– Значит, ты все знала, – глухо произнес Эли.

– Я видела, как Сван убила ее.

Эли сел на землю, он казался совершенно уничтоженным. Мы оба были такими. Мы сидели друг напротив друга и плакали.

* * *

Сван не могла спать. Она стояла у окна своей спальни и видела, как Дарл и Эли вышли из особняка, пересекли лужайку позади дома и спустились по ступеням террасы. В свете фонаря она разглядела инструменты, которые они взяли с собой. Сван прижала руку к груди, пытаясь справиться с болезненным сердцебиением, медленно повернулась и села на кушетку. «Я все потеряла. Я теряю Матильду и уже потеряла Дарл. Вот так все кончается». Она вдруг почувствовала страшную усталость.

В середине комнаты в постели заворочалась Матильда. Ночник отбрасывал на ее лицо мягкие тени. Из темноты раздался ее слабый, настойчивый голос:

– Сван! Сван!

Сван ухватилась рукой за спинку кушетки, тяжело поднялась на ноги и, чуть покачиваясь, подошла к Матильде. Сердце болело так сильно, что ей почти нечем было дышать. Она сразу же увидела, что Матильде совсем плохо. Она как-то странно дышала. Сван присела на кровать и склонилась над ней.

– Что-то не так, – прошептала Матильда. – Со мной. С нами…

Сван поняла, что Матильда думает о том же. Что это было: интуиция, совпадение, судьба, тот самый час, когда дается последний шанс и уходит последняя надежда?

– Я позову сестру, – сказала Сван.

– Нет, прошу тебя, не надо. Я не хочу быть инвалидом. Я вижу, как это приближается.

Сван охватило отчаяние. Она прижалась щекой к щеке Матильды.

– Не оставляй меня! – попросила она.

– Освободи их. Спаси их. Наших внучек. Спаси их от наших ошибок.

– Не уходи, помоги мне…

– Отпусти меня, Сван. И себе тоже позволь уйти. В этом наша любовь, которую мы обязаны отдать им.

Матильда прикрыла глаза и тяжело вздохнула.

Сван прижала ее к себе, укачивая, как младенца, и тихо заплакала.

– Сестричка моя… – прошептала она.

* * *

Эли и Дарл сидели друг напротив друга. Между ними была могила Клары. Эли, не перебивая, слушал рассказ Дарл о том, как это случилось и почему. Он видел, как боль пронизывает ее, и у него все переворачивалось внутри. Дарл смотрела на него так, как будто ни минуты не сомневалась, что он испытывает к ней только ненависть. А Эли не знал, как сказать, что это не так, что он прощает ее. Впрочем, какая-то частичка его души говорила, что не следует этого делать. Но ведь Дарл решилась открыть ему правду, забыв о своей семье!

Дарл закончила свою печальную повесть. Она задыхалась, по ее лицу текли слезы, а к рукам и коленям прилипла земля с могилы Клары. Эли чувствовал, как в нем закипает ярость. Он встал, поднял лопату и с размаху опустил ее на мраморный постамент гигантской вазы. Раздался грохот, отозвавшийся эхом в лесу, во тьму полетели искры. Черенок лопаты переломился пополам, осколки мрамора полетели во все стороны. Один из них оцарапал щеку Эли под самым глазом, оставив кровавый след.

Дарл даже не пошевелилась. Она не сводила с него глаз.

– Я все подробно написала. Все о моей бабушке и обо мне. Я написала всю правду, только не стала впутывать Матильду. Мое признание лежит в библиотеке в конверте. Завтра же я отнесу его в суд и передам окружному прокурору. Я прошу тебя только об одном: никогда и никому не рассказывай об участии Матильды.

От такого самопожертвования у Эли ослабели колени.

– Я хочу знать, почему ты молчала столько лет.

Дарл как-то обмякла.

– Да поможет мне бог, – прошептала она. – Я люблю тебя, но и бабушку я тоже люблю.

Эли обошел вокруг разрытой могилы и встал на колени перед ней.

– Отдай мне кулон, – хрипло приказал он и протянул руку. «Она должна выбрать, и она выберет меня». Дарл положила семейное украшение Клары ему на ладонь. – Выбирай, – сказал Эли. – Выбирай между мной и всем, что связано с этим куском мрамора. Выбирай между мной и Сван. Выбирай – и уходи со мной, чтобы никогда больше не оглянуться назад.

– Я не могу, – прошептала Дарл. – Сван – это я, она часть меня. Она столько страдала, чтобы мы с Матильдой и Карен могли жить! И я не оставлю ее.

Эли взял Дарл за плечи:

– Ты только что вернула мне моего отца. Свободного, невиновного, чистого. Но мне нужна и моя девочка, моя Дарл.

По ее лицу заструились слезы. Она покачала головой.

– Ты должен отпустить меня. Я сама накажу Сван.

В Марбл-холле зазвонил колокол.

* * *

Я оцепенела. Эли готов был простить меня, но я не позволила ему этого!

Когда мы с ним взбежали по ступеням террасы, то увидели у колокола Леона, освещенного светом фонарей. В его глазах стояли слезы, с одежды стекала вода. Он молча кивнул головой в сторону бассейна.

Сван лежала на мраморных ступеньках, которые уходили в глубину. Одна рука ее оказалась под головой, волосы колыхались на воде вокруг нее. Над бассейном поднимался легкий белесый пар, и белый шелковый халат Сван казался огромными крыльями. Она сама была пугающей и нереальной. Ангел, дух, освободившийся от земного притяжения, подчиняющийся только ею установленным законам.

– Я нашел ее и подтащил к бортику, – объяснил Леон. – Мисс Сван выбросилась из окна своей спальни. Никто не видел, как это случилось. – Он судорожно сглотнул. – Я вызвал «Скорую». А Карен наверху со своей бабушкой. – Леон посмотрел на особняк с нескрываемой печалью. – Мисс Матильда умерла.

Я бросилась мимо Леона к бассейну, спрыгнула в воду и подошла к бабушке. Ее глаза были закрыты. Даже в неярком свете я заметила, какое измученное, исстрадавшееся у нее лицо.

– Сван! – негромко позвала я. – Бабушка…

Она открыла глаза, огромные, синие, безжизненные, и посмотрела на меня.

– Я знаю, куда ты водила Эли, – сказала она. Я кивнула:

– Теперь я отвечаю за все. Я рассказала ему правду.

Взгляд Сван оторвался от моего лица, когда Эли вошел в воду и встал рядом с ней. Он выглядел мрачным и просто смотрел на нее. Краем глаза я видела, что Леон подошел ближе и стоит на бортике над нами.

– Я должен пойти посмотреть, как там Карен, – объявил он, повернулся и ушел в дом.

Оставшись наедине со Сван и Эли, я повторила свои слова:

– Я теперь отвечаю за все, бабушка. И сама принимаю решения. Я рассказала Эли о том, что мы сделали. И разбираться с последствиями тоже буду я.

– Ты всегда удивляла меня, – прошептала она, но не сводила глаз с Эли. В его взгляде не было жалости и снисхождения. Он медленно поднял руку и показал ей кулон Клары. Бриллиант сверкнул в свете фонарей.

– Вы убили свою сестру, – сказал он. – И вы позволили умереть моему отцу.

Сван опустила веки в знак согласия с его словами и медленно провела языком по губам.

– Ну, так толкни меня под воду. Сделай это. Моя семья выточила вашу из самого лучшего камня. Я сделала тебя таким, какой ты есть. Благодаря мне ты теперь достоин моей Дарл. У тебя хватит мужества убить меня.

У меня по телу побежали мурашки. Я наклонилась над Сван и с отчаянием смотрела на Эли. Его лицо застыло, в глазах заблестели слезы.

– Я не могу ненавидеть вас сильнее, чем люблю Дарл, – сказал он и отбросил кулон в сторону.

Я беззвучно зарыдала. Взгляд Сван остановился на мне.

– Тогда ты сделай это. – Ее голос шелестел еле слышно, как дуновение ветра. – Докажи, что ты сильная, что ты можешь. Ты видела, как это делается.

Я покачала головой. По ее воле в этом бассейне совершался какой-то странный, извращенный обряд крещения. Сван как будто получала назад свою душу и отдавала наши души нам. Я просунула руку ей под плечи, обняла, погладила по щеке, хотя мои пальцы были испачканы землей из Сада каменных цветов.

– Я люблю вас. Только вы никогда этого не понимали…

– Я понимала, но не могла позволить тебе любить меня. Ради тебя самой. И ради меня. Любить так тяжело…

– Нет, это неправда! Позвольте мне обнять вас хотя бы сейчас. Что бы ни случилось, я буду здесь, с вами.

И Сван не выдержала. Я прочла по ее лицу, что она любит меня, что просит прощения, что она отчаянно одинока, но обрела покой. Эли просил меня сделать выбор, но я не смогла. Сван сделала. это за меня. Она освободила меня, но оставила жить с истиной, которая тяжелее любого камня. И я сама решила нести эту ношу.

– Внучка, – прошептала Сван, – у меня больше нет сердца. Ты забрала мое сердце…

Я целовала ее лоб, закрытые глаза, щеки. Впервые за всю мою жизнь я касалась губами ее кожи. Она умерла у меня на руках, паря в воде, словно в воздухе.

* * *

Дарл не пожелала остаться дома. Вместе с раздавленной горем Карен она последовала за бабушкой и Матильдой сначала в морг больницы, потом в похоронный зал Бернт-Стенда. Всю ночь они просидели, держась за руки, подле накрытых простынями тел в холодном, темном помещении с мраморным полом. Люди со всего округа, услышав об этих двух смертях, пришли, чтобы молча разделить их горе. Они сидели на одеялах при свете пробивающейся сквозь облака луны. К рассвету на лужайке у входа в похоронный зал собралась целая толпа.

Эли прошел пешком по спящим улицам города до особняка Бродсайд, разбудил мать и Белл и сообщил им, что Матильда и Сван скончались этой ночью. Мать склонила голову в молитве. Белл заплакала. Эли все пытался решить, что именно он должен им сказать, какую правду, но ему это никак не удавалось. Мать и Белл как можно скорее должны были узнать, что отец невиновен в смерти Клары. Но Эли снова и снова слышал спокойные слова Дарл: «Я была там, когда Сван убивала Клару», – и едва сдерживал стон отчаяния.

– Что с тобой? Что-то тревожит? – спросила его мать.

Эли только покачал головой, и она не стала больше мучить его расспросами.

Белл осталась с малышкой Джесси, а Энни Гвен оделась и пошла вместе с Эли. Толпа на лужайке – каменотесы и торговцы, горожане и фермеры – расступилась перед ними. Энни Гвен села в кресло на веранде похоронного зала и начала вслух читать Библию, а Эли подошел к Леону.