– А мы будем только втроем – ты, я и он, – не отступала Розалинда, встав на цыпочки и пытаясь поцеловать его в щеку. – Или кто-нибудь еще, если ты найдешь того, кто тебя представит. Обещай мне!

Отец сдался, ибо слишком любил дочь. А она… Она обожала его, так как именно отец пробудил ее ум к огромному миру знаний. Поздно вечером они слушали Меркатора. Хозяин гостиницы принес свечи, и Розалинда не отрывая глаз смотрела, как Меркатор вычерчивает схемы и расчеты в подтверждение своей теории. Она задавала ему многочисленные вопросы и, делая вид, что все знает, тут же хваталась за перо…

Замужество положит конец всему. Все прекрасное исчезнет, как морской туман под жарким утренним солнцем. Но самое страшное – отец ее умирает. И, уткнувшись в одеяло, она зарыдала.

Выплакавшись, Розалинда успокоилась и задумалась. Нет, она не выйдет замуж за Кристофера Говарда, хотя он и намекнул. Даже если отец умрет. Но она скоро вернется и спасет его, освободит мать, чтобы та могла все время посвящать отцу, найдет лучших врачей. А когда ей исполнится двадцать один год, станет его компаньоншей. И никто не отнимет у нее законных прав. «У меня будет своя собственность, свои деньги, я смогу делать, что захочу. Когда мне исполнится двадцать один год…»

Внезапная мысль пронзила ее. «Какой сегодня день?» Она утратила счет времени. «Сегодня должно быть двадцатое сентября, через три дня я стану совершеннолетней, и у меня появятся законные права!» Эта мысль понравилась ей. Не придется больше зависеть от мужчин. Пусть Джонатан остается в своей гильдии, она же будет по-прежнему помогать отцу. А любовь нужно забыть.

Приняв решение, Розалинда наконец приготовилась спать, под скрип корабля, грохот волн и вой ветра.


Бледная утренняя жемчужина. Мягкая спираль сновидений. Кит вздрогнул. Снова она здесь, шелковая завлекающая сирена, посещающая его по ночам, манящая исполнением его желаний. Искушающая и насмехающаяся. Когда Кит тянулся к ней, она исчезала. Старый повторяющийся сон. Сегодня он не хотел ее – несуществующей. Но теперь все было по-другому. Он задержал дыхание, боясь надеяться.

Мгновение бесконечное и молчаливое.

Впервые он ясно видел ее: удивительно прекрасное лицо, светящиеся глаза. Земля, воздух, вода и огонь соединялись и преклонялись пред ее славой. Она вышла из эфира, где летали ангелы, – к нему.

Она роняла одежды. Ее всегдашняя юбка с шорохом упала на пол. Соскочил такой же безыскусный корсаж. Она сняла рубашку и обнажила точеные плечи, сияющие белизной.

Кит жаждал ее всем существом, не только телом. Вместо камня в груди просыпалось трепещущее сердце. Но она стеснялась, а он горел в ночи. Ради нее Кит пойдет и в огонь и в воду. Он готов на все, лишь бы обладать ею. Тонкая талия, горящие бедра, постоянство рядом с его изменчивостью – противоположности, готовые соединиться.

Его жажда все возрастала. Он подчинялся солнцу и языческим звездам. Желание поработило его. Он коснулся околдовавших его обнаженных плеч. Груди ее были словно бутоны в ожидании его губ. Наклонившись, он уловил их благоухание. Чистота ее вошла в него. «Я люблю тебя». Впервые он услышал ее слова. Это достойная женщина, и он должен быть достоин ее любви. Он хотел этого больше всего на свете. Он ждал ее тепла…

Сновидение прервалось. Начался кошмар с бездонной пучиной. Он пытался побороть его, вернуться в прежнее сновидение, но кошмар навалился, отвергая все на свете.

Вот он совсем маленький – лет пять. В комнате стоит мать, красивая, как роза, в блестящих одеждах. В руках у нее красиво завернутый подарок – для него… запрещенный отцом. Вот она запустила волчок. В голове его закружились чудесные цвета и зазвенел ее смех. Это его день рождения. Боже, как он любил ее – светлую и радостную, так не похожую на отца. Кит вдруг задрожал от страха.

Прижимая палец к губам, она покачала головой, умоляя его молчать. Ему нельзя громко смеяться, нельзя признаваться…

И, как злое видение, вошел граф Уинфорд. Молчаливый. Зловещий. Потребовал игрушку назад.

Пальцы его побелели, схватившись за ненавистную мальчику трость. Она с оглушающим грохотом ударила его по ботинку.

– Нет! – крикнул Кит, невинный и отважный. – Это мой волчок! От мамы!

Он жалобно заплакал и попытался убежать, но отец поймал его. Одним ударом трости сломал волчок. Второй удар пришелся по его плечам. Удары мешались со словами, которых ребенок не понимал… «Немедленное послушание… страх Божий… идиотская безделица…»

Мать стояла и смотрела. Слезы катились по ее щекам. Она не решилась защитить сына и тоже оказалась виновата. Упреки рушились на нее, словно удары: «бесполезная женщина», «уклонение от обязанностей»…

Киту показалось, что он задыхается от ненависти к отцу. Он ненавидел его требования – дисциплину, уроки, постоянный самоконтроль… Ему так хотелось того, что дарила ему мать – смех, игру, любовь.

Задыхаясь, он упал на колени перед отцом, сжимающим его горло. Матери не было. Оставался лишь этот суровый человек и его ненавистная дисциплина.

Потом было утомительное путешествие. Пять дней на коне в Оксфорд с отцом и братом. Слишком много занятии для пятилетнего, шестилетнего, семилетнего мальчика, оставленного со старшим братом и наставником в школе.

Тоска по матери. Он вернулся в Западный Лалуорт, а ее там не было. Он искал ее повсюду. Какая была пустота в душе, когда он узнал, что ее отправили далеко на север…

– Нет! – Кит пытался прийти в себя, стряхнуть с себя эту руку…

– Кристофер! Проснись! – Рука продолжала трясти его.

Пробудившись, он увидел Филиппа и с облегчением вспомнил, где находится. Он спал в гамаке, подвешенном на палубе. Солнце светило ему в лицо. Сощурившись, он выпрыгнул из гамака:

– Как непристойно так долго спать! Что же ты меня раньше не разбудил?

– Тебе нужно было отдохнуть. Я велел твоим людям не трогать тебя. – Заботливый голос Филиппа успокаивал его, как благовонная мазь кровоточащую рану. – Расскажи мне свой сон, Кристофер.

Кит прикрыл глаза, но кошмарное сновидение заволокло его сознание. Сдавило горло, как в детстве отцовская рука.

– Когда я был маленьким, я… Мама принесла мне подарок. Был мой день рождения, пять лет. Я любил играть с мамой, но отец считал это слабостью. Он верил в строгую дисциплину и говорил что мама не умеет воспитывать во мне страх Божий. Я был еще неразумен и думал отстоять игрушку, ослушаться его, сказать ему, что не хочу делать уроки, а хочу играть и быть с мамой, которая любит меня…

Образ матери вспыхнул в памяти, как факел, Кит ясно увидел ее улыбку. А как она смеялась когда он обыгрывал ее в бадминтон! Он ощутил е руку на своем плече и вдруг почувствовал на плече другую ласковую руку, открыл глаза и увидел синие глаза Филиппа.

– Кажется, мое непослушание оказалось последней каплей. Отец послал меня в Оксфорд вместе со старшим братом, а когда я вернулся в Лалуорт матери там не было. Он отправил ее в другие имения по каким-то бессмысленным делам. Теперь я понимаю, что он сделал это специально, чтобы ограничить ее влияние на меня. Отец воспитывал детей с помощью равнодушных слуг, выполняющих его волю. Иногда я пытаюсь вспомнить, как я любил ее в детстве, но не могу.

Филипп страдальчески поморщился. Кит с любопытством наблюдал за ним.

– Ужасно, правда? Жаль, что ты меня раньше не разбудил. Нельзя лентяйничать на своем же корабле.

– Ты и не лентяйничаешь. Я уже позавтракал, – сказал Филипп, поднимаясь за ним. – Тебе оставили горячую пищу. Ничего особенного, но кок все же старался. Когда поешь, мы поговорим с тобой.

Кит на палубе ожидал, что Розалинда вот-вот выйдет из капитанской кабины. Но она, как назло, не появлялась. Он вздрогнул, вспомнив первый сон. Все неправда – он никогда не полюбит женщину так, как он любил мать. Как это больно… Как он доверял ей, обожал ее. А она исчезла.

И в далеком Оксфорде Кит выплакивался по ночам, ненавидя отца и ненавидя ее… Вдруг он вспомнил слова отца: «В тебе слишком много страсти, Кристофер Говард. Я научу тебя усмирять ее». За отлынивание от уроков Кита запирали в комнате, за верховую прогулку без позволения сажали на хлеб и воду.

Потом он впервые познал женщину и по ночам мечтал о женском тепле. Отец узнал об этом, и снова в ход пошла ненавистная трость. После таких порок Кит не мог ни сидеть, ни лежать на спине и по нескольку дней хромал.

К тому времени, когда матери было разрешено находиться в замке одновременно с Китом, она уже превратилась в тень, бесшумно скользящую по дому. Вскоре он ушел из дома.

И вновь его мысли вернулись к Розалинде. О. это наслаждение на ее прекрасном лице! Он дал ей свободу, бескорыстно раскрепостил ее, обуздав свою страсть, но разжигая ее… Ошибался отец, ибо Кит способен обуздывать страсть. Просто раньше он нарочно безрассудно растрачивал ее – каждую ночь с новой женщиной. Одна за другой, и всегда в поисках нового он следовал их зову.

Прошел год с тех пор, как он последний раз обладал женщиной. Целый год. Теперь же одна только мысль о Роз пробуждала его желание. Он оглянулся, проклиная медлительность девушки. Ему так нужно увидеть ее, посмотреть ей в глаза.

Проклятие и еще раз проклятие! Довольно думать о ней! Другие, любившие его, только мешали Киту! Да, мешали, висели на нем, просили того, чего он не мог дать. Кит меньше всего хотел, чтобы его любили те, кого не любит он.

Кристофер встал к рулю. Земли не видно. Небо, накануне темное, теперь было невинно-голубое. И яркое солнце. И высокие облака. Волны обволакивали корабль, как бы прося прощения за вчерашнее.

Вчерашнее… Розалинда, вечная Роз! Он провел руной по запутанным волосам. Черт! Ему понадобится расческа и надо умыться. Это ведь все ради нее! Кит решил прекратить свои попытки забыть ее. Он заметил Филиппа внизу и спустился, чтобы сменить его на палубе.

– Если тебя беспокоят расчеты, – сразу успокоил его Филипп, – то я все сделаю сам, хотя думаю, ты тоже можешь.