Курт изумленно обернулся, услышав нежный голосок. Перед ним стояла девушка, прекрасней которой он никогда не видел. Идеальный овал лица, глубокие карие глаза цвета мокрых осенних листьев и во всем облике такое чудное спокойствие и благородство. Тоненькая, стройная, в строгой юбке и блузке, простота которых только подчеркивала ее красоту. Курт скомкал шляпу в руке и начал потеть.

– Простите, сэр, – мягко сказала она, заметив его смущение, – за то, что я вышла к вам вместо отца. Доктор велел ему отдыхать после обеда. Я госпожа Кэвендиш. Вы можете изложить мне свое дело.

– Я знаю, – забормотал Курт, изо всех сил пытаясь не терять головы, – что вы… что у вашего отца есть кружево на продажу. Из Фландрии. Я хочу купить его.

Лицо девушки стало грустным.

– Простите, сэр, у нас очень мало кружева, и оно из Франции, а не из Фландрии. Пожалуйста, пойдемте со мной, и я покажу вам.

Курт смутился, но отступать и не думал:

– Не хочу спорить с вами, госпожа Кэвендиш, но я слышал, что у вас на складе в Пуле есть фламандское кружево. И я слышал, что вы продаете его недорого.

– И вы хотите его купить? Вы знаете, оно все испорчено.

– Знаю. – Курту вдруг очень захотелось сделать что-нибудь для нее. – Я сумею использовать это кружево. Вот деньги.

– Вы уверены? – Она по-прежнему пребывала в растерянности. – Я не хочу, чтобы вы потом пожалели о такой покупке.

– Абсолютно уверен, – заверил ее Курт. – хочу разрезать его на куски и продать в Лондоне бедным женщинам, у которых нет денег на дорогое кружево. Они будут рады приобрести хоть немного дешевого.

– Очень хорошо. – Роз слегка улыбнулась ему. – Я не возьму с вас больше, чем мы сам заплатили за этот товар.

От ее улыбки у Курта стало легко на душе, и он с радостью продолжил свою миссию.

– Теперь же я хочу предложить свои услуги. Насколько я понимаю, ваш отец ищет корабль с капитаном. У меня очень хорошая пинасса, и я готов везти ваши товары в Голландию.

– Да, я искала нового капитана, – спокойно ответила Розалинда. – И вы производите впечатление опытного моряка. Расскажите мне вашем корабле.

– В нем пятьдесят тонн, – гордо объяви Курт, словно «Ворон» был его собственным кораблем. Шесть пушек из лучшей меди отлиты в Германии.

– Пятьдесят тонн? – неуверенно повторил девушка. – К сожалению, для меня этого недостаточно. Но все равно спасибо большое за ваше предложение.

Дочь хозяина повернулась, чтобы уйти, и Курт понял, что разговор окончен.

– Мадам, то есть госпожа, – расстроенно забормотал он, в то время как ему хотелось прокричать: «У меня хороший корабль. Быстрый как ветер. Не отказывайте мне, я же обещал Киту».

Девушка оглянулась.

– Да поймите же, у меня будет тяжелый груз, поэтому мне не нужен быстрый корабль, а нужно больше пушек. Но большое спасибо.

– Если когда-нибудь мне понадобится корабль поменьше, – сказала она, сжалившись над Куртом, – я обязательно вспомню о вас. Обещаю.

– Вы говорите так, словно вы сами поплывете, – вдруг брякнул он.

– Так оно и есть, – подтвердила она.

– Это нелегкое путешествие. Не для женщин.

– Так говорят многие мужчины, – спокойно ответила Роз. – Но я уже плавала, и много раз.

– Только не плывите в Антверпен, – выпалил Курт, пытаясь выполнить хоть часть поручения.

– Почему же?

– Он в руках испанцев. Не надо торговать с ними.

Это рассердило Розалинду:

– Мы торгуем там, где нам выгодно. Конфликт между Испанией и Голландией нас не касается. Англия держит нейтралитет – такова политика королевы.

– Ах, госпожа… – вздохнул Курт.

Он-то знал, как обстоят дела на самом деле, но не имел права говорить об этом с кем попало. Ему оставалось только поклониться, понимая, что безнадежно провалил дело, порученное графом. У порога Курт не выдержал и обернулся. Она стояла у прилавка и разговаривала с похожим на нее юношей – такие же каштановые волосы и такая же чистая кожа. Неожиданно госпожа Кэвендиш взглянула на Курта и слегка улыбнулась. Он споткнулся о дверь и чуть не упал.

Боже, как она хороша! Нет, теперь ему не забыть это ангельское лицо. Интересно, знает ли ее Кит?


Розалинда же тут же забыла о покупателе. Ее ждали другие, более важные дела. И все же весь день она думала о графе: распоряжалась в лавке и думала о нем, говорила с кухаркой и думала о нем. К вечеру Роз так устала от этого! Она целый день пыталась забыть о графе Говарде. Теперь же она стояла в столовой зале и считала фамильное серебро. У отца было много серебра, у каждого прибора был свой номер. В детстве Роз так и запоминала серебро по порядку. Может быть, хоть теперь ей удастся сосредоточиться и наконец забыть о Кристофере Говарде.

Номер семьдесят три – большая серебряная супница. Семьдесят четыре – поднос, подаренный ее родителям на свадьбу. Теперь серебряные вилки. Семьдесят пять, семьдесят шесть. И ничего такого особенного в этом графе нет. Семьдесят семь, семьдесят восемь. Ну красив, ну и что? Семьдесят девять, восемьдесят. Тогда отчего же она все время о нем думает? За сегодняшний день уже семнадцать раз. Нет, теперь уже восемнадцатый. Восемьдесят, восемьдесят одна. Нет, все неверно! Черт! Ну сколько можно отвлекаться?

Розалинда перестала считать, вспоминая, как Кит смотрел на нее в бухте, когда доверил ей свой секрет и когда поцеловал. Секрет Короля Нищих жил в ней, обжигая ее сердце.

При мысли о нем Роз не могла сдержать улыбки. Она знала, что Кит вовлечен в какие-то серьезные махинации, и это очень беспокоило ее.

О, как странно, как не похоже на нее – стоять и глядеть в пространство, вспоминая прикосновение его губ, тепло его рук. Какое странное, незнакомое ей ощущение!

Розалинда услышала голоса слуг, пробудившие ее к действительности. Довольно вздора! Хотела подумать о нем одно лишь мгновение и забыть, а вместо этого размечталась, как Джонатан или, еще хуже, самая нерасторопная горничная.

Она наконец пересчитала все двадцать четыре вилки и уложила их в коробку. Теперь – серебряные тарелки. Обычно это занятие успокаивало Розалинду. Пять больших блюд, шесть серебряных салатниц с узорными крышками, серебряная солонка на подставке. Улыбка по-прежнему не сходила с ее губ.

Нельзя быть такой легкомысленной, одернула она себя. Надо поправить финансовое положение семьи. Ее отец всю жизнь работал, отсюда его богатство, если не работать, то ничего не будет – ни денег, ни дома, ни еды. Ее сестрам нужно приданое, да и братьям кое-что полагается.

Механически она расставила большие блюда, но вновь вспомнила графа – как ветер развевал его густые волосы, черно-синие при лунном свете, вспомнила его улыбку. Мысли о нем оказались такими же настойчивыми, как он сам, так неожиданно вторгшийся в ее жизнь.

Она принялась яростно тереть фартуком пятно на блюде, хотя знала, что это царапина. Наконец выпрямилась и огорченно вздохнула – нет, старайся или не старайся, забыть Короля Нищих невозможно.

Внизу кто-то позвонил в дверь. Она услышала, как лакей открывает, и стала расставлять серебро на полках – каждую вещь на свое место.

– Госпожа Розалинда, к вам… – В дверях появился лакей, огромная фигура за ним загораживала свет.

Розалинда удивленно обернулась и увидела Тренчарда. Сердце ее заколотилось.

– Оставь нас! – скомандовал Тренчард лакею, щелкнув пальцами. – Розалинда, дорогая! Как приятно, что ты сейчас свободна.

– Я занята, считаю тарелки.

Она отвернулась, не желая видеть его. Наверное, Тренчарда позвал отец – сегодня он впервые встал с постели.

Гость прошелся по комнате, внимательно глядя на оставшуюся на столе одинокую тарелку. Покраснев, Розалинда убрала ее в буфет. Теперь он видел, что девушка закончила дела.

– Бедняжка моя, – ласково сказал Тренчард, поглаживая свою бобровую шапку. – Что-то беспокоит тебя?

Розалинда уставилась на эту несчастную шапку, смятую в его огромных лапах.

– Черт! У всех торговцев иногда бывают причины для беспокойства. – Она сложила руки на груди, чтобы скрыть внезапно овладевшую ею дрожь.

– Поведай мне твои причины для беспокойства.

Его глаза впились в нее. Она снова отвернулась, чтобы поправить занавеску, не зная, о чем говорить.

– Розалинда, – Тренчард неодобрительно поцокал языком и положил шапку на стол. – Ты часто употребляешь это слово. Оно не подобает леди.

Она почувствовала, что ее терпению наступает конец, и резко сказала:

– Я хочу отсрочить обручение по крайней мере на два месяца.

Тренчард нахмурился.

– Нас ждут в церкви через два дня.

Розалинда встала за высоким стулом, осторожно разглядывая своего собеседника:

– Я знаю. Но ситуация изменилась. Здоровье отца ухудшилось. Надо подождать…

– Чушь! – почти крикнул жених. – На каком основании мы будем менять дату? Никакой отсрочки!

Розалинда в гневе стиснула зубы – этого она и боялась. Тренчард шагнул к ней, и она невольно отпрянула назад.

– Я же не отказываю. Но отец мой болен, потому свадьба несвоевременна. Вы разве не видите, в доме все время врачи…

Он, кажется, пожалел свою невесту.

– Ваши дела плохи. Очень. Как же я могу помочь, если ты все время отталкиваешь меня? – Тренчард наблюдал за ней, словно читая ее мысли. – Я согласен подождать, – наконец добавил он, улыбнувшись и обнажив острые ровные зубы. – Ты ведь понимаешь, что наш союз будет лучше для всех. Я даю тебе еще три дня. Отсрочка обручения на три дня. Через пять дней я зайду за тобой, и мы сразу пойдем в церковь.

Розалинда кивнула, не решаясь ответить ему. Есть еще пять дней! Она схватила метлу и начала подметать.

– Я же не могу помочь, не будучи твоим мужем. По крайней мере не могу помочь тебе в открытую…

– У нас, право, все уже намного лучше, – заспорила Розалинда. – За испорченные кружева заплатили, и другой человек купил все, что осталось.

Глаза Тренчарда округлились: