Ридж опустил голову и нахмурился:

– Ты же знаешь, как я относился к Хоноре, – голос Риджа дрогнул. – Уже давно надо было на ней жениться, и тогда бы с ней все было бы в порядке! – Он провел длинными пальцами по копне черных волос. – Но, черт побери, я такой же, как ты! Не хочется мне взваливать себе на плечи ответственность за жену… Пока. Что же, черт побери, мне делать, Йен? Что?

– Только надеяться на то, что Хонора жива! – сказал Йен. – Надеяться, что у тебя еще появится шанс жениться на ней. – Он свирепо посмотрел на Риджа: – И ради Бога, не раздумывай тогда! Пришло время взять на себя ответственность за что-нибудь еще, кроме своей шкуры!

С болью глядя на Йена, Ридж одним махом допил свой виски.

И тут в голову Йена хлынули воспоминания о Талии. Его слова, казалось, больше предназначались ему самому, чем приятелю-бродяге. Он должен забыть эту девушку! Черт побери, он должен! То, что он вырвал ее из пасти акулы, еще не значит, что он должен стать ее вечным спасителем!

Йен боролся со своими чувствами, заставляя себя думать о другом – о Беркуте, о том, как он впервые встретился с этим темнокожим аборигеном, ставшим впоследствии его другом…

… Стоял один из тех невыносимо жарких дней, когда казалось, что солнце поджаривает мозги. Впереди за деревьями Йен услышал громкий лай собак динго, сцепившихся в драке, а затем пронзительный крик человека. Выхватив револьвер, Йен на своем жеребце помчался на помощь Беркуту. От выстрелов несколько собак упали, а остальные, завывая, кинулись врассыпную…

С той самой встречи Йен носил шрамы на своем теле, а Беркут стал ему верным другом и неизменным спутником.

Но недавно жену Беркута нашли изувеченной в неглубокой могиле, потом похитили дочь, Хонору…

– Будь проклят тот, кто совершил это злодеяние! – угрожающе процедил сквозь зубы Йен. – Но беда в том, что это не единственный повод для переживаний. Приближается время сбора лебединых яиц, а тебе известно, как это важно для аборигенов! Но они боятся идти к морю на празднование начала сбора яиц. Они боятся, что во время шествия на них нападут каторжники или еще кто-нибудь и причинят им немало бед!

– Дружище, у аборигенов есть полное право ненавидеть белых, этих «ослиных привидений» с тех пор, как они впервые прибыли к берегам Австралии, – сказал Ридж, прекрасно зная, через что прошли австралийские туземцы. В давние времена, в дни своего бродяжничества, когда он действительно был настоящим «перекати-поле», он видел все эти страдания собственными глазами – видел даже больше, чем Йен. – Белые люди сразу же нагнали на аборигенов страх, и те стали подозрительными и осторожными, – нахмурившись, продолжал Ридж.

– Выпьем, приятель, и поговорим о чем-нибудь другом, – сказал Йен, поднимая только что принесенную кружку пива.

Ридж чокнулся с ним и попытался улыбнуться, Перед глазами стояло красивое доверчивое лицо Хоноры, воспоминания о поцелуях украдкой, о сладкой боли жарких объятий.

– Давай о другом. Например, о тебе, о человеке, подавляющем малейшее проявление зла. Как тебе нравится такая характеристика, приятель?

Йен сверкнул глазами, наблюдая за тем, как Ридж поднес к губам стакан и выпил виски, будто это был обыкновенный чай.

Йен опять поставил свою кружку на стойку, извинился за отрыжку и оттолкнул от себя выпивку, понимая, что ему уже достаточно.

– Я только что приехал из тюрьмы в Аделаиде, где прикончили одного из самых отвратительных людей, когда-либо встречавшихся на моем пути! – сказал Йен, вспоминая, как он загнал в угол этого негодяя и расправился с ним, как с диким животным, но тот был даже хуже, чем животное. Разъезжая по заброшенным дорогам Австралии, он убил более 20 человек. – Мне потребовалось несколько недель на поиски, но все равно, черт возьми, я достал этого ублюдка!

Он посмотрел на Риджа:

– Мне порядком пришлось проторчать в буше, – раздраженно произнес Йен. – Эти каторжники всегда бегут туда. Они, как загнанные животные, только в стае чувствуют себя в безопасности. А этот негодяй разъезжал по дорогам один, так что мне пришлось долго разыскивать его! Правительство назначило за него две тысячи фунтов. И я заработал две тысячи, Ридж, до последнего шиллинга!

– Представляю себе, сказал Ридж, покачиваясь на стуле. – Он прекрасно знал, что если Йен выследил человека, то обязательно найдет и поймает его. – Что ты думаешь о ежедневных налетах на фургоны с продовольствием? Они грабят каждый третий фургон! Не щадят никого. Убивают и калечат много народу.

– Да, я знаю. – Но я также знаю, как, впрочем, и ты, кого обвиняют в этом. Аборигенов! Ты можешь объяснить мне, почему все так думают? За исключением Беркута, с которым считаются только из-за меня, все аборигены ходят пешком, испытывая непонятный суеверный страх перед поездками верхом. Так как же, черт возьми, они могут преследовать и грабить фургоны? Перевозчики грузов разъезжают в крытых повозках… Черт, эти громадины запряжены дюжиной быков! Аборигену и в голову никогда не придет напасть на что-нибудь подобное. Да и зачем? Чтобы эти молодые бычки, тянущие телеги, затоптали их до смерти?

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – заплетающимся языком произнес Ридж, вновь поднося к губам стакан виски.

– Я слишком долго по поручению правительства охотился за сбежавшими заключенными и занимался их доставкой в тюрьму – необходимо было организовать помощь в охране грузов, – сердито сказал Йен. – С тех пор я уверен, что налеты на фургоны – дело рук банд беглых. Поэтому очень важно ловить заключенных, пока они еще не успели объединиться в банды.

– Да, я тоже так думаю, – согласился Ридж, и его голос был холоден и мрачен.

– Приятель, я вижу, что дал тебе пищу к размышлениям, – засмеялся Йен, обнимая Риджа за плечи. – Надеюсь, что однажды я сделаю из тебя совершенно оперившегося, удачливого охотника. Ты оставишь свою бродячую жизнь и станешь другим человеком!

Кто-то толкнул Йена локтем, присаживаясь на стоящий рядом стул:

– Прости, приятель, – произнес молодой голос, привлекший внимание Йена.

Тот повернулся и слегка улыбнулся парню, усевшемуся рядом с ним:

– Ты уверен, что попал в нужное тебе заведение, сынок? – насмешливо спросил Йен, медленно оглядывая Кеннета Оззера с ног до головы. – Держу пари, твоя мамочка все еще утирает тебе носик, а?

Привыкший к таким насмешкам Кеннет отлично понимал, что не выглядит на свои двадцать лет и поэтому совершенно игнорировал остроту Йена. Он положил на стойку монету и толкнул ее в сторону бармена.

– Виски, – спокойно сказал он.

– Ты уверен, что хочешь не молочка? – продолжал свои уколы Йен. Впрочем, он не думал никого обижать, просто после долгих недель, проведенных в буше, ему хотелось немного расслабиться и почудить. Может быть, это поможет ему избавиться от мыслей о Талии. – Ты же еще совсем ребенок, молоко на губах не обсохло!

Кеннет прищурился и напряг спину. Он посмотрел на Йена и, узнав, свирепо сверкнул глазами.

– А теперь, дай мне спокойно выпить, или…

– Или… что? – подзадоривал его Йен. Глаза мужчины заблестели от смеха. – Или, может быть, ты вызовешь меня на дуэль?

Ридж положил руку на плечо друга.

– Не кажется тебе, что уже хватит? – шепнул он, глядя мимо Йена на Кеннета, задерживая на нем взгляд. – Отстань от него, Йен! Зачем тебе неприятности?

Улыбка Йена исчезла. Он посмотрел на Риджа, на Кеннета, потом снова на Риджа:

– Ты знаешь этого мальчишку? – спросил он, выискивая в лице Риджа что-нибудь такое, что дало бы ему повод думать о родственных отношениях этого парня с его хорошим другом. Но ничего не находил.

– Да, я знаю его, – ответил Ридж, все еще глядя на Кеннета. – Так, немного.

Йен опять, но уже с уважением, посмотрел на паренька, пораженный тем, как быстро этот мальчишка расправился со своей порцией виски и ушел.

Лейвери опять было начал допрашивать своего друга, но чей-то мягкий голос, донесшийся из-за спины, заставил его сердце замереть и отвлек его внимание от прежних мыслей. Он резко обернулся и увидел перед собой лицо женщины, ярко разукрашенное косметикой, но сохранившее черты невинности, которой все еще светились васильковые глаза. Йен с головы до ног осматривал молоденькую женщину, совершенно открыто предлагавшую себя ему. Она соблазнительно улыбалась и скользила по его телу руками. Руки замерли около паха. Краска залила его лицо, когда девушка сжала руку, распаляя в нем огонь страсти своими умелыми поглаживаниями по его кожаным штанам.

– День добрый, милый, – сказала Беатрис вкрадчивым, как у кошки, голоском. – Давно тебя не было видно, Йен! Гнул спину? Или охотился в буше за этими жалкими воришками?

Йену не хотелось, чтобы Беатрис видела, что возбуждает его. У него не было никакого желания вести ее в постель, как это случилось в его последний приезд в Аделаиду после долгих месяцев, проведенных в буше. Его мысли были слишком заняты Талией, ее невинностью и красотой.

Внутри у Йена похолодело, когда он посмотрел на Беатрис, понимая, что она тоже была такой же невинной, как Талия, – и как она изменилась теперь! Она стала такой после приезда в Австралию. Она зарабатывала на жизнь проституцией, отдаваясь любому мужчине, у которого было достаточно монет, чтобы оплатить ее услуги. Она превратилась в самую высокооплачиваемую шлюху в Аделаиде.

– Ну, что, милый? – промурлыкала Беатрис, придвигаясь ближе к Йену, чтобы он мог видеть ее прекрасные груди, которые она предлагала ему. Вырез платья, покрытого блестками, был настолько низким, что почти полностью обнажал соски.

Беатрис закинула одну ногу на Йена, показывая, что под коротеньким облегающим платьем она носила пояс. Соблазнительный черный пояс держал чулки девушки.

– Милый, разве ты не хочешь заплатить этой девочке? – протягивая руку к голове Йена и запуская пальцы в его волосы, спросила она. – Прошло так много времени! Я соскучилась. А ты хоть капельку скучал по мне? Разве тебе не хочется взять меня в свое милое гнездышко, как в прошлый раз? Ты бы не пожалел!