– Вот пример настоящей платонической любви! – вдохновенно заявила Сонечка, когда после спектакля они выходили из здания земства. – Он тебе еще стихов не писал?

Словно отвечая на Сонино предположение, Лелька стал присылать Асе переписанные от руки стихи разных поэтов.

Здесь были и строки Лермонтова, и поэта Анненского, не обошлось и без Пушкина, конечно. Но более всего Лелька жаловал молодого поэта Блока.

Сонечка притащила в гимназию номер «Нивы» с публикациями поэта и его портретом. Подруги нашли, что Асин рыцарь даже внешне несколько смахивает на своего кумира. К тому же имя его странное оказалось производным от имени Александр. Как у Блока.

Стихи доставлялись Асе в запечатанных надушенных конвертах. Приносил их один и тот же ушастый мальчишка из церковно-приходской школы. В посланиях этих не было ничего, кроме чужой поэзии, переписанной от руки ровным красивым почерком. На открытках с посланиями были помещены репродукции картин различных художников. Больше всего ей понравился Иван Царевич на сером волке, обнимающий девушку. В подборе картин она чувствовала особое значение. Страшный сильный зверь, несущий парочку сквозь непроходимый лес, – согласитесь, в этом что-то присутствует. Лелькины открытки она складывала в альбом.

Это ужасно забавляло Асиных подруг, но даже они, самые близкие, не могли представить в полной мере, насколько глубоко вошли в Асину жизнь эти стихи, это обожание издали, эти мимолетные встречи без обмена любезностями и витиеватых разговоров. Казалось, они способны понимать друг друга вообще без слов!

Это был год ее взросления. Она начала чувствовать свою значимость. Ее волновало предчувствие вступления во взрослую жизнь. Ася ходила по улицам родного города как королева, на которую издали взирает преданный паж.

Так продолжалось всю зиму, вплоть до Масленицы.

Накануне праздника Ася получила от своего воздыхателя открытку без стихов. На ней старательно, почерком заправского писаря было выведено следующее:

«Поздравляю Вас, Инночка, с широкой Масленицей, а в Великом посту спасайте душу. Пока что».

После «пока что» стояла залихватская подпись: Алекс Яхонтов. После «в» была выведена закорючка. Ася и так и эдак покрутила эту открытку, втайне надеясь найти какое-нибудь волнующее значение в картинке, но – увы! – там была репродукция картины Палезье «Пропавшие». На картине опрокинутый, поверженный волнами корабль страшно тонет в пучине морской. Она пожала плечами и не стала показывать открытку даже Эмили. И не стала посылать ответное поздравление.

А на Масленицу на двух тройках в Любим прикатили Вознесенские. Генерал Вознесенский с семьей, Владимир, получивший отпуск в полку, и Алексей, которому каникулы не полагались, но влиятельный дядя устроил их для него.

Их бесцеремонное и вместе с тем всегда желанное вторжение в жизнь любимской молодежи внесло совершенно пьянящий привкус в этот последний праздник зимы. До одури катались на санях, обжигали друг друга откровенными взглядами и головокружительными намеками, устраивали вечеринки с танцами, фантами и пели под аккомпанемент Владимира, который выучился на всем, что было возможно. Он мог аккомпанировать хоть на ложках и кастрюлях. Сонечка не сводила с него влюбленных глаз, дико ревновала его к хорошеньким кузинам, которые, в свою очередь, уделяли внимание всем мальчикам, включая Митю Смиренного. Впрочем, все здесь были безумно влюблены, вовсю флиртовали, и когда компания бежала по улице, казалось, что снег вот-вот начнет таять под ногами этой влюбленной толпы.

Лелька издали с беспокойством наблюдал за буйством этой веселой дружбы, ходил кругами, так, что все заметили и уже начали подшучивать над бессердечием Аси, и наконец приблизился настолько, что Манечка сжалилась и позвала:

– Что же вы стоите, Александр? Идемте с нами! Самовар со столба стаскивать.

И они толпой двинулись на площадь.

Было Прощеное воскресенье. Все просили друг у друга прощения за прошлые обиды. И утром произошел маленький эпизод, который несколько смутил Асю своей неожиданностью. Они с Сонечкой зашли к Вознесенским, расцеловались с Машей, матушкой Александрой, поймали подростка Ванечку, который не хотел целоваться с девицами и прятался в чулане. Отец Сергий тоже вызвался спрятаться, с тем чтобы девицы нашли его и расцеловали. Всем было ужасно весело. А после блинов, когда Ася с Соней уже вышли на крыльцо, поджидая подружку, вслед за ними вышел Алексей. Едва взглянув на Сонечку, он шагнул к Асе и сказал:

– Простите меня, Ася, за все!

У него было столь непривычное выражение лица, что Сонечка невольно попятилась и скрылась в сенях. Ася осталась с Вознесенским наедине и совершенно растерялась. Она даже отступила чуть, на случай если он вздумает целоваться. И проворно кивнула. Да, она прощает.

– Правда прощаете? – спросил он и совершенно серьезно взглянул на нее.

Вот уж к чему она оказалась не готова! Ей хотелось, чтобы минута неловкости быстрее прошла, чтобы копуша Маша поскорее вышла на крыльцо.

Вознесенский взял ее руку, на которую она не успела надеть варежку. Наклонился и поцеловал. И тотчас отступил в сени, закрыл за собой дверь.

Ася почувствовала, как начинают пылать щеки, как кружится голова. Она прижалась щекой к морозному окошку веранды и оставила на стекле подтаявший след своей щеки.

На площади уже кипели страсти. На столбе – высоком, обледенелом – висели сапоги, муфта из куницы и на самом верху – самовар. Мужики и парни один за другим пытались влезть на столб, но это оказалось не так просто.

Подошел генерал с шикарно одетой женой и дочками в одинаковых серых шубках.

Толпа на площади все прибывала, а призы оставались на столбе.

– Ну что такое! – рокотал генерал. – Где орлы-то? Володька, покажи им! Видеть не могу!

Володя, смеясь, только головой покачал:

– Больно высоко, дядя Георгий! Пусть вон Артемка слазит, он помоложе.

Артем долез только до середины и пулей вернулся вниз. Кузины чуть слышно хихикнули.

– Да ну… – отдуваясь, ворчал он. – Скользкая, зараза…

– Александр, что же вы? – вдруг обратилась Маша к Лельке. – Не хотите разве подарить муфту даме вашего сердца?

Лелька, сверкнув очками, учтиво поклонился:

– Я бы с превеликим удовольствием, Мари. Но нахожу эту забаву излишне плебейской.

– Вот как? – живо на его реплику повернулся Алексей, который стоял довольно далеко, возле своих кузин, и слышать разговора вроде бы был не должен.

Лелька только снисходительно пожал плечами:

– Разве вы не согласны со мной, господа?

– Я – нет! – отозвался Алексей, сбросил шинель, сорвал с Артема варежки и подступил к столбу.

– Браво, Алекс! – крикнула одна из кузин. – Мы ждем тебя с победой!

– Хочу муфту! Хочу муфту! – запрыгала та, что помладше.

Все задрали головы и стали следить за движениями Алексея. Он так плотно обхватил руками и ногами обледенелый столб, что казалось – сросся с ним. Худой, жилистый, он вроде бы состоял из одних сухожилий. Ася невольно наблюдала, как напрягаются жилы на его худой шее, как он ловко подтягивается на руках и как ноги его, цепкие, сильные, толкают упрямца вверх…

Она отвернулась.

– Нахожу эту забаву довольно глупой, – сказал Лелька, видя, что она не хочет смотреть. – Не лучше ли прогуляться?

– Да, да… – согласилась Ася, чувствуя, что краснеет.

Они едва отошли, как единый вздох толпы заставил их остановиться. Ася обернулась. Алексей благополучно миновал сапоги, добрался до второго крючка, где висела муфта.

– Орел! – рокотал генерал. – Славный юнкер! Молодца!

– Берите муфту, Алекс! – верещала кузина.

Но впереди, выше, висел самовар! Ася уже догадалась, как поступит Вознесенский. Так и есть – он полез выше!

И вот, уцепив самовар, перевесив его за веревку себе за плечи, Алексей под восторженные крики публики спускается вниз.

Генерал принимает из рук племянника заветный приз и высоко поднимает над головой. Все кричат, целуются, смеются…

Алексей со своим самоваром направляется к стоящим в сторонке родителям. Матушка сдержанно улыбается, качает головой. Она довольна.

Но победа брата разжигает Владимира. Он бросает шинель в руки Мити Смиренного и лезет на столб!

Сонечка не спускает с него глаз. Но эти кузины! Они прямо-таки визжат от восторга, когда Владимир достигает заветного приза и с муфтой за пазухой съезжает вниз!

Он становится на одно колено и протягивает приз… тетушке!

– О мой верный рыцарь! – произносит та по-французски. Она растрогана.

Генерал лихо закручивает усы. Сонечка довольна: не кузинам! Она не в состоянии справиться с ревностью. К тетушке, рядом с которой такой бравый муж, можно не ревновать.

– Ты получишь свою муфту, не хнычь, – шепчет старшая кузина младшей. – Позволь мама́ насладиться праздником!

От этой семейной идиллии у Аси кружится голова. Вот как должно быть в жизни, вот о каких отношениях стоит мечтать. «О мой верный рыцарь!»

Ей хочется плакать, она сама не понимает отчего…

– Стенка! Стенка! – раздалось со всех сторон. Это был сигнал к старинной традиционной масленичной забаве. Повторять не пришлось. Народ хлынул с площади в сторону Учи, где всегда проходили кулачные бои.

– Господа, прошу! – Алексей делает широкий жест в сторону реки и тут же поворачивается к Лельке: – Конечно, ежели и эта забава не покажется вам слишком плебейской…

Ася видела, что Лелька задет. Это был открытый вызов, не принять который невозможно. Она не успела понять своих чувств, уловила только обычное недовольство Вознесенским. Видимо, его не исправить…

Но компания уже неслась в общем потоке мимо часовни, мимо собора – на берег Учи. На двух берегах реки собрались мужики, молодые парни, мальчишки. Они стояли двумя большими кучами, подначивая друг друга грубоватыми замечаниями, – заучские против любимских. К ним отовсюду стекались желающие почесать кулаки.