– Знаю. Но это не уменьшает твою вину. Это был мой самый лучший стражник, – произнес смотритель и кивнул в сторону поверженного эфиопа. Его лицо снова исказилось. Он процедил сквозь зубы: – Сегодня же отправлю тетрарху депешу о том, что ты совершил неудачную попытку побега. И попрошу его принять скорейшее решение в отношении твоей никчемной жизни!

Рака гневно отвернулся от Закарии и отдал приказ спустить воина обратно в яму.

Прошло еще много дней и ночей, прежде чем из Тивериады прибыл Ирод. Он сошел с колесницы, и к нему сразу подбежали стражники, до этого лениво и сонно спящие возле дверей. Изнурительная жара уже несколько дней не отпускала Галилею. Раскаленное дрожащее марево висело в воздухе, заставляя людей, зверей и птиц искать убежище за каждым чахлым кустиком, деревцем или каменным выступом.

Почтительно поклонившись, стражники окружили тетрарха. Один из них, получив приказ, развернулся и пошел докладывать смотрителю. Через некоторое время раздался скрежет и в черном зеве массивных ворот появилась фигура смотрителя. За ним следовал стражник.

– Где же твой верный помощник? – язвительно усмехнулся Ирод, когда Рака приблизился.

– Он мертв. Я посылал гонца. Разве тебе не доставили мое донесение? – недоуменно спросил тот.

– Нет. – Ирод сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

– Странно, мой господин. Я накажу гонца за то, что он солгал мне.

– Обязательно накажи. Теперь сам можешь рассказать мне, – с иронией промолвил Ирод. Ему было забавно наблюдать за растерянностью и суетливостью смотрителя.

– Один из узников ямы совершил попытку побега. Чама бросился догонять его и разбился, упав с крыши.

– Назови мне имя этого узника?

– Закария Димитракис.

Лицо Ирода помрачнело:

– Где он сейчас?

– Сидит в своей яме и дожидается суда.

– Хорошо. Проводи меня к нему. Оставь здесь кого-нибудь дожидаться повозку госпожи и ее дочери. Они следуют за мной. Пусть рабы проводят их в амфитеатр и оставят там ненадолго. Прикажи подать им прохладительные напитки и фрукты, какие они пожелают, – приказал Ирод и направился к дверям. Рака отдал распоряжения и поспешил за тетрархом.

Пройдя по коридору, Ирод оказался во внутреннем дворе. Несколько мучительных мгновений он стоял неподалеку от ямы, в которой томился Закария, не решаясь приблизиться и заглянуть внутрь. Наконец Ирод отдал рабу приказ опустить вниз лестницу, а сам отошел в сторону и снова застыл на месте.

Спустя несколько мучительных мгновений на поверхности появился Закария. Какое-то время он стоял, зажмурив глаза и привыкая к яркому свету. За это время Ирод успел разглядеть его и внутренне содрогнулся. Закария выглядел ужасно. Он был изможден и бледен. Его голубые глаза ввалились, борода закрывала лицо, волосы были спутаны и грязны. Наконец Закария открыл глаза и сразу заметил Ирода. Он вздрогнул, его мужественное лицо исказилось. Неожиданно он хрипло произнес:

– Ты приехал убить меня, Ирод? – Отчаяние и негодование в его голосе были так сильны, что тетрарх невольно вздрогнул от стыда. Однако он быстро овладел собой.

– Сначала я буду судить тебя за предательство! – В его голосе сквозили высокомерие и напыщенность. Закария в ответ грустно усмехнулся.

– Вот как? Значит, это я, твой друг, предал тебя? – мягко и укоризненно спросил он.

– Ты защищал врага, который призывал народ подняться против меня. Его призывы дошли до зелотов, и они восстали! К счастью для нас, Господь смилостивился, и разбойники были разгромлены, – напыщенно произнес Ирод и с торжеством посмотрел на Закарию.

– И поэтому ты посадил Иоанна в яму? Чтобы он заживо гнил на раскаленном солнце? – с едким сарказмом спросил тот.

Ироду стало неуютно под прожигающим его насквозь взглядом воина. Он поморщился и невольно отвел глаза.

– Очисти совесть, Ирод! – взволнованно и требовательно произнес Закария. Голос его был преисполнен страстного убеждения, глаза сверкали. – Прошу тебя, правитель, даруй Иоанну свободу! Он страдает за всех людей. Не для себя прошу. Ты знаешь, что этот человек невиновен. Прояви к нему милосердие и сострадание.

В глазах Закарии плескалась последняя надежда на справедливость.

– О каком сострадании ты говоришь? Ты! Который сам предал меня! – яростно вскричал Ирод. Лицо его побагровело. В приступе гнева он судорожно сжал кулак, однако подойти к Закарии не решился.

– Значит, вот как ты обо мне думаешь, друг? – Закария грустно опустил голову. – А знаешь ли ты, что Сигон Элий Руф, которого ты назначил вместо меня, был тесно связан с заговорщиками? Я собрал достаточно доказательств, чтобы предать его суду. Но, к сожалению, не успел рассказать об этом.

Он серьезно и испытующе взглянул на Ирода.

– Ты лжешь и изворачиваешься, чтобы обелить себя и оговорить честного человека, – твердо произнес Ирод. Гримаса отвращения и брезгливости исказила его лицо. Заметив ее, Закария побледнел.

– Почему ты не веришь мне? – в отчаянии вскрикнул он и добавил: – Я говорю тебе правду! Ради прежней дружбы поверь: рядом с тобой предатель.

– Ложь! – негодующе вскричал Ирод.

– О, проклятье! – Закария побледнел еще больше. Он был ошеломлен и застыл, устремив глаза на Ирода. Недоверие человека, которому он служил верой и правдой, сразило его. Какое-то время воин стоял неподвижно, с трепещущим сердцем и раздумывал, какие еще подобрать слова, чтобы тетрарх поверил ему. Однако не нашел их.

– Сегодня ты будешь казнен, – произнес Ирод и, обернувшись к Раке, приказал все подготовить.

Закария вздрогнул. Подняв голову, он испытующе вгляделся в отстраненное лицо Ирода, потом – в безбрежную синюю даль и прерывисто заговорил, обращаясь к небесам:

– Великий Господь, пусть так! Значит, это не им, а Тобой суждено мне…

Воин умолк, потом, презрительно глядя на Ирода, добавил:

– Ты, конечно, забыл, как я закрывал тебя своим телом от тучи стрел и ударов меча на войне?

Голос Закарии окреп. Он обвинял и обличал, взывая к совести и памяти тетрарха.

– Ты отнимешь мою жизнь, но, вспоминая меня, будешь корчиться от стыда и мук совести. Ты оклеветал меня, обвинив в предательстве. Все сказанное тобой – ложь. И ты не сможешь отнять мою честь. Смерти я не боюсь! Скоро ты сам предстанешь перед судом Господа и будешь наказан, – гневно произнес Закария и замолчал.

Ирод отвернулся и задумался. Гнев его утих. В глубине души он сознавал: слова Закарии справедливы и искренни. Его невольно тянуло подойти к нему, забыть про свои обиды и по-братски обнять верного товарища. Ирод даже задумался о том, какие слова о собственном великодушии он произнесет. Но малодушные сомнения вновь налетели на него и с новой силой терзали его трусливое сердце. Тетрарх вздохнул и опустил голову. Невольно он вслушался в слова Закарии:

– Ты строишь города и дороги, возводишь театры, цирки и новые храмы. Но скажи, зачем Господу твои храмы и жертвы, если ты неискренен? Ты произносишь молитву, обращаясь к Господу, и одновременно готов пытать и казнить своих соплеменников, восставших против римских поработителей. Для народа ты стал олицетворением тирании Рима над миром. Наш Господь хочет увидеть в тебе искренность. Чистая молитва, обращенная к нему со смирением и сокрушением, приятнее Ему, чем твои жертвенные волы и мулы, дворцы, театры и цирки. Ты приносишь Ему и людям дары не от чистоты сердца, а от тщеславия и кичливости, которые властвуют твоим сердцем. Знай же, правитель, что всегда будут мерзки Господу твои жертвы, предлагаемые без сердечной теплоты и любви, с надменностью и высокомерием. Ибо сказал Он: «Жертвы ваши неприятны Мне»[23].

Ирод задохнулся от гнева.

– Довольно! – возмущенно выкрикнул он и повернулся к Раке. – Немедленно опусти его в яму!

Рака сделал стражникам знак, и те подтолкнули воина к яме. Закария распрямил плечи и, не оглядываясь на тетрарха, подошел к ее краю.

Глава 35

Иродиада величественно сошла с повозки и, раскрыв зонт, остановилась, окруженная рабами, в ожидании Саломеи. Стражники спешились и, встав в отдалении от госпожи, заговорили между собой.

На Иродиаде был ярко-синий пеплум, перехваченный в талии широким поясом, расшитым золотыми нитями и вкрапленными в них драгоценными камнями. Густые черные волосы ниспадали на плечи пышными локонами. Вчера Ирод торжественно пообещал ей показать травлю животными. Диких зверей, содержащихся в Махэрузе, уже несколько дней держали голодными. С одобрения префекта Иудеи Понтия Пилата их готовили для казни шести предводителей восстания. Иродиада взглянула на возвышающуюся над ней крепость и победно усмехнулась. Сердце ее возбужденно забилось в предвкушении кровавого зрелища.

По каменным плитам загрохотали колеса. Из-за угла показалась украшенная цветами повозка. Она остановилась, и из нее вылезла Саломея. Рабыня собралась было сойти вслед за молодой госпожой, но, приоткрыв шторки и наткнувшись на грозный взгляд Иродиады, испуганно отпрянула, не смея больше показываться на глаза.

– Идем, мама, – сказала Саломея, подойдя к матери и поднимая на нее глаза. Она страшилась увидеть в них столь знакомые отчуждение и холодность, но не увидела. Мать кивнула, и они вошли внутрь. После приезда дочери Иродиада ни на мгновение не отпускала ее от себя. Она зорко следила за каждым ее шагом, как коршун, высматривающий добычу и готовый растерзать ее, как только представится случай. Саломея ни в чем не перечила матери. Больше всего девушке хотелось вернуть ее доброе расположение. Ради этого она была готова на все…

Вчера Саломея хотела отказаться от поездки на казнь. Но мать так злобно смотрела на нее и так громко кричала, что она была вынуждена подчиниться.

В сопровождении стражников и рабов, несущих над головами факелы, они направились по коридору. Иродиада не обращала никакого внимания на отчаянные громкие возгласы, раздающиеся вокруг. Саломея же в силу естественного любопытства, присущего юности, не могла удержаться и украдкой оглядывалась по сторонам. Она видела залитые слезами изможденные лица узников, их горящие надеждой глаза, слышала жалобные стоны и мольбы, чтобы процессия остановилась и выслушала просьбу о помощи. Сердце девушки сжималось от ужаса, она яростно кусала губы и торопливо шла, стремясь поскорее выбраться наружу.