– Егор-р! – пророкотал хозяин, и немедленно сверху над головой девочки скрипнули доски, послышалась возня, и парень кубарем скатился с сеновала. На ходу натянул рубаху, пятерней пригладил вихры. Подмигнул Асе и вылетел из конюшни на мощеный двор. – Пожар проспишь, соня! – добродушно пошутил хозяин.

Ася слышала, как открылись ворота, простучали подковы по мостовой – за хозяином прислали бричку. Сапоги исправника протопали к воротам, снова цоканье копыт, скрип колес, стуканье дверей в соседних домах. Город просыпался.

Ася шмыгнула на черный ход, сверху ее окликнули:

– Эй, Аська! Поднимайся к нам!

Сверху, перевесившись через перила лестницы, на нее смотрели Анна и Эмили. Она взлетела наверх, все трое бесшумно пересекли столовую и скрылись в комнате девочек.

– Ты видела, что горит?

В темноте обе девочки – старшая, четырнадцатилетняя Анна, и ровесница Аси, Эмили, в белых ночных чепцах и длинных батистовых сорочках походили на привидения. Белесые брови и ресницы делали в темноте их бледные лица совсем плоскими.

– Кажется, трактир, – предположила девочка, боясь даже думать, что горит чей-то жилой дом. Трактиры горели довольно часто.

– Сильно горит?

– Полыхает! Искры так и летят!

– Ты пожарных видела?

– А пламя от нас далеко?

– За папа́ бричка приехала или тарантас?

Ася перевела дух. Внимание девочек ее опьянило.

– Видела, – соврала она про пожарных. – Каски блестят, колокол гремит. Мой отец сразу на пожар пошел, как только началось. Соседи тоже побежали. А за Богданом Аполлоновичем – бричка. Так горит! Я поднималась на сеновал и все видела.

Не скрывая зависти, сестры вздохнули. Фрау Марта не позволяла своим дочерям лазить на сеновал. Это была привилегия Аси.

– Вот бы гимназия сгорела! – вдруг сказала Анна, скрипнув пружинами кровати.

– Ты что?! – ужаснулась Эмили, которая только еще готовилась сдавать вступительные испытания в первый класс. Ей должны были заказать форменное платье с фартуком и манжетами у лучшего портного в городе.

Ася завидовала Эмили. Она, не задумываясь, отдала бы все свои привилегии и свободы – ходить в лес с ребятами без взрослых, купаться в реке не на территории купальни, а там, где вздумается, гулять по городу без гувернантки – все это она отдала бы не моргнув глазом за возможность учиться в гимназии для девочек и носить форменное платье с манжетами.

– Зачем? – спросила она у Анны в полном недоумении.

Анна, похоже, была удовлетворена произведенным на младших эффектом. Она любила уязвить ближнего, но даже не представляла, насколько расстроила своим заявлением подругу своих детских игр, поварову дочку Асю.

– Фи! Вы мальки и еще не знаете, каково это, учиться там! Одна латынь чего стоит! А математика? Уж я не говорю о географии. Зубришь, зубришь все эти названия… Забудешься на уроке, а тебя классная дама линейкой по пальцам – хрясь!

Анна проворно выставила вперед, в направлении сестры, длинную худую руку. Эмили с визгом отпрыгнула.

Глаза ее от испуга стали, как у кошки Маруськи.

– Маленьких не бьют, – неуверенно возразила Эмили.

Ася не знала, что тут можно возразить, но ей ужасно хотелось что-нибудь сказать в защиту гимназии.

– А у нас в церковно-приходской школе все учителя добрые были. Батюшка Федор нас в лес водил и про птиц рассказывал.

– Сравнила! То школа, а то – гимназия! Вот у нас в прошлом году одну девочку из третьего класса на всю неделю без обеда оставили!

Видя, что наказание не произвело должного трепета на девочек с плохим аппетитом, Анна продолжала:

– А первоклашку одну стоять поставили на весь урок! А потом к директору вызывали!

– За что? – угрюмо спросила Ася, чувствуя, что глаза наливаются горячим. Она уже сожалела, что зашла к девочкам.

– А вот за то! – злобно подытожила Анна. – Забыла латинские глаголы!

Асе не хотелось продолжать разговор, тем более Эмили уже начинала хныкать, совершенно расстроенная рассказами сестры.

– Ну, зареви, плакса! – подначивала старшая.

Эмили угрожающе усилила тон зарождающегося плача. Ася буркнула «спокойной ночи» и юркнула за дверь. Нянька спала, прихрапывая. За окном хлестал ливень. «Значит, пожар не разрастется», – успокоенно подумала Ася.

Маришин храп мешал заснуть. Ася лежала и думала.

Не может быть, чтобы в гимназии было так плохо, как расписывает Анна.

Всякий раз, когда Асю посылали в булочную или же в лавку, она выбирала дорогу так, чтобы пройти мимо гимназии. Здание женской гимназии – двухэтажное, каменное, с широким парадным крыльцом. На переменах веселые гимназистки стайками высыпают на улицу и принимаются парами ходить по дощатым дорожкам, а в сухую погоду и бегать по всей улице в догонялки.

Гимназистки бывают разные. Те, что победнее, ходят в платочках, зимой – в шалях. Но большинство носит шляпки с лентами в тон форменному платью и высокие кожаные ботики на каблучках, со шнуровкой по всей высоте или на пуговках.

У Аси дух захватывало, когда она любовалась гимназистками. Особенно шикарно выглядела, конечно же, Липочка. В отличие от белесой Анны Липочка была яркой – чернобровой, румяной, в меру округлой. Красавица. Ее платья, а в особенности шляпки, всегда были самыми лучшими и очень шли к ее свежему личику и фигуре.

Ася не раз останавливалась напротив гимназии, чтобы полюбоваться Липочкой. Вот если бы ей, Асе, выпало счастье дружить с такими девочками, иметь форменное платье чуть ниже колен, с фартуком, с белым кружевным воротником, белый шелковый передник с оборками и пальто с пелериной!

Сотни раз рисовала она себе картину: вот она важно прогуливается с подругой по узким дощатым мосткам, даже не глядя в сторону простых смертных, бегущих по своим делам по пыльной улице…

Мечты терзали ее больше тем, что им не суждено было сбыться. После того как Ася окончила третий класс церковно-приходской школы, отец однозначно заявил:

– Все, выучилась. Теперь дело знай.

А разве раньше она не «знала дело»? Учеба в школе никоим образом не освобождала ее от домашних обязанностей. Летом она пасла гусей на лужайке у пруда, ходила на Обнору полоскать белье, вышивала вместе с Маришей. Заодно тайком схватывала и то, чему учила девочек Фрида Карловна.

– Фрейлейн! Спина! Голова!

Спину нужно было держать так, будто к ней привязана доска. Эмили эта наука давалась с трудом. У Аси получалось.

Она научилась держаться прямо и изящно, высоко держать голову и всегда чинно ходить, без лишних суетливых движений. Так, по мнению Фриды Карловны, должны вести себя барышни. И все же гимназия, ставшая сущим наказанием для Анны, оставалась недосягаемой мечтой для Августины. За гимназию нужно было платить, а отец считал это излишней роскошью.

Слизав соленую слезу, Ася скороговоркой помолилась Богу – попросила прощения за легкомысленные желания и зависть. Напоследок она попросила Бога позаботиться о маменьке – где бы та ни была – на земле или на небесах.


Этой же ночью, в то самое время, когда Ася выбежала на крыльцо, узрев синие отсветы молнии, в доме отца Сергия, священника Троицкой церкви, что на рву, не спали. Горело совсем недалеко, в двухэтажном деревянном доме причта. Внизу жил псаломщик Юрьев, уволенный тремя днями раньше за воровство. Во втором этаже – дьякон с женой и ребятами.

Пламя вырывалось из нижнего этажа, звенели стекла, летели вещи.

– Бегите на колокольню, – велел отец Сергий старшим сыновьям, Владимиру и Артему. – Звоните в набат! А ты, – взглянул на подлетевшего среднего, Алешу, – беги к бочке, снимай замок!

Алексей схватил ключи, метнулся во двор за братьями. Впереди мелькнули светлячками их фонарики. Наклонившись у крыльца за ботинками, услышал скрип качелей. Алексей заглянул за угол дома – на качелях, повернувшись лицом к пожару, сидел младший братишка, Ваня, и, держа перед собой икону, горячо молился.

Алексей улыбнулся, но не окликнул брата, побежал к церкви, возле которой когда-то был сооружен насос на случай пожара. Пока возился с замком, сверху, с колокольни, раздались первые удары среднего колокола. Ему вторил тот, что побольше. Удары вначале получились зловещие, мороз по коже, а затем колокола зазвонили без всякого ритма – беспокойно, тревожно и немножко весело. Ни разу Алексею не удавалось звонить заполошный! И вот снова без него. Ему не терпелось оказаться рядом с братьями, попробовать раскачать самый большой колокол. Просто руки чесались! Он вприпрыжку помчался к церкви. Отсюда хорошо был виден пожар. С гулом и треском бушевал огонь. Гром и то и дело вспыхивающие молнии усиливали общую картину. Алексей чувствовал, как внутри закипает какая-то шальная буйная сила. Взлетел по лестнице на колокольню. Там, наверху, хозяйничал ветер – рубашку так и сдирало с тела, волосы рвались куда-то. Вот где силища!

Братья вовсю трудились – колокола гудели над самыми головами.

– Дай я попробую! – попросил Алексей Владимира.

Старший брат уступил место.

– Почаще бей, чаще, – уже исчезая в люке, наставлял Владимир.

– А ты куда?

– На кудыкины горы!

Ясное дело, Владимир помчался на пожар. Вот ведь досада! И почему Алексею не пришло это в голову раньше? Вечно старший брат опережает его на несколько шагов! Наверняка тому удастся помочь пожарным, а может, даже спасти кого-нибудь!

С колокольни как на ладони было видно все. Возле горящего дома колготятся люди – кто с баграми, кто с лопатами. Пожарные вытащили со второго этажа дьяконовых младших ребят – двух перепуганных девочек. Сам дьякон передавал из верхнего окна свое богатство – клетки с певчими птицами. Старший сын отца Федора, Митька, таскал из дома иконы. Начальник охраны в серебристой каске, судя по всему, страшно ругался и приказывал дьякону спускаться самому, а не спасать птах небесных. Тот в ответ лишь кашлял в дыму, делая дело.

Видели мальчики и своего отца, который подхватил на руки дьяконовых малышей и отнес их подальше от пожара.