Сидни безумно запала на Дэвида, владельца ресторана. Он не был красавцем, но в нем чувствовалась сила, а ей это нравилось. Сильные мужчины возбуждали ее – до тех пор, пока не начинали пугать, и тогда она немедленно уходила от них. Она научилась виртуозно играть с огнем. Ситуация с Дэвидом стала пугающей через шесть месяцев после того, как они начали встречаться. Время от времени он избивал ее до синяков, привязывал к кровати и принимался рассказывать, как сильно он ее любит. Потом он начал следить за ней, когда она выходила в магазин или в гости к друзьям. Она решила бросить его, собиралась запустить руку в кассу его ресторана и уехать в Мексику вместе с одной девушкой, с которой она познакомилась в прачечной, как вдруг узнала, что беременна.

Семь месяцев спустя на свет появилась Бэй; Дэвид назвал ее в честь своего ресторана. Весь первый год ее жизни Сидни винила тихую малышку в своей загубленной жизни. Теперь Дэвид не вызывал у нее ничего, кроме отвращения и страха – страха, подобного которому она не испытывала никогда. А он чувствовал это и бил ее еще сильнее. Это в планы Сидни не входило. Она не собиралась обзаводиться семьей. Не собиралась связывать свою жизнь ни с одним из тех мужчин, с которыми встречалась. А теперь ее по рукам и ногам связывала Бэй.

Но однажды все перевернулось. Тогда они еще жили в той квартире, которую делили с Дэвидом до того, как перебраться сюда. Бэй едва исполнился годик, и она тихонько возилась на полу с только что выстиранным бельем, наматывая мочалки на голову, а полотенца на ноги. Внезапно Сидни увидела себя саму в детстве. Она играла в одиночестве, а ее мать ломала руки и металась по их дому в Бэскоме, а потом, никому ничего не сказав, снова уехала. Ее вдруг точно током ударило, по коже пробежал озноб, а с губ сорвался вздох, который заморозил все вокруг. С тех пор она больше не пыталась походить на мать. Ее мать старалась быть хорошим человеком, но хорошей матерью стать так и не смогла. Она бросила дочерей без всяких объяснений и больше к ним не вернулась. Сидни собиралась стать хорошей матерью, а хорошие матери защищают своих детей. Ей понадобился год, но в конце концов до нее все же дошло, что оставаться с Дэвидом из-за Бэй вовсе не обязательно. Можно взять дочку с собой.

Прошлые ее побеги проходили так гладко, что она дала себя усыпить ложному чувству безопасности. Ведь раньше ее никто никогда не преследовал. Ей даже удалось закончить школу парикмахеров, до того злосчастного дня, когда она вышла из салона красоты в Бойсе, куда устроилась работать, и увидела на парковочной площадке Дэвида. Потом она вспоминала, что за миг до того, как она заметила его у машины, на нее вдруг повеяло ароматом лаванды, и она подумала, что не чувствовала этого запаха со времен Бэскома. Аромат шел откуда-то из салона, как будто пытался заставить ее вернуться обратно внутрь.

А потом она увидела Дэвида, и он затащил ее в машину. Она была удивлена, но сопротивляться не стала. Ей было неудобно перед новыми подругами из салона. Дэвид завез ее на площадку за какой-то забегаловкой и так избил, что она потеряла сознание, а когда очнулась, он насиловал ее на заднем сиденье. Он снял номер в мотеле, чтобы она привела себя в порядок, и заявил, что женщина сама виновата, когда она выплюнула в раковину выбитый зуб. Потом они вместе отправились за Бэй в ясли; как выяснилось, Дэвид навел справки и узнал, куда устроили его дочь, и таким образом разыскал их обеих. Он был само очарование, и воспитатели не усомнились в его словах, когда он сказал, что Сидни попала в аварию.

Они вернулись в Сиэтл, и она вновь осталась один на один с внезапными вспышками его гнева. Бэй играла в соседней комнате, а Сидни делала ей бутерброд с арахисовым маслом или принимала душ, как вдруг Дэвид налетал на нее и с размаху давал ей под дых или прижимал к столу, а потом срывал с нее шорты и насиловал, приговаривая, что она никуда больше от него не денется.

Последние два года, с тех самых пор, как он приволок ее обратно из Бойсе, Сидни могла войти в комнату и вдруг почувствовать аромат роз или проснуться и ощутить в воздухе запах жимолости. Эти запахи, казалось, всегда долетали из-за окна или из-за двери, откуда-то издалека.

И лишь однажды ночью, когда она смотрела на спящую Бэй и беззвучно плакала, не понимая, как ей уберечь свое дитя, если им нельзя остаться и нельзя уехать, все вдруг встало на свои места.

Это был запах дома.

Они должны вернуться домой.

В предутренней мгле они с Бэй бесшумно спустились по лестнице. Из соседней квартиры хорошо просматривалась как парадная, так и задняя дверь, поэтому они подошли к окну гостиной, выходившему на небольшой участок двора сбоку от дома, который Сьюзен видеть не могла. Сидни заранее сняла сетку от насекомых, так что ей оставалось лишь бесшумно открыть окно и спустить Бэй на землю. Следом за девочкой из окна полетела большая сумка, чемодан и маленький рюкзачок Бэй, в который она позволила дочке упаковать все те мелочи, которые приносили ей радость. Затем Сидни выбралась наружу сама и через заросли гортензии повела Бэй на парковочную площадку за домом. Грета сказала, что подгонит «субару» к дому номер 100 на соседней улице. Ключи она обещала оставить за солнцезащитным козырьком. Никакой страховки, разумеется, не было, и номер был липовый, но все это совершенно не имело значения. Главное, чтобы эта машина увезла их прочь.

Накрапывал дождик, и они с Бэй трусцой пустились бежать по тротуару, огибая островки света под фонарями.

Когда они наконец добрались до условленного места, мокрая челка совершенно залепила Сидни глаза. Она огляделась по сторонам. Где же машина? Она оставила Бэй стоять и заметалась по площадке. «Субару» был только один, но выглядел он слишком хорошо, чтобы стоить всего триста долларов. К тому же он был заперт, а внутри лежали какие-то бумаги и кофейная кружка от Эдди Бауэра. Это была чужая машина.

Сидни еще раз обежала площадку, потом на всякий случай сбегала на соседнюю улицу.

Машины не было.

Она бросилась обратно к Бэй, тяжело дыша, злясь на себя за то, что поддалась панике и бросила дочь, пусть даже всего на минуту. Это было неосторожно, а позволить себе неосторожность она не могла. Слишком ответственный был момент. Она плюхнулась на обочину тротуара между «хондой» и грузовым «фордом» и закрыла лицо руками. Все было напрасно. И как они с Бэй вернутся обратно? Обратно туда, к прежнему порядку? Сидни не могла, просто не могла продолжать быть Синди Уоткинс.

Бэй подошла и села рядышком, Сидни обняла ее.

– Все будет хорошо, мамочка.

– Я уверена, что так и будет. Давай минутку посидим здесь, ладно? Мамочка придумает, что делать.

В четыре утра на площадке царила мертвая тишина, поэтому шум приближающейся машины заставил Сидни рывком вскинуть голову. Они с Бэй юркнули за грузовичок, чтобы их не заметили с улицы. А вдруг это Сьюзен? А вдруг она уже позвонила Дэвиду?

Свет фар медленно приближался, как будто водитель что-то искал. Сидни заслонила собой Бэй и закрыла глаза, словно это могло спасти их.

Машина остановилась.

Хлопнула дверца.

– Сидни?

Перед ней стояла Грета, невысокая блондинка в неизменных ковбойских сапогах и массивных бирюзовых серьгах.

– Господи боже мой, – прошептала Сидни.

– Прости. – Грета опустилась перед ней на корточки. – Прости, пожалуйста. Я пыталась оставить машину на стоянке, но попалась на глаза какому-то мужику из этого дома, и он пригрозил, что вызовет эвакуатор. Я проезжала мимо раз в полчаса, ждала, когда ты появишься.

– О господи.

– Все в порядке.

Грета заставила Сидни подняться на ноги и подвела их с Бэй к «субару». Стекло со стороны пассажира было выбито и заклеено полиэтиленовой пленкой, а капот от крыла до крыла усеивали коричневые оспины ржавчины.

– Поезжайте. Постарайтесь уехать как можно дальше.

– Спасибо тебе.

Грета кивнула и забралась на пассажирское сиденье джипа, который въехал на стоянку следом за «субару».

– Вот видишь, мамочка? – сказала Бэй. – Я знала, что все будет хорошо.

– Я тоже, – солгала Сидни.

* * *

Наутро после банкета у Анны Чайпел Клер взяла корзинку и отправилась в сад за мятой. Пора было начинать приготовления к ежегодному обеду Ассоциации любителей ботаники, который должен был состояться в Хикори в пятницу. Как любителей ботаники, их приводила в восторг мысль о съедобных цветах, а как богатые эксцентричные дамы, они хорошо платили и могли рекомендовать Клер множеству своих знакомых. Заполучить этот заказ было большой удачей, но и работы предстояло немало, так что она намеревалась ускорить дело и нанять в помощь кого-нибудь из местных.

Сад был обнесен крепкой металлической оградой, точно готическое кладбище, а жимолость, оплетавшая ее, местами пышно разрослась, полностью скрывая участок от посторонних глаз. Даже калитка была целиком увита ее побегами, и лишь немногие знали, где скрывается замочная скважина.

Едва она вошла в сад, как сразу же их заметила.

Там, среди зонтиков дикой моркови, зеленели крохотные листики плюща.

Плющ в саду.

За одну ночь.

Сад предупреждал ее: в ее жизнь готовится вторгнуться нечто такое, что с виду приятно и безобидно, но способно при первой же возможности завладеть всем вокруг.

Она поспешно выдернула побеги и принялась копаться в земле в поисках корней. Потом заметила мохнатый стебелек, прицепившийся к кусту сирени, и попыталась подобраться к нему.

В спешке она позабыла закрыть за собой калитку и полчаса спустя вскинула голову от неожиданности, когда на дорожке, огибавшей клумбы, под чьими-то ногами захрустел гравий.

Это был Тайлер; в руках он нес картонную коробку из-под молока и озирался по сторонам с таким видом, словно попал в какое-то зачарованное место. Здесь цвело все и сразу, даже то, чему в эту пору цвести не полагалось. При виде Клер, которая на четвереньках пыталась выполоть корни плюща из-под куста сирени, он остановился как вкопанный. Вид у него был такой, будто он пытался различить ее в темноте.