– Как дальше-то решила, Асенька? – наклонилась к ней матушка Александра. – Хозяева твои в Ярославль перебираются?

– Да, Александра Павловна.

– А ты-то как? С ними?

– А ее замуж отдают! – неожиданно громко сказала Маша. Ася вскинула на нее глаза, но та даже не взглянула на подругу. Маша смотрела на Алексея, будто известие это предназначалось именно ему.

– За кого же? – спросила матушка Александра.

И снова за Асю ответила Маша:

– За Антипа Юдаева! Завидный жених. Правда, папа?

Ася не услышала, что ответил отец Сергий. Она вскочила, пробормотала извинения и побежала к двери.

Выбежала в сумерки летнего вечера, хлопнула калиткой. Она бежала вдоль улицы, не замечая ничего вокруг. Выбежала на городскую площадь. Здесь только перешла на шаг, дошла до моста, свернула на набережную.

Обида на подругу стучала в голове. Зачем она так? При всех… Ужасно! Ужасно… Что делать? Куда идти? Невозможно сейчас прийти домой, слушать восторженные вздохи Эмили…

Ася побрела в беседку, где на столике все еще лежали оставленные ею цветы.

– Вы быстро бегаете, Ася.

Она обернулась. Позади нее стоял Алексей. Она вспыхнула, вскочила, хотела пройти мимо, но он снова поймал ее за руки.

– Послушайте меня, Ася. Не уходите. Мне нужно вам кое-что сказать.

Ася освободила руки и отошла к перилам, повернулась к реке. Отсюда были видны мостки для полоскания белья, наплавной мост, омут, где тонул Петер. Все было прежним, из детства. Только они были другими.

– Вот здесь я впервые вас увидел, – сказал Алексей. – Помните?

– Прекрасно помню. Я сидела под лопухом. А вы показали мне язык. Очень романтично.

– Вы не любите цветы?

Ася повернулась к нему. Он стоял возле столика и смотрел на нарциссы, которые, конечно же, завяли.

– Это вы прислали? К чему?

– Считайте, что в знак примирения. Мы оба повзрослели, давайте не будем больше враждовать?

Она пожала плечами.

– И не думала с вами враждовать. Скорее всего мы с вами и не увидимся больше.

– А вы бы хотели… не видеть меня больше?

– Послушайте, Алексей. К чему эти витиеватые разговоры? Что-то не пойму я вас. Чего вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

– Что?

– По-моему, я ясно выразился.

– Вы собираетесь жениться… в девятнадцать лет?

– Да, именно. И хочу, чтобы моей женой стали вы.

– Но почему я? Ведь вы… вы не любите меня!

– Вы верите в любовь, Ася? Вот уж никогда бы не подумал! Все эти ахи, вздохи… Вам не идет. Я вас представлял такой рассудительной, строгой, умной…

– Я вам не верю, – оборвала Ася. – Вы снова хотите меня подразнить и заставить злиться. Только у вас ничего не получится.

– Глупости, – остановил он ее и повернулся к реке.

Теперь они оба смотрели на воду. Она краем глаза видела его нервные пальцы, теребящие листик цветка, почувствовала его напряжение. Ей вдруг передалось его волнение и стало трудно дышать.

– Глупости. Я все обдумал. Война скоро закончится, вы переедете со мной в Петербург. У вас будет все, что вы захотите. Я… обещаю вам, что… не разочарую вас.

– Я поняла! – вдруг медленно заговорила Ася. – Вас Маня надоумила! Вы пожалели меня! Вот уж совершенно напрасно! Я не нуждаюсь в вашей жалости, Вознесенский, ясно? Я… сама сумею… позаботиться о себе…

Алексей скривился, как от боли, смял в пальцах и выбросил истерзанный цветок.

– Ну что вы говорите, Ася… – покачал он головой.

– Вы на моих глазах постоянно оказывали знаки внимания Эмили Сычевой! Вы вскружили голову девушке и так трезво, так холодно теперь рассуждаете о браке со мной?

Он поморщился:

– Терпеть не могу глупых влюбленных барышень. Я это делал, лишь чтобы вас позлить, но вы…

– Да вы страшный человек, Вознесенский! Я и слушать вас не желаю! Пустите меня!

Алексей загородил ей выход из беседки. Они стояли так близко, что она снова уловила его особенный запах. Она отступила на шаг.

– У меня мало времени, – сказал он. – Я скоро уезжаю… Могу дать вам лишь сутки на размышление.

– Не о чем мне размышлять!

Вознесенский вышел, остановился на тропинке.

– Я подожду до завтра.

Ася вышла из беседки, торопливо прошла мимо Алексея и возле земской больницы свернула в улицу.

Как она ни возмущалась, как ни злилась и ни уговаривала себя, что думать здесь не о чем, все же в эту ночь уснуть она не смогла. Она была в смятении.

Разговор с Алексеем все перевернул с ног на голову. Во всей этой детской горячности и очевидной для нее нелепице просматривалось что-то неуловимо привлекательное. И чем больше она об этом думала, тем яснее для нее становилось, что предложение Вознесенского, если только не имеет цели разыграть или посмеяться над ней, несет в себе рациональное зерно смысла.

По крайней мере он не врал ей о любви, в которую с его стороны она бы не поверила однозначно. Он обещал ей дом, положение в обществе – то, к чему она стремилась и чего ждала от жизни. И, что самое главное, брак с Вознесенским сразу, безоговорочно дал бы ей семью, большую семью – отца и мать, братьев и любимую сестру. То, чего ей больше всего не хватало в жизни. К тому же он – офицер и с годами станет похож на своего дядю, бравого военного из лодки. А она, пожалуй, будет походить на ту даму, супругу дяди… О! Это так заманчиво…

К утру Ася так разволновалась, что у нее разыгрался жар. Она с самого утра заняла себя работой в кухне и молча, с каким-то немым упорством скребла сковороды и кастрюли. К обеду фрау Марта попросила помочь накрыть стол, но у Аси все валилось из рук, она разбила стакан и дождалась, что фрау Марта взяла ее за руку и внимательно на нее посмотрела.

– Ты здорова, Августа?

– Да, фрау Марта. Я просто… у меня немного голова болит.

– Тебя так расстроили мои разговоры о замужестве?

Ася молчала, теребя передник.

– Может быть, у тебя имеется личная симпатия, дитя? Скажи мне.

Ася покрутила головой.

Фрау Марта села на стул возле кухонного стола и показала место рядом с собой Асе:

– Сядь.

Та послушно опустилась на табурет.

– Ты не старше Эмили, но кажешься мне более серьезной. Удивительно, но Эмили в отличие от тебя рада выскочить замуж хоть сегодня. И похоже, нам придется уступить ей в этом.

Ася молчала, пытаясь угадать, куда клонит хозяйка.

– Скажи, Ася, ты ведь, кажется, дружишь с Марией Вознесенской?

– Да, мы учились вместе. Маня… очень хорошая.

– А ее братья? Что они собой представляют? Ну например, Алексей?

Ася застыла, зажав подол передника в побелевших пальцах.

– Я… почти не общалась с ним, фрау Марта. Он, кажется, офицер.

– Да. Но так молод… Впрочем, у него хорошая протекция в столице. Я слышала, брат отца Сергия лично знаком с государем?

– Я… я не знаю, – пролепетала Ася, не поднимая глаз.

– Это правда, что Вознесенский ухаживает за Эмили?

Асе хотелось провалиться сквозь пол кухни, оказаться в темном подполе среди мышей, чтобы только не отвечать на вопросы фрау Марты.

– Разве Эмили не рассказывала вам? – выкрутилась она.

– Иногда мне кажется, что Эмили слишком романтична и подвержена фантазиям. Впрочем, я была бы довольна, окажись это правдой. Я была бы спокойна, устроив столь удачно среднюю дочь. Это для нас неплохой вариант.

«А для меня – похотливый вдовец Юдаев», – с обидой подумала Ася.

Вдруг разом, пеной, поднялись в душе все ее детские мечты, перемешиваясь с обидами. Ей вдруг захотелось закричать, затопать ногами, разбить тарелку. Но она знала, что никогда не позволит себе ничего подобного в присутствии фрау Марты.

После обеда, по обыкновению, семья Сычевых находилась в гостиной. Фрау Марта раскладывала пасьянс, Эмили и Грета вышивали гладью, Богдан Аполлонович курил трубку и шелестел газетами, изредка цитируя особенно интересные, на его взгляд, выдержки. Фрау Марта качала головой, что могло означать как согласие, так и сомнение.

В раскрытое окно доносились равномерные удары – Петер тренировался в метании ножичка. Вся стена сарая была испещрена следами этих тренировок.

Ася на кухне перебирала крупу, когда Петер – долговязый подросток – вбежал в дом с парадного крыльца и, перепрыгивая через три ступеньки, поскакал наверх.

– Папа! Папа! Там парни пришли! Свататься!

Ася застыла со своей крупой, осталась сидеть, склонившись над столом, не сделав ни одного движения. Она слышала, как наверху все пришло в движение, что-то уронили, кто-то побежал по лестнице.

В кухню влетела бледная Эмили. Глаза ее были широко раскрыты, губы трепетали. Она показала в сторону окна:

– Ася! Посмотри, это он?

Ася встала и подошла к окну. Во дворе стояли братья Вознесенские – Алексей и Артем. У Алексея в руках был огромный букет сирени.

– Да.

Эмили прислонилась спиной к двери. Вид ее говорил, что силы вот-вот покинут ее.

– Тили-тили тесто, – ехидно пищал под дверью Петер.

– Петька, исчезни!

Эмили пересекла кухню и рухнула на табурет у стола. Ася стояла спиной к стене рядом с окном и смотрела на Эмили. Но не видела ее.

Они обе слышали, как парни протопали наверх, как рокотал там, наверху, голос хозяина.

Минуты стучали в висках, звуки проникали в кухню и таяли в ней – вот цокот копыт по мостовой, вот часы пробили на Троицкой церкви, вот Север залаял на кого-то… А наверху было тихо, и оставалось только ждать. Но это ожидание отнимало у Аси последние силы. Выйти из дома, убежать… Конечно, она должна уйти сейчас, немедленно!

Ася сделала движение к двери, но Эмили перегородила ей дорогу:

– Не уходи, Асенька! Побудь со мной! Мама велела мне ждать внизу, я одна не выдержу этого ожидания. Сядь со мной, послушай!

Ася позволила усадить себя на табурет у стола. Эмили держала ее за руку и сверлила горячечным возбужденным взглядом.

– Я не верю, что это случилось! Нет, нет! Что я говорю, ты же знаешь, я всегда верила, я ждала! Это не могло быть иначе, это должно было случиться, я знала! Помнишь, я говорила тебе, что непременно в этот приезд… Ведь такие вещи чувствуешь? Ах, что я говорю, тебе не понять, ведь ты не любила. Но это так, это такое… Только бы папенька ничего не сказал, ведь ты его знаешь. Он обидеть может, а Алексей такой гордый…