Повернувшись, она повела Шона в дом, притворившись, что не заметила его протянутой для приветствия руки. По большому счету, Шон в узких джинсах и спортивной рубашке с короткими рукавами был неотразим, несмотря на ранний час и всю ее хандру. «Слава Богу, я вовремя вспомнила про Пола и его уроки!» — сердито подумала она. И все равно — непросто будет защитить сердце от его необоримых чар!

— К твоему сведению, — заметил Шон, следуя за ней, — в этой части страны рабочий день у плотницкой бригады начинается в шесть утра — с первым лучом солнца. Зато мы и кончаем в полтретьего, так что половину дня можем посвящать семье.

— Мне лучше всего работается за полночь, — отозвалась Сирил, чтобы лишний раз продемонстрировать плотнику их разительное несходство, не оставляющее ему никаких надежд на сближение.

— Не сомневаюсь в этом, Сирил, — громыхнул в ответ Шон; Сирил нервно обернулась: намек был очевиден, но на лице собеседника нельзя было прочесть ничего, кроме согласия с ее утверждением.

— Не желаешь ли выпить перед началом работы чашечку кофе или чая? — любезно спросила Сирил, надеясь, что ему хватит воспитанности понять, что от него требуется сказать «нет».

— Никогда не отказываюсь от кофе, если мне его предлагают! — немедленно отозвался Шон.

Ну конечно! Сирил возвела к небу глаза и, подавив вздох, двинулась на кухню. По дороге она не удержалась и украдкой взглянула на него. «Боже! — чуть не застонала она, — зачем одному человеку столько красоты и обаяния! С такой внешностью можно приходить на рынок и обчищать его, пока народ стоит разинув рот и пялится на тебя».

— Отличный домик, Сирил!

— Спасибо, — рассеянно пробормотала она, копаясь в серванте в поисках банки с кофе. В конце концов она нашла его, засыпала в кофеварку и налила туда воды.

— Предпочитаю черный, — отозвался Шон, когда она обернулась и вопросительно подняла бровь.

— Кто строил дом? — спросил он, взглядом специалиста оглядывая стены и пригубляя горячий напиток. — У парня природное чутье к дереву.

Он профессиональным жестом провел рукой по полированной поверхности стойки.

— Не знаю… Я купила этот дом год назад, но ему уже двадцать пять лет и он сменил множество хозяев.

— Гм! Тогда у нас с этим домом много общего, — усмехнулся Шон.

— В каком смысле? — спросила заинтригованная Сирил.

— Например, у каждого из нас за плечами четверть века, — откликнулся Шон.

— А что касается кофе… — Он скривил губы и сделал второй глоток. — Вкус, конечно… интересный. Какая-нибудь особая смесь разных сортов?

И он аккуратно вылил в раковину все содержимое чашки.

— Особая смесь? — нервно переспросила Сирил, думая совершенно о другом. — Вряд ли. Откуда? Обычная банка, стоит в шкафу уже месяц — для тех, кто захочет кофе…

Двадцать пять лет! Сирил едва не рассмеялась в голос. Да он же совсем дитя!.. Проблем никаких. Неужели она — опытная, умудренная жизнью женщина двадцати семи лет — не справится с этим сосунком?

Шон неторопливо подошел к встроенной в стенку книжной полке и принялся рассматривать книжные корешки, кассеты и компакты с записями классической музыки.

Сирил забарабанила пальцами по ручке кресла. В конце концов, она пошла на эти унизительные условия не для того, чтобы выслушивать его лицемерные похвалы ее вкусу и прочая… Она кашлянула.

— Как ты насчет того, чтобы подняться в мастерскую и приступить к работе? — спросила она звенящим от скрытой злости голосом.

Излучая веселое добродушие, Шон повернулся к ней и снизошел до согласия.

— Правильно, пора и за работу. Чем скорее приступим — тем скорее я получу причитающееся мне вознаграждение. — Он бросил взгляд на часы, плотно сидевшие на его сильном запястье. — Сегодня впервые в жизни буду пунктуален. О, я весь трепещу от предвкушения!

Сирил свирепо развернулась и быстро зашагала наверх. Шон неспешно последовал за ней.

«Черт бы побрал его с его проклятыми условиями!» — бушевала про себя Сирил. Когда над тобой дамокловым мечом висит угроза поцелуя, можно ли вообще нормально работать?

— Можешь переодеться вот за этой ширмой! — Сирил почти швырнула ему его темно-синий комплект.

Шон исчез за деревянной перегородкой, и Сирил заставила себя отвести взгляд в сторону и заняться другими делами. Она закрепила лист бумага на мольберте и начала набрасывать указания для офсетной печати на краю листа.

Хотя она обычно использовала для рисунка лишь белый и черный мелки, некоторые из рисунков печатались на тонированной бумаге, и для того чтобы репродукция как можно точнее воспроизводила оттенки оригинала, она делала эти пометки…

— Ты все еще не готов, Шон? — Сирил вдруг спохватилась, что прошло чертовски много времени.

— Ха, Сирил! Они на меня не лезут, — долетел до нее приглушенный голос. — У тебя нет комплекта размером побольше?

— Что за ерунда! Они не могут не подходить тебе! У Тома Кошински твой размер, и ему все было впору. Ну-ка выйди, поглядим, в чем дело. — Она подошла к ширме и постучала по ней. — Ты в приличном виде?

— Смотря что под этим понимать… — последовал загадочный ответ.

Сирил взорвалась:

— Черт возьми, Шон, неужели ты не понимаешь, что мы теряем драгоценное время?! Мне придется заканчивать работу взмыленной, если мы сейчас же не приступим!.. — Она так ударила по ширме кулаком, что та чуть не опрокинулась.

На свет Божий вышел одетый в соблазнительное белье золотокожий великан.

— Хорошо, Сирил, хорошо, я уже здесь, сама посмотри.

Он оказался прямо напротив нее, так что кроме его необъятной груди Сирил ничего толком не могла увидеть.

Она бросила взгляд вверх: переливчато-синяя материя и в самом деле сидела в обтяжку на его могучем торсе.

— Ничего страшного, Шон. Лучшего для рекламного эскиза и не придумаешь! Это именно то, что нужно.

Она отступила на шаг и продолжила свой критический осмотр. Футболка зауживалась на его тонкой талии, захлестнутая на бедрах боксерскими трусами.

— И трусы идеальной… э-э… длины.

Он и в самом деле отличался по комплекции от Тома Кошински! Майка, сидевшая в обтяжку, и трусы, тесные для мощных бедер и средоточия мужественности, производили совершенно иное впечатление.

Полоска темно-синей материи деликатно прикрывала бедра, но Сирил почему-то поспешила потупить глаза. Правда, она тут же опомнилась и окинула взглядом его длинные золотистые, покрытые светлой растительностью ноги — такие же совершенные, как и весь Шон.

«Очнись, Сирил! — одернула она себя. — Хоть ты не стой разинув рот!»

— Я так и думала, что это твой размер, — подытожила она, словно со стороны слыша свой голос, и тут же про себя простонала: «О Господи, сама не ведаю, что говорю!»

Она резко повернулась в сторону, чтобы Шон не заметил румянца, выступившего на ее щеках.

— Я рад, Сирил, что тебя устраивают мои размеры… — с веселым намеком заметил Шон, но Сирил едва услышала его слова.

— Будь добр, сядь вон на те ступеньки, Шон, — попросила она и жестом показала на застеленную ковром лестницу.

Потом она взяла карандаш и властно указала, какое положение должны занимать его ноги и руки.

— Отлично, Шон! Теперь пару минут посиди не двигаясь, чтобы я могла сделать набросок твоих пропорций. Меня интересует твой размер… я имею в виду рост… Мне нужно дать информацию для типографии.

Сирил снова покраснела, словно сказала какую-то непристойность. «Я что, девчонка? — разозлилась она. — Или действительно это классическая фрейдовская оговорка…»

Она решительно взяла себя в руки и объявила:

— Минуту, я включу магнитофон! Мне лучше работается под классическую музыку, да и время летит быстрее.

— Понятно, понятно… Сто девяносто девять.

— А? Что?

— Один метр девяносто девять сантиметров. Ты спрашивала про мой рост: он тебе нужен для типографии — ты так сказала.

— Ах да, сп-пасибо. — Странным образом даже его услужливость выбивала сегодня Сирил из колеи. — Э-э, у меня здесь только Равель и Дебюсси. Надеюсь, они не нагонят на тебя тоску? Во время перерыва я посмотрю — может быть, найдется что-нибудь и на твой вкус.

«С чего это я впадаю в снобизм? — подумала она. — Оборонительный рефлекс?»

— Для меня что Бах, что рок — один черт, — дружелюбно откликнулся Шон. — А в перерыве я и так получу все, что мне надо.

Сирил, скрипнув зубами, ткнула пальцем в клавишу портативного магнитофона, стоявшего на рабочем столе, и принялась за работу. Трудно было придумать что-нибудь более контрастное: мягкие импрессионистские волны прелюдий Дебюсси и жесткие, резкие линии, которые она свирепо чертила на листе бумаги.

Но вот она уже забыла обо всем постороннем, ловя на глаз пропорции его большого тела.

— Порядок, Шон! Я схватила пропорции, то есть основные соотношения размеров. Теперь, если хочешь, можешь двигать головой, только держи плечи прямо.

Увлеченная мощью и силой его сочленений, Сирил вся ушла в рисунок, а потом принялась за отделку деталей одежды, ладно сидевшей на великане.

Она не замечала пристального, если не сказать больше, взгляда Шона: за мольбертом она забывала обо всем, кроме дела. Впрочем, чем ближе к завершению была работа, тем сильнее начинало одолевать ее беспокойство — но уже иного рода.

Задуманное не получалось. В этом она еще раз убедилась, бросив последний беспристрастный взгляд на рисунок. Раздосадованная, она собралась было немедленно начать все заново, когда спохватилась, что уже около девяти, и Шон заслужил право пусть на кратковременный, но отдых.

Ее охватила безудержная паника, потому что он заработал и кое-что еще помимо отдыха. Руки затряслись от ужаса, и она вспомнила, что две ночи практически не спала.