— Но как же так? — Даша более осмысленно посмотрела на мужа. — Как же так? — И попыталась подняться на ноги. — Лиля? Ты меня не обманываешь? Она действительно жива?

— Нет, не обманываю, ее увезли на «Скорой», — ответил Алексей. — Эта девица явно караулила вас. Тебя же предупредили, что она почти невменяема.

— Но откуда мы могли знать, что она будет стрелять? Она ждала ребенка! Зачем ей понадобилось себя убивать! Это грех! Страшный грех!

— Почему ты так беспечна, Даша? — спросил Алексей. — Ты должна была сразу ее узнать!

— Я никогда ее раньше не видела, — ответила Даша, и вдруг сполохом молнии мелькнуло в ее памяти давнее воспоминание. Нет, неправда, видела! Ей хорошо знаком этот мрачный взгляд исподлобья. Взгляд, в котором переплелись отчаяние и тоска одновременно. И ненависть! Это было весной, восемь лет назад. С Владом у них все только начиналось. Они садились в его служебный джип, и вдруг случайно, боковым зрением Даша заметила на обочине эту девушку. Ее мгновенный взгляд был столь же беспощаден, как выстрел в спину. Но Даша была слишком счастлива тогда, чтобы придать ему значение. Влад смеялся, шутил, обнимал ее за плечи, поторапливая сесть в машину. И она тотчас забыла и об этой девушке, и об этом взгляде. А забывать не стоило. Ничего не стоит забывать.

«Скорая помощь» и милицейские автомобили тронулись с места, толпа любопытных тоже стала медленно растекаться в разные стороны. Алексей помог Даше подняться и повел ее к машине. Только теперь она заметила, что идет босиком. Алексей объяснил, что при падении она переломала каблуки, а одна туфля отлетела под колеса такси, которое в то время трогалось с места. Словом, спасать оказалось нечего.

С трудом она доковыляла до машины, и навстречу им, словно джинн из лампы, рванулся Аристарх Зоболев. Даша споткнулась от неожиданности, больно ударила палец, но критик заслонил ей дорогу. Лицо его посерело, губы тряслись.

— Дарья, Дарья, — повторял он и озирался по сторонам. Взгляд у него был странным и почти безумным. — Как ты? Жива? — справился он наконец, задыхаясь, и ткнул в нее пальцем: — Смотри, кровь!

Даша опустила взгляд и охнула от неожиданности. Ее белый нарядный костюм был в отвратительных бурых и грязных пятнах. Пуговицы на жакете болтались на одной нитке или были вырваны с мясом, на колене на брюках зияла дыра, на ладонях продолжали кровоточить ссадины.

— Алеша! Дай мне платок! — попросила она мужа. Но он сам принялся вытирать ей лицо, очень мягко касаясь болезненных участков кожи. Эти ласковые касания его рук, несомненно, принесли ей облегчение. Зоболев по-прежнему стоял рядом и, когда Даша вновь посмотрела на него, засуетился.

— Твоя сумочка! Я ее подобрал! — Педикула протянул ей сумку, которая являла собой еще более жалкое зрелище, чем Дашины брюки и прочая одежда. Затем подал ей тетрадь в клеенчатой обложке, Пашин дневник. — Это я рядом нашел. Твое?

— Мое! Спасибо! — сказала она и, прижав платок мужа к виску, где до сих пор кровоточила глубокая царапина, пригнула голову и неловко протиснулась в машину.

— Даша, прости, — Зоболев ухватился за дверцу и умоляюще заглянул ей в глаза. — Только пятьсот рублей! Трубы горят! А деньги в номере. Завтра отдам. Ты ведь приедешь в Сафьяновскую?

Даша мгновенно пришла в себя и с негодованием посмотрела на Педикулу.

— Отойди! — прошипела она сквозь зубы. — Нет у меня денег.

— Не жадничай, — загнусавил Зоболев. — Я ведь за твое спасение выпью, за счастливое избавление от убиения!

Алексей протянул руку и вложил в ее ладонь пятьсот рублей. Даша с недоумением посмотрела на него. Он лишь улыбнулся и кивнул головой.

— На, возьми! — Даша резко выбросила руку со скомканной купюрой в окно. Деньги упали на асфальт. Аристарх мгновенно подхватил их, а Даша презрительно улыбнулась: — Это тебе гонорар! Думаю, за тобой не заржавеет. Обо мне можешь говорить и писать все, что угодно. Но девчонку не тронь! — Она кивнула в сторону обведенного мелом силуэта тела на асфальте. Кровь уже потемнела и отливала глянцем. — Посмеешь, получишь сполна! От меня и от Л или! Ты нас знаешь! — И захлопнула дверцу.

Машина покинула стоянку, Зоболев проводил ее взглядом. Затем задумчиво посмотрел на скомканную купюру и, разгладив ее, не менее задумчиво выругался:

— Сука!

Но Даша уже его не слышала. Она откинулась головой на спинку сиденья и закрыла глаза. Все звуки заглушало биение пульса. Влад! Влад! Влад! — стучала в висках кровь, а может, это ее сердце трепетало в унисон с машинным двигателем. Вла-ад! Вла-ад! Зачем ты снова напомнил о себе? Все отпущено с богом, перечеркнуто, выброшено и забыто! Она прижала ладони к лицу. Нет, нет и еще раз нет! Нет Влада! Нет Паши! Нет любви! И тут же спохватилась, а как же Алексей? Он был рядом. Его руки уверенно лежали на рулевом колесе, и он вел машину домой, туда, где их ждали маленький Павлик и Марфа Артемьевна. Почувствовав ее взгляд, он посмотрел на Дашу, улыбнулся и включил магнитофон.

Из динамика, забивая все звуки, вдруг вырвался на волю голос божественной Аллы Борисовны. Страдающий и одинокий, метался он по салону, плача и проклиная:


А, ты думал — я тоже такая,

Что можно забыть меня,

И что брошусь, моля и рыдая,

Под копыта гнедого коня.


Или стану просить у знахарок

В наговорной воде корешок

И пришлю тебе страшный подарок —

Мой заветный душистый платок.


И Даша не выдержала. Всхлипывая и обливаясь слезами, принялась повторять вслед за великой певицей шепотом, как заклинание:


Будь же проклят.

Ни стоном, ни взглядом

Окаянной души не коснусь,

Но клянусь тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь

И ночей наших пламенных чадом —

Я к тебе никогда не вернусь [8]


Песня закончилась, пошла реклама, и Алексей уменьшил звук.

Даша глубоко вздохнула, стараясь унять слезы. Алексей молча погладил ее по руке. И она благодарно улыбнулась мужу, но все-таки не сдержалась, спросила:

— Скажи, как Светлана сумела меня вычислить?

— Не думаю, что это слишком сложно, — ответил Алексей. — О твоем приезде сообщили все кому не лень. И в «Новостях», и в газетах. Где ты живешь, тоже нетрудно узнать. Наверняка она пасла тебя от самого дома, однако возле УВД не посмела стрелять.

— Но зачем вообще она это затеяла? Решила отомстить за смерть Влада? Неужели так любила его? Жизни без него не представляла? Или я чего-то не понимаю?

Алексей, не отводя взгляда от дороги, сказал:

— Ты никогда не думала о том, что настоящая любовь бывает пускай не у всех, но у многих людей. И нельзя ее монополизировать.

Даша в удивлении посмотрела на мужа. Кажется, она поняла, что он имел в виду, но промолчала. Слишком долго она тонула в своем горе, но так и не утонула, не понимая, что на плаву ее удержала Алешина любовь, настоящая, преданная любовь. Алексей не произнес ни одного обидного слова в ее адрес, однако Даше стало неимоверно горько и стыдно за ту боль, которую вольно или невольно она ему причиняла.

— Прости, — произнесла она сквозь зубы, — прости, Алеша! Я знаю! Я — эгоистка! Но, честное слово, я люблю тебя!

— Ты поспи немного, — сказал он ласково. — Я все понимаю и не обижаюсь!

Даша благодарно пожала его лежащую на баранке руку, снова откинулась головой на спинку сиденья и закрыла глаза. И тотчас вздрогнула, как от удара. В сознание, словно ночной воришка в квартиру, вкрался вдруг тот почти трехлетней давности, изрядно напугавший ее сон: …бабка отвела руку гостьи, захихикала мерзко и склонилась к ее лицу. Крошечные, отливающие красным глазки-буравчики окинули ее злобным взглядом, отчего ей стало совсем жутко, и она опустила глаза, чтобы не видеть эти безобразные бородавки на темной коже, глубокие, как овраги, морщины…

Колдунья, заметив ее смятение, открыла беззубый рот, затряслась от хохота и, ухватив гостью пальцами за шею, пригнула ее лицо к большой деревянной чаше. Там плавала отрубленная голова Влада. Она закричала не своим голосом, отшатнулась, подняла руку, чтобы осенить себя крестным знамением, но бабка рванула ее руку вниз и снова подсунула ей под глаза чашу. Там лежала половина разваренного кочана капусты… Даша мгновенно открыла глаза. И вдруг поняла, что ее поразило, когда она увидела труп Макарова на фотографии. Она не могла ошибиться: часы были надеты на левую руку. А Влад был левшой и всегда носил часы на правой руке…