— Боже, ты так красива, Ханна, — сказал он, его губы осыпали поцелуями и словами восхищения её разгорячённую кожу. Она задыхалась. Он, наблюдая за ней, поцеловал живот над трусиками. Она кивнула, и он, избавившись от её нижнего белья, издал низкий стон, когда она предстала перед ним полностью обнажённой. Она не чувствовала ни унции страха. С ним она была в безопасности. Его прикосновения ласкали её, говоря своими руками и поцелуями, как сильно он её желал, как он заботился о ней, когда не мог произнести ни слова. И когда она потянула его за брюки, он стремительно избавившись от них, накрыл её своим телом, в этот момент она могла думать лишь о том, как он в неё входит, заполняет её собой, излечивает её, любит её.

— За всю свою жизнь, я никогда не видел и не пробовал на вкус ничего более восхитительного, чем ты, — сказал он низким охрипшим голосом, нежно касаясь и целуя её тело, медленно опускаясь вниз. Все, что она могла сделать, это прижать его голову ближе к себе и просить, чтобы он никогда не останавливался. Она не понимала, что сказала это вслух, пока не услышала его приглушённый смех.

— Поверь мне, если я умру, именно так я хочу уйти. — Он прикасался к ней, терзал её изнутри пальцами, и впервые она почувствовала, как рассыпается на части. Он лежал на ней, его пальцы увеличивали свой эротический, настойчивый ритм, пока она не выгнулась рядом с ним. — Ханна, — прошептал он, тяжело дыша, — давай, дорогая. Я держу тебя. — И Ханна сделала это, распадаясь под ним на части, волна за волной в этой сладкой капитуляции. Когда она медленно начала приходить в себя, она потянулась к нему, зная, что этого было недостаточно, она не была бы цельной без него.

— Ты уверена?

Она кивнула, схватив его бедра и прижав их к своим. Он, опираясь на предплечья, медленно и осторожно вошёл в неё. Ханна знала, что такое сильное сдерживание, убивало его. Она откинула голову, а её руки медленно путешествовали вниз по его телу, пока она не схватила его за упругие ягодицы. — Войди в меня, Джексон, пожалуйста, — сказала она и, наконец, он одним мощным толчком полностью вошёл в неё. Боль была мимолётной, страсть снова завладела ею, пока все, что Ханна могла сделать, это ухватиться за него, притягивая к себе. Он продолжал вбиваться в неё снова и снова. Она выкрикнула его имя, впиваясь ногтями в его спину, даже не представляя, что она могла чувствовать такое. Полностью отказавшись, полностью отвернувшись от человека, которым, как она думала, она была ради этого ... сладкого рая и они оба, вместе сдались своей страсти.

***

Джексон смотрел на женщину, которая мирно спала в его объятиях, и удивлялся, как до неё, его жизнь казалась ему столь значимой. Он не жил ради кого-то, кроме себя самого, и теперь он живёт для неё и Эмили. Он наклонился, чтобы поцеловать её в макушку, такой естественный для него жест, который раньше он совершенно не использовал. Он услышал её тихий вздох, и крошечная улыбка появилась в уголке её соблазнительного рта. Она крепче к нему прижалась и продолжила спать. Он думал, что ничто и никогда не казалось таким правильным, как сейчас, Ханна в его объятиях и удочерение Эмили в процессе. Ничто никогда не разлучит их.

Вибрация его BlackBerry на стоящей рядом тумбочке прозвучала громко и резко. Он осторожно высвободился из объятий Ханны и потянулся к телефону. Это был его адвокат, Николас Райт. Он, Ник, и Итан вместе ходили в колледж, и он считал Ника хорошим другом, а также лучшим адвокатом в городе. Джексон встал, укрывая Ханну одеялом, и влезая в свои боксеры. Он вышел из комнаты и, закрывая за собой дверь, ответил на звонок.

— Джексон, прости, что я звоню так поздно. Я пытался связаться с тобой в течение всего дня, — сказал Николас, его голос звучал не мрачнее обычного.

— Да, я был занят женитьбой, помнишь? — сказал Джексон сухо, стоя перед окнами в гостиной.

— Хорошо, хорошо. Все прошло гладко?

Джексон усмехнулся. — Ну, она не оставила меня у алтаря, так что я думаю, что это хороший знак.

Когда он не услышал смеха своего друга на другом конце, он понял, что все серьёзно

— Я не знаю, как тебе это сказать, но со службой опеки над детьми связался человек, утверждающий, что он - отец Эмили.

Отец Эмили. Эти слова срикошетили по нему, и он почувствовал себя плохо. — Нет никакого отца, — прошептал он хрипло, глядя через плечо на закрытую дверь спальни.

— Мы не знаем наверняка, отец ли он ей. Мы проверим это, сделаем генетический тест на отцовство. Для паники нет причин.

— Кто он, Ник? Если он был с моей сестрой, он наркоман. Он, вероятно, охотится за деньгами. Мы можем откупиться…

— Мы должны сделать все по правилам, если хотим обеспечить постоянную опеку. Он сейчас не в городе. Мы узнаем больше, когда он доберётся сюда.

— Моя сестра не знала никого достаточно приличного, кто был бы в состоянии вырастить ребёнка. У тебя есть записка оставленная Луис. На ней моё имя. Я и есть семья этой малышки, — сказал он, сжимая до боли руку державшую телефон.

— Знаю, знаю. Как я уже сказал, пока не паникуй. Возможно, в этом нет ничего опасного. Я просто хотел, чтобы ты был в курсе, что происходит.

Джексон сделал глубокий вдох, думая о женщине, которая спала в его постели. Она наконец-то полностью доверилась ему. Он не собирался подводить её. Он не собирался подводить свою племянницу, или сестру. Ему был дан второй шанс, и никто не встанет у него на пути.

— Держи меня в курсе. — Он бросил свой телефон на диван и со вздохом провёл рукой по лицу. Что он скажет Ханне? Он у себя в голове разыграл каждый возможный сценарий, и его разрывало чувство вины. Но видеть, как из-за чего-то, великолепное лицо Ханны наполняется болью, что может даже и не быть реальным, помогло ему сразу же принять решение. Он не собирался говорить ей о чем бы то ни было. Это может быть просто ложная тревога. Почему он должен волновать её безо всякой на то причины?

Он посмотрел в окно, а затем на своё отражение. Его мать умерла. Его отец был мёртв. Его сестра была мертва. Остались только он и Эмили. Они были семьёй, и он никогда не смог бы позволить ей уйти. Потребность обеспечить защиту, которая, как он думал, умерла вместе с Луис, всколыхнулась в нём. Он никому не позволит прийти и поставить под угрозу жизнь, которую они собирались строить.

Джексон остановился у двери спальни, наблюдая, как Ханна спит. Мирно. Красиво. Он ненавидел то, что собирался солгать, зная, что это был единственный способ, чтобы уберечь её от боли. Но спокойствие на её лице укрепило его решение, что он, не говоря ей об этом, поступает правильно. Она заслуживает счастья.

Она открыла глаза, и его внутренности скрутило, когда она сразу же посмотрела на него.

— Привет, — сказал он, входя в комнату, отталкивая свою вину. Он делал это для неё, это всё, что он должен был помнить.

— Это было лучше, чем я когда-либо думала, что это возможно, — прошептала она.

Джексон улыбнулся, поражённый её откровенностью. Он забрался в постель рядом с ней, целуя её гладкое плечо. Он увидел, как мурашки пробежали по её нежной коже.

— О, я знал, что это возможно. — Он вдохнул аромат её кожи, не в силах держать свои руки и рот подальше от неё.

— Помнишь тот день в коттедже, когда ты нашёл мой тайник с книгами? — Спросила она, полностью застав его врасплох. Он кивнул.

— Я начала читать романы уже давно. — Уголок её рта слегка поднялся вверх, но почему-то он уже знал, что это не была улыбка человека, который собирается рассказать счастливую историю своей молодости. Может быть, потому что он чувствовал, что уже знал её очень хорошо, или, может быть, потому, что он прекрасно понимал, что значит эта поза, и печальная улыбка, которую он сам использовал много раз.

— Моя жизнь началась так же, как и у Эмили, — сказала она мягко. — Меня оставили на холоде, на пороге церкви, разница лишь в том, что не было никакого дядя, ни давно потерянного родственника, так что я вошла в систему патронатного воспитания.

Джексон не мог дышать, не мог думать. Он видел, как она быстро заморгала, её взгляд был сосредоточен на потолке. Его накрыло осознание, и он задался вопросом, как раньше этого не увидел.

— Все, что я помню – я никогда не чувствовала себя любимой. У меня было не особо много вещей, которые я могла бы назвать своими. У меня не было дома, родителей, никого и ничего ... — Ханна на мгновение сделала паузу, и Джексон использовал каждую унцию самообладания, чтобы ничего не сказать, чтобы она продолжила говорить. — Все, что я имела, находилось в чемодане, готовом быть упакованным, в случае если пришло время, для переезда в другой дом. У меня никогда ничего не было, что было по-настоящему моим, пока я не купила свой дом.

Джексон стиснул зубы, злясь от её имени, его сердце болело за неё.

— Когда я стала достаточно взрослой, чтобы понять, что я могу выйти из системы, как взрослый человек, именно на этом я и сконцентрировалась. Но были времена, в зависимости от приёмной семьи, в которой я находилась, когда выход из системы казался чем-то недосягаемым. Некоторые приёмные семьи были лучше, чем другие.

Он услышал слабую дрожь в её голосе и увидел, как слегка задрожал её подбородок, но она продолжила, говоря ему то, что он просил у Бога, чтобы ей никогда больше не пришлось терпеть снова. — А потом, в один прекрасный день, по дороге домой из школы, я проходила мимо библиотеки, у них проходила распродажа поддержанных книг. Я остановилась возле бледно-фиолетовой книги, название на корешке книги гласило «Королевство грёз». И с того момента, как я открыла эту книгу, я не закрыла её, пока не закончила читать. Она перенесла меня в место, где любовь побеждала все, где люди были благородными и…— Она на мгновение остановилась, и ему показалось, что, когда она откашлялась, она тем самым пыталась остановить слёзы. Он ждал, когда она закончит, чувствуя, что от её слов его собственное напряжение нарастает, представляя её подростком, который научился верить в и-жили-они-долго-и-счастливо.