые дорогими коврами, над которыми были натянуты плотные занавеси. Возле них сразу же встали две рабыни и принялись обмахивать их огромными страусиными опахалами. Еще одна рабыня налила в чаши питье и, поклонившись, почтительно поднесла. Возле ложа на столике в красивых вазах лежали фрукты и сладости, здесь же стояли цветы.

Прошло долгое время. Мать и дочь избегали разговоров, ограничиваясь короткими репликами. Наконец на противоположной стороне арены, откуда они пришли, появился Ирод в сопровождении немногочисленной свиты. Сзади рабы несли мечи и толстые копья, предназначенные для боя. Остановившись возле секариев, Ирод заговорил с ними. Разговор был коротким. Закончив, Ирод приказал рабам отдать копья приговоренным, а сам поднялся на трибуну и уселся рядом с женой. Лицо Ирода было задумчивым и мрачным. На Саломею он не смотрел. Воцарилось молчание.

Стражники стояли на арене, ожидая сигнала тетрарха.

– Римский префект дал согласие на казнь, – наконец выдавил из себя Ирод.

– Я знаю, – коротко ответила Иродиада.

Тетрарх не решался отдать приказ начинать. Он знал: все закончится быстро. Разозленный и голодный леопард молниеносно убьет свою жертву. Львы тоже голодны. «Но почему так тяжело голове и сердцу?» – тоскливо подумал Ирод и опустил голову. Тупая, ноющая боль вновь начала сжимать его голову, перед глазами все поплыло. Это были уже знакомые признаки начинающегося приступа. Ирод беспомощно посмотрел на жену. Та не замечала его состояния.

– Чего ты медлишь? Прикажи начинать! – возмущенно выкрикнула она. Глаза Иродиады загорелись как угли.

Ирод поморщился и вздохнул. Подумав еще, он нехотя поднял руку и медленно опустил. По его сигналу рабы сразу же открыли ворота загона.

Первым выбежал необычайно большой леопард. Он был голоден и сразу заметил стоящих на арене. Хищник припал на задние лапы и, напружинившись, стал приближаться к людям, которые, отойдя друг от друга, приняли боевую позу. Выбрав себе жертву, леопард стал ползком подбираться к ней. Все ближе и ближе… Оказавшись на расстоянии двух саженей, зверь приподнялся и начал огибать человека по кругу, изучая его.

Тувия смотрел в пустые янтарные глаза своей смерти. Так просто свою жизнь он ни за что не отдаст! Приготовив копье, юноша принялся синхронно двигаться вместе с леопардом. Он надеялся успеть нанести хищнику хотя бы один удар. В глубине души Тувия понимал, что обречен…

В этот момент рабы выпустили на арену трех львов. Их голодный рык потряс воздух. На воле лев обычно всегда убивает леопарда, поэтому леопард на арене инстинктивно повернул голову на раздавшееся рычание. Этого было достаточно. Тувия мгновенно выбросил свое копье вперед и пронзил леопарда в шею. Почувствовав укол, зверь присел. Угрожающее зарычав, он начал яростно мотать шеей, пытаясь освободиться от засевшего в шее железного шипа. Безуспешно! Тогда зверь присел на задние лапы и вместе с копьем кинулся на Тувию. Все продолжалось какие-то мгновения.

Хищник вонзил свои мощные и загнутые, как шипы, длинные когти в человеческую плоть. Юноша дико закричал. Он не хотел умирать! Но смерть была безжалостна… Леопард впился клыками в шею Тувии, а когтями в его грудь. Несчастный упал под тяжестью зверя. Уже умирая, человек и леопард продолжали бороться. Издав последний рык, леопард захрипел, повалился на бок и замолк. Огромные лапы зверя судорожно задергались. Какое-то время он агонизировал и затих… Все было кончено. Оба лежали на песке бездыханными: несчастный зелот с разодранной грудью и сломанной шеей и леопард с торчащим из шеи копьем. Вокруг растекалась огромная лужа крови.

Тем временем рядом продолжался поединок между другими зелотами и львами. Но и он оказался недолгим. На арене остались лежать бездыханные тела юношей. Львы принялись за кровавый пир. Сердито рыча, когда один из них опережал другого, они вскакивали и принимались драться. Изредка они поднимали свои окровавленные оскаленные морды, оглядывались вокруг и довольно облизывались.

Саломея сидела, облокотившись о портик, закрыв глаза и дрожащими руками зажав уши. Однако до нее все равно долетали ужасные звуки, издаваемые львами, поедающими человеческую плоть. Ирод скользнул по ней отсутствующим взглядом и спросил:

– Зачем она здесь?

– Мир слишком жесток, – ответила Иродиада и, пожав плечами, добавила: – Она привыкнет.

– Это ты – жестокая мать. – Ирод осуждающе посмотрел на нее. Потом перевел взгляд на Саломею. Ему хотелось присесть рядом с ней и успокоить. Иродиада заметила его мечтательный взгляд. На ее лицо набежала тень. Повернувшись к дочери, она недовольно произнесла:

– Если тебе дурно, можешь уйти!

– Нет, – ответила Саломея. Ей не хотелось показать свою слабость перед матерью, а особенно перед Иродом. Девушка храбро подняла голову и с ужасом смотрела на пирующих львов. Заметив взгляд дочери, Иродиада торжествующе сказала:

– Вот видишь. Моя дочь такая же, как я!

Она замолчала и посмотрела на арену. Воцарилась тишина.

– Как ты поступишь с теми людьми – Иоанном и Закарией? Их надо предать такой же казни. – Она испытующе взглянула на мужа.

– Не знаю, – нахмурился Ирод. Его лицо помрачнело. Зачем она напомнила о них? Ему жаль обоих. В глубине души он и сам хотел бы убить Иоанна, но боялся народа, потому что его почитали за пророка[24].

– Иоанн муж праведный и святой[25], – неуверенным голосом попытался оправдаться Ирод и трусливо спрятал глаза.

– Ты пресмыкаешься. А сам не веришь тому, что говоришь! – Она презрительно скривила губы. – Вспомни! Грязный бродяга призывал народ к восстанию! Твой бывший друг предал тебя!

Она напомнила ему о том, о чем он хотел бы забыть. На губах жены змеилась ядовитая насмешка, в глазах были презрение и осуждение. Иродиада чувствовала свою правоту и превосходство над мужем, видела его жалкие колебания и старалась задеть его побольнее.

– Не ты принимаешь решение – я! – сердито оправдывался Ирод и посмотрел на Саломею. Но та опустила голову.

Не найдя поддержки, Ирод вздохнул и неожиданно сказал:

– А пусть она решит, – и кивнул на Саломею. – Как она скажет, так я и поступлю!

Ирод торжествующе посмотрел на жену и откинулся на спинку ложа. На лице Иродиады промелькнуло изумление.

Саломея в растерянности повернулась к ней. Мать незаметно кивнула ей, чтобы она соглашалась.

– Позволь мне подумать, господин, – неуверенно произнесла Саломея и вопросительно посмотрела на мать. Та одобрительно покачала головой.

– Хорошо, – важно произнес Ирод. Голос девушки казался ему подобным нежной и певучей сладкоголосой арфе. Он ласкал ее взглядом и многозначительно гладил висящую на груди золотую звезду.

Пока они разговаривали, служители успели загнать зверей в клетки и убрали с арены растерзанные человеческие останки.

Вернувшись во дворец, тетрарх объявил, что через несколько дней во дворце состоится пир.

Глава 36

Перед рассветом возле покоев Саломеи раздались шаги. В комнату вошла Иродиада. В руках у нее покачивался светильник из обожженной глины, который отбрасывал на ее застывшее лицо и стены жутковатые тени. Поставив светильник у изголовья, Иродиада присела возле дочери и какое-то время оставалась неподвижной. Очевидно, какая-то неотвязная мысль тревожила и душила ее. Невольно поддавшись ее влиянию, Иродиада встала и, вынув кинжал, стала размышлять, куда лучше нанести удар. Спустя мгновение она, будто опомнившись, с удивлением взглянула на свою руку и с тихим стоном уронила кинжал на ковер.

Саломею разбудил этот стон. Она открыла глаза и увидела мать. Та была похожа больше на мертвеца, чем на живого человека, – так было искажено ее лицо, а взгляд казался безумным.

– Мама? Зачем ты здесь? – в ужасе вскричала Саломея.

Приподнявшись, она вгляделась в лицо матери, судорожно пытаясь отыскать на нем подтверждение страшной догадки. Девушка поняла: мать пришла убить ее.

– Не бойся. Я не причиню тебе вреда, – глухим голосом произнесла Иродиада и умолкла. Пристально вглядываясь в испуганное лицо дочери странным пылающим взором, она присела рядом и, больно сжав руку Саломеи ледяными пальцами, повелительно произнесла: – Проси у Ирода голову Иоанна!

Саломея вздрогнула. Прозвучавшие в ночной темноте слова казались особенно жуткими и немыслимыми. Сердце девушки затрепетало от ужаса, словно мать уже вонзила в нее свой острый кинжал.

– Нет, мама! Нет! О чем ты говоришь?! – вскричала Саломея, в страхе глядя на мать. Крик рвался из груди девушки, так она была ошеломлена. Неожиданно она подумала, что, как мать или безумный Ирод, сейчас сама потеряет рассудок. В ушах у нее загудело. С силой вырвав свою руку из рук матери, как утопающий, хватающийся за соломинку, она судорожно схватила ледяные руки матери и прижала к своей пылающей груди.