Однако до тех пор пока машина не повернула на дорожку к Дому Осборнов и среди дубов во всем своем величии не показался старинный особняк, она не осознавала, насколько это действительно прекрасно – оказаться снова дома. Она думала о Доме Осборнов как о своем доме, потому что в какой-то момент он и вправду стал для нее домом. За эти месяцы Отэм, против собственного желания, пустила здесь корни, и пустила глубоко.

Они с Брайаном ждали, когда Джеймс занесет в дом чемоданы, сумки и пакеты. Когда шофер несколько раз сходил туда и обратно, Брайан взглянул на жену с лукавой улыбкой:

– Ты будешь одета лучше всех толстух города.

– Ты не поверишь, но это главным образом детские вещи. – Отэм повернулась на сиденье и изумленно посмотрела на него. – Просто невероятно, что этим маленьким существам столько всего нужно. Правда, кое-что я купила просто потому, что не могла преодолеть соблазн.

– Ну разумеется. – В его голосе звучали одновременно веселая насмешка и гордость.

Брайан помог ей выйти из машины, словно беременность превратила Отэм в драгоценную фарфоровую статуэтку.

– У меня через пятнадцать минут назначена ветреча, но мы увидимся за обедом. – Брайан вернулся к машине и серьезно посмотрел на нее. – Пока тебя не было, я пережил несколько неприятных минут. Сам не знаю почему, но я все время вспоминал о мужчине с яхтой. Ты с ним виделась?

– Да, я видела его, и мы говорили. Вот и все.

– Как его зовут?

– Потом скажу.

Она повернулась и вошла в дом, прежде чем он успел задать ей еще вопросы, и прошла к себе в комнату. На пороге помедлила, глядя на дверь рядом с ее дверью. В этой комнате постоянно убирались, но Отэм заходила туда только один раз. Ощутив какой-то странный порыв, она повернулась и медленно вошла в бело-голубую детскую, где некогда спали Брайан и многие другие Осборны.

Комната была просторной и веселой. Возле окна стояла старинная латунная колыбель, окаймленная сине-белыми оборочками. Отэм взяла подушку и прижала ее к груди, покачивая колыбель взад-вперед. Комната, казалось, поджидала, когда младенец подрастет и перейдет в детскую кроватку с боковыми сетками. Наготове стояли столик для пеленания, комод, кресло-качалка с удобными подушками. Игрушки и потертые плюшевые звери выстроились на диване, покрытом голубым вощеным ситцем. Из угла посетителю улыбалась деревянная лошадка. Изголовье кроватки было неровным, как будто Брайан, стоя на толстых ножках, жевал его край. На какой-то миг Отэм даже почудилось, что она видит его там. Он, несомненно, был щекастым, с копной золотистых волос и голубыми глазами, которые совершенно обезоруживали домочадцев своей способностью менять цвет. А будут ли у ее ребенка такие же красивые голубые глаза, как у его отца?

Эта комната, видение Брайана были такими добрыми и умиротворяющими, такими чистыми, что Отэм почувствовала себя изнутри черной, отвратительной и жестокой. Она ощутила, как часто застучало ее сердце, бросила подушку, выбежала из бело-голубой детской, из всей этой наполнявшей ее невинности и чистоты, ворвалась в свою комнату, подбежала к письменному столу и открыла ящик. Вот и коричневый конверт, в котором были заключены десять лет замыслов и борьбы, ненависти и отчаяния. Теперь она знала, что все это ни к чему. Она не могла этим воспользоваться. Не могла обратить в ущерб собственному ребенку.

Не колеблясь ни секунды, Отэм подошла к камину и, смяв, бросила конверт на решетку. Взяв с каминной доски спичку, чиркнула ею о кирпич и поднесла огонек к уголку конверта. Потом села в кресло и следила, как конверт превращается в пепел, а кассета, скручиваясь, плавится и становится пластмассовым шариком.

Глава 46

Узоры на стенах солнечной комнаты сверкали в лучах полуденного света. Отэм сидела у раскрытого окна и прислушивалась к звукам Дома Осборнов: едва слышному шуму газонокосилки, птицам, гнездящимся в ветвях дубов, нежному ржанию лошадей, голосу кого-то из прислуги… Она ждала Арти и думала над тем, что ему скажет. Лонни был его братом-близнецом, и у него были свои права на отмщение, но она начисто лишила Арти такой возможности.

Отэм видела, как конверт превратился в горстку черной золы. Когда последний язычок пламени вспыхнул и погас, Отэм поняла, что Лонни наконец обрел покой. Он навсегда останется с ней – прекрасное воспоминание, которое она вечно будет лелеять, и его уже не будут покрывать черные тени. Отэм почувствовала вдруг всеохватывающую радость, словно Лонни каким-то образом прикоснулся к ней, выйдя из места своего упокоения, и освободил ее от обещания, данного много лет назад. «Люблю тебя, сладкая. А теперь давай катись отсюда и живи спокойно».

Она прошла через комнату, взяла музыкальную шкатулку, сняла с пальца золотое колечко и положила его рядом с розами.

В солнечную комнату вошел Арти, и Отэм подняла глаза. Какой красивый мужчина. Легкая седина на висках лишь добавила ему очарования, а шрамы и хромота – загадочности. Арти всегда останется бродягой, очаровательным и вольным любителем приключений и женщин. Она испытывала к Арти какую-то особого рода любовь, но, с другой стороны, она любила всех мужчин в своей жизни. Бывали периоды, когда Отэм испытывала мимолетную привязанность даже к Дугласу.

Показав ему на кресло, Отэм задумчиво посмотрела на Арти. «С чего же начать?» – спрашивала она себя. Ржание лошади привлекло ее внимание, и она, повернувшись к окну, довольно долго сидела молча.

– Я должна остановиться, – наконец сказала она. – Я должна положить конец этой отвратительной жажде мести, которая росла во мне, словно чудовище.

Арти, казалось, не удивился:

– Я ожидал чего-то в этом роде, когда ты начала притормаживать. Мы могли бы напасть на них еще несколько месяцев назад, если бы ты не боялась, что это заденет Брайана.

Она, соглашаясь, кивнула:

– Я потеряла ориентиры. Мне следовало бы все остановить, как только умер Дуглас, но из-за мелкой обиды, нанесенной, когда мы оба были почти детьми, я втянула во все это и Брайана. Не его вина, что Дуглас был ослом. Парадоксальность всей этой истории заключается в том, что Лонни любил меня, и тебя тоже. Он был полон любви. Лонни не был мстительным человеком. И он бы не захотел, чтобы мы стали такими. – Отэм села в кресло и пристально поглядела на Арти. – То, что я сделала, я сделала ради себя. То, что сделал ты, ты сделал отчасти ради Лонни, а отчасти из спортивного интереса.

– Причины сейчас не важны. Дело в том, что мы потратили слишком много времени и денег, чтобы просто взять и все бросить.

– Знаю, но дело теперь касается не только нас с тобой. Я должна думать о своем ребенке. Я не могу принести ребенка в семью, чье имя запятнано скандалом. Против Брайана могут выдвинуть обвинения, его могут даже посадить в тюрьму. Я не хочу такого для своего ребенка. Мне бы хотелось, чтобы он получил все, что может дать ему имя Осборнов, – а это не только богатство. Деньги я и сама могу ему дать. Фамилия Осборн известна и уважаема по всей стране. Я не могу лишать его того, что принадлежит ему по праву рождения.

Арти вытащил из кармана рубашки пачку «Пэлл-Мэлл» и прикурил сигарету от золотой зажигалки. Сигареты он сунул в карман, но продолжал поигрывать зажигалкой.

– Так дело в ребенке или в Брайане?

– В обоих. Я хочу, чтобы у моего ребенка было то, чего сама я была лишена, – мама и папа. Хочу, чтобы он спал в колыбельке наверху, чтобы у него прорезались зубки в той же кроватке, где спал его отец, чтобы он вырос в этом доме и пустил здесь такие же глубокие корни, как вон те дубы. Арти, я хочу, чтобы у него было все самое лучшее. Разве это неправильно? – Он не ответил, и Отэм, подавшись вперед, заглянула ему в лицо. – Тебе же нравится Брайан. Сам знаешь, что это так. Неужели ты действительно хочешь, чтобы он разгребал всю эту грязь, которую развел его отец?

Арти покачал головой:

– Отэм, я думал совсем о другом. Я думал о том человеке, Честере, и о том, что он рассказал Бобу. Ты можешь остановиться, но он-то там и он снова может заговорить. Что, если Честер решит подзаработать еще деньжонок или просто потрепаться?

– Я об этом тоже думала. Если я не буду поддерживать его с этой историей про Лонни и взрыв в шахте, то народ попросту поднимет Честера на смех. А обо мне он не знает. Разговаривал он только с Бобом. Мне кажется, тут мы в полной безопасности.

– А что со всем этим делать?

– Я все сожгла. – Она грустно улыбнулась. – Ты злишься на меня?

Арти тоже улыбнулся, наклонился вперед и раздавил сигарету в пепельнице.

– Какого дьявола! Все равно мне до чертиков надоел этот дерьмовый захолустный городишко.

Отэм встала одновременно с ним и шагнула к Арти в объятия.

– Я люблю тебя, – сказала она просто.

Он крепко прижал ее, погладил по волосам и спине.

– Ага, маленькая сестричка. Я тоже тебя люблю. Сдается мне, ты единственная женщина, которую я когда-нибудь любил. Если бы не Лонни, мы могли бы с тобой отлично поразвлечься. Спорю на что угодно, что ты просто великолепна в койке.

Отэм улыбнулась и высвободилась.

– Хочешь поехать в Ричмонд?

– Нет. Я, наверно, поеду в Австралию.

– В Австралию? Что ты там собираешься делать?

– Трахать австралиек.

Она тихонько засмеялась и обняла Арти рукой за талию, провожая к двери.

– Тебе нужны деньги?

– Нет. Денег у меня полно. А потом, я всегда заработаю себе на хлеб. Деньги делают жизнь слишком легкой. Я становлюсь ленивым домоседом. – Он остановился на пороге и посмотрел ей в глаза. – А как ты собираешься поступить с Брайаном?

– Вопрос в том, как поступит Брайан, когда узнает, что его жену зовут Сью Энн Корбетт.

– Ты собираешься рассказать ему?

– Как на духу. Мне кажется, что тебе к тому моменту лучше бы уехать. Не могу вообразить, какая у него на все это будет реакция. Он может начать искать тебя, когда узнает, что ты тоже был замешан в деле. – Она похлопала Арти по груди, по бедрам, по плечам. – Ты в отличной форме, но он тоже здоровенный. Вполне может отделать тебя как следует. В аварии твое прелестное личико достаточно пострадало. Не стоит больше искушать судьбу. Кроме того, и мне так будет легче.