– Со мной еще ни разу такого не случалось… Я просто теряю голову…

– А вот это ни к чему… Ваша голова вам еще пригодится так же, как и мне… Поцелуйте меня… Или нет, давайте сначала примем ванну… Она у меня непростая… Я растворила в ней ароматические соли… Пойдемте, – она взяла его за руку и потянула за собой в ванну. Там она сняла с себя последнее белье, заставила проделать то же самое и своего гостю, затем предложила ему первому забраться в зеленоватую ароматную воду, от которой поднимался легкий пар. – Не бойтесь, вода терпимая, даже приятная… Мы с вами сейчас расслабимся… Давайте перейдем на «ты», черт тебя подери…

Фальк довольно ловко залез в ванну, вытянул свое длинное худое тело с обмякшим членом и прикрыл глаза от удовольствия. Неужели он сейчас будет обладать этой женщиной? Ему такое даже во сне не могло присниться…

– А теперь, старая скотина, говори, что ты делал в квартире Селиванова 30 мая… Не расскажешь всего, что произошло, я просто нажму на эту кнопочку и ты умрешь, как на электрическом стуле…

Фальк открыл глаза и увидел обыкновенный электрический фен, который Виктория держала над поверхностью воды. Шнур тянулся к розетке, и Фальк понял, что она не шутит: достаточно ему не выполнить ее приказание, как она включит фен и опустит его в воду… Самая простая схема убийства.

В тот страшный момент, когда он понял, что находится на грани жизни и смерти, он заметил массу мелочей, на которые бы в обычных жизненных ситуациях не обратил бы внимания: на животе Виктории красовался небольшой, но еще совсем свежий шрам, он был розового цвета и на нем даже выступили прозрачные капельки «лейкоцитов» (как говорила ему в детстве мама-терапевт) и еще… шов немного кровил; на полочке ванны стояло три разноцветных флакона с шампунями и большой кусок розового мыла; горячая вода стала быстро остывать («Вот так же быстро сейчас начнет остывать и мое мертвое тело.»)…

– Как жаль, что не все это приснилось… Кстати, у вас шов воспалился… Наверно, вы резко вставали, когда подбегали, чтобы поцеловать меня в щеку… Я расскажу вам все, что знаю. Признаюсь вам откровенно, я не хочу умирать. Я люблю жизнь. К тому же, рассказав все вам, я не буду чувствовать себя подлецом, потому что совершенно ничего из ряда вон выходящего в этом городе, как и в квартире Селиванова не произошло… Я огорчен тем, что ошибся в вас…

Она включила фен и направила его на него: струя теплого, упругого воздух с запахом легкой гари немного привела его в чувства.

– Итак, вас интересует 30 мая. Вообще-то, я прилетел в С. 29 мая. И не один. А с тем самым Михаилом Александровичем, который нас сегодня, собственно, и познакомил… То есть, с Агеевым. Наша цель была одна – встретиться с Бурковицем. Надеюсь, вы знаете, кто это такой?

– Знаю, это хирург, который в свободное от работы время занимается антиквариатом..

– Вот к нему мы, собственно и приехали.

– Но почему-то оказались на квартире Селиванова.

– Постараюсь объяснить. Агеев, если можно так выразиться, поставщик Барковица. Бурковиц – солидная фигура в нашем антикварном мире. У него солидная коллекция французских импрессионистов, много ювелирных изделий ХП века, есть украшения из семьи Романовых и княгини Лопухиной… Удивительно, как только он успевал совмещать медицину с таким хлопотным делом, как торговля антиквариатом… Понимаете, он был из тех профи, которым доставляет удовольствие не созерцание шедевров, от которого у некоторых просто голова кружится… Нет, ему было интересно перепродать, чтобы затем купить что-то другое и так далее… Вы понимаете меня?

– Отлично понимаю. Что дальше? Зачем Агеев приехал к Бурковицу?

– Чтобы показать ему фотографию с картины Роже Лотара

«Рыжая девушка с кофейником». Он знал, что Бурковиц, едва услышит имя Лотара, сразу же клюнет на это… И его расчет оказался прост…

– Поподробнее в этом месте.

– Дело в том, что небезызвестный вам журналист Селиванов приблизительно пару месяцев назад проделал колоссальную работу: нашел компромат на Морозова. Слыхали о таком?

– Морозова или я ослышалась? – Она-то надеялась услышать про Родионова. Но Морозов – тоже хорошо. Это же радикальная оппозиция президентскому корпусу, как настоящему так и – потенциально – будущему. – И что же дальше?

– А то, что ему надоело быть бессребреником и он решил на этой информации сделать деньги. Он вышел не людей Морозова и объявил им о своем намерении опубликовать свой материал в центральной прессе… Причем, он не блефовал… И подтверждением тому была крупная, даже по нашим временам, сделка: Морозов расплатился с ним коллекцией Лотара, которую приобрел на аукционе Кристи через подставных лиц. Он собирался перепродать ее в Париже некому Франсуа Планасу, весьма известному коллекционеру, у которого, собственно, и находится самое большее число лотаровских картин, но узнав о том, что он за один день может быть буквально уничтожен, смешан с грязью, Морозов обменял эту коллекцию на документы и фотографии. Вот таким необычным образом эти чудесные картины оказались в С., у журналиста Селиванова. Я лично встречался с ним в Москве и оценивал картины, чтобы он понял, что ему дали хорошую цену за компромат…

– Вы делали это из любви к Морозову?

– Нет, он просто нанял меня как частное лицо и заплатил мне за работу эксперта… Так что Селиванов не сомневался в том, что у него теперь есть драгоценная коллекция, на которой он в дальнейшем может сделать неплохие деньги и вообще уехать к чертовой матери отсюда… Извините, я увлекся… Но Агеев – авантюрист по натуре, причем это у него в крови… неистребимо… У него в штате с десяток талантливых художников, которые работают на него за гроши и делают превосходные копии…

– Поняла: Агеев еще в Москве поменял подлинники Лотара и Селиванову привезли копии, так?

– Совершенно верно. Тут, понимаете ли, все дело в уникальности этой коллекции… Двеннадцать картин самого

Роже Лотара и вдруг у какого-то провинциального журналиста, причем зарвавшегося журналиста… Я и сам был не прочь помочь Агееву в его афере… Но, правда, еще не знал, чем это может обернуться. Дело в том, что вообще-то живу не в Москве, у меня квартира в Париже, прямо возле Триумфальной арки (будете там, заходите запросто) … Я приехал-то в Москву по поручению Планаса, который хочет выкупить эту коллекцию… Я не знаю, как Агеев провернул дело с копиями, но подлинники-то остались у него… Он трус, но дело свое знает… Я собирался купить у него эти картины и давал хорошую цену, но для начала я должен был помочь ему еще в одной авантюре…

– Снова поняла: он решил прокатить эти копии еще раз, всучив их Бурковицу. А вы ему понадобились для того, чтобы оценить эти полотна в присутствии Бурковица, так? Ведь вы, как я понимаю, авторитет для Бурковица и ему подобным?

– Совершенно правильно. Какая у вас ясная головка. Вы не замерзли?

– Нет. Не отвлекайтесь. Итак…

– …Агеев приехал к Бурковицу и сказал, что у Селиванова, можно сказать, под самым боком, находится бесценная коллекция Лотара. Но из Парижа приехал Фальк, который собирается купить ее у Селиванова. Агеев затравливает Бурковица, у того загораются глаза и он просит, чтобы Агеев организовал ему эту коллекцию, то есть, поговорил с Селивановым и пригласил для оценки меня, Фалька. То есть, мало того, что он хотел увести эти картины у меня из-под носа, так еще и пригласить меня для оценки… Притвориться, что он ничего не знает о моем намерении купить коллекцию… Вы улавливаете?

– Не то слово. Дальше…

– Ну Агеев и рад стараться, устроил сделку: Бурковиц заплатил за коллекцию такую сумму, что, подозреваю, ему пришлось расстаться либо с екатерининским жемчугом, либо с индийским бриллиантом «Ганди»…

– Вы присутствовали при этой сделке?

– Разумеется. Но я был спокоен, потому что знал: в Москве, в квартире Агеева находятся настоящие картины.

– А вы не боялись, что Бурковиц, узнав о том, что его надули, будет мстить?

– Я вообще ничего не боюсь… Даже вашего фена… Все мы, в конче концов, смертны. Да, действительно, я думал об этом.

Но если бы он кому-то и мстил, то не мне, а Агееву или Селиванову… Ведь не поехал бы Бурковиц в Париж, чтобы стрелять в меня, к примеру…

– Да, не поехал. Он взял свой трофейный пистолет и поехал к Селиванову. Я только не понимаю, КАК он узнал, что картины поддельные?

– Ну, вы прямо хотите, чтобы я ВСЕ вам рассказал… Хорошо. Слушайте. Дело в том, что когда мы с Агеевым приехали в Москву, то оказалось, что картин НЕТ… Вы можете себе представить эту ситуацию?

– С трудом.

– Я был полностью уничтожен. А Агеев клянется, что его обокрали… Представьте мой шок, когда буквально на следующий день в новостях объявляют, что в Париже на каком-то далеко не престижном аукционе была выставлена коллекция Лотара, и в качестве примера приводится цена того самого женского портрета «Рыжая девушка с кофейником»… Я был готов задушить Агеева. Но, деньги Планаса были при мне, так что я мало что потерял… Хотя и понимал, что меня провели… Правда, я и за поездку в С., за так называемую оценку получил тоже неплохие деньги… Да и на русскую провинцию заодно посмотрел… Я не понял одного, за что вы пытаетесь меня убить и что вам от меня нужно?

– Все очень просто. ТЕПЕРЬ просто, теперь, когда я поняла, как Бурковиц узнал о том, что картины фальшивые: он тоже посмотрел телевизор, после чего собрался и поехал к Селиванову… Очевидно, между ними произошел серьезный разговор… Селиванов, насколько мне известно, за словом в карман не полезет, он наверняка оскорбил Бурковица или что-нибудь в этом духе… А тот, будучи в состоянии, близком к помешательству – его можно понять: отвалить столько денег за копии! – достал пистолет, который остался у него еще со времен войны, и выстрелил в Селиванова. Но потом началась другая история, сразу же после убийства прибежали какие-то люди, которым был необходим Селиванов… Вот здесь у меня логический тромб.

Наталия выдернула шнур из розетки, отложила фен в сторону, достала с полочки флоретин (который купил ей накануне Валентин) и принялась спокойно смазывать больной шов. Фальк, который в остывшей воде напоминал большую деревянную куклу с тряпочкой между ног, облегченно вздохнул: