– Иная малая победа стоит великой! – грустно усмехнулся князь Владимир. – Когда злобный Тохтамыш узнал о той скромной стычке, он сразу же бежал в свою мерзкую Орду! Я согласен, что мы должны были оставаться здесь и защищать город! Известно, что простонародье без мудрого князя и бояр неспособно ни к чему! Разве бы мы открыли врагу ворота? Для этого нужно быть глумными дурачками!

– Что теперь говорить? – пробормотал князь Роман и поглядел на сына. – Если наш народ слаб на голову…Впрочем, хорошо, что мой Дмитрий, наконец, испытал себя в той стычке с татарами под Волоком!

– Да, батюшка, я сам порешил двух здоровенных бусурман! – молвил покрасневший от волнения Дмитрий Романович. – Что поделаешь, если ты не пускаешь меня в войско? Это – мое первое сражение!

– Слушайся своего батюшку, Дмитрий! – наставительно сказал Владимир Андреевич. – Славный Роман не даст тебе плохой совет! Твоя служба – важна и почетна! Разве нам не нужны мир и порядок? Поэтому покорно исполняй волю великого князя и не ропщи на своего батюшку…

В это время в шатер вбежал рослый бородатый мужик, одетый в легкий кафтан княжеского слуги.

– Славный князь! – вскричал он, поднимая вверх руки. – Неужели это правда, что ты заплатишь целый рубль за каждые восемь десятков покойников?! Разве ты не знаешь, что их слишком много?!

– Сколько же их, Будан? – поднял голову князь Владимир, вперив взгляд в своего дворецкого. – Неужели посчитали?

– Посчитали, и тот Божий человек попросил три сотни рублей! – нахмурился Будан, взяв в кулак свою пышную окладистую бороду. – Значит, их – три сотни по восемь десятков…

– Это…два тумена и еще четыре сотни! – вскричал, хватаясь за голову, князь Роман. – Больше двух десятков тысяч! Да это же вся Москва! Страх Господень!

ГЛАВА 13

НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ

– Я очень рад видеть вас в моем Брянске! – сказал, едва сдерживая тревогу, князь Дмитрий Ольгердович. – Как поживает ваш великий князь Дмитрий Иванович? Я слышал о вашей беде и скорблю вместе с вами!

– Да, славный князь, ему и не хорошо, и не плохо! – грустно молвил молодой московский боярин Федор Андреевич Старко, внук татарского мурзы Серкиз-бея. – Мы все никак не оправимся от царского погрома! Видишь, я привез с собой татарского посла Абдул-мурзу! Нам не до веселых слов!

Татарский мурза, сидевший рядом с московским боярином, небрежно кивнул головой и прищурился, вглядываясь своими маленькими хищными глазками в лицо брянского князя. Посол хана Тохтамыша объезжал русские уделы с небольшим татарским отрядом, требуя от князей, отвыкших за прежние годы смут в Орде от татарского «выхода», восстановления прежних даннических отношений. Татар сопровождали надежные люди великого московского князя во главе с боярином Федором. Последний сохранил татарские черты лица, унаследованные от отца, погибшего за Москву на Куликовом поле, прекрасно владел татарским языком и вполне годился для помощи «царским людям». После сожжения Москвы и возникновения угрозы нового татарского набега, великий князь Дмитрий Иванович не хотел раздражать ордынского хана и вынужден был повиноваться его требованиям. Татарские посланники и московские люди побывали в Твери, Смоленске и вот теперь, в конце мая 1383 года, прибыли в Брянск. Их появление было для Дмитрия Ольгердовича неприятной неожиданностью. Удел только что оправился от тяжелых расходов, связанных со снаряжением князя в поход еще против Мамая, выплатами великому литовскому князю Ягайло, и князю Дмитрию было жаль теперь отдавать последнее серебро татарам. Однако он, напуганный вестями о сожжении Москвы и гибели почти всех ее жителей, очень не хотел увидеть татарские полчища на своей земле. Поэтому брянский князь распорядился, чтобы его люди «с лаской и заботой» приняли татарский отряд из двух десятков воинов, разместили их по богатым избам, накормили, напоили и «не чинили им никаких обид».

Сам же князь Дмитрий Ольгердович принял татарина и московского боярина в своей думной светлице, где нежданных гостей усадили на отдельную скамью, поставленную напротив княжеского кресла и перед скамьями собравшихся, как на пожар, брянских бояр, с любопытством слушавших разговор их князя с посланниками.

Мурза Абдулла, одетый в подбитый мехом лисицы шелковый китайский халат, кожаные штаны степного всадника, с рысьей шапкой, напоминавшей треух, на голове, выставив перед собой легкие кожаные сапоги, московской работы с загнутыми вверх носками, надутый от важности своей посольской работы, вызывал злорадные улыбки брянских бояр. Они тихонько показывали на него руками и крутили указательными пальцами по вискам: им было невдомек, почему «царский посол» был так тепло одет и носил меховую шапку, не снимая ее даже перед князем! Боярин же Федор Андреевич, напротив, был одет в легкий московский кафтан, такие же, как и у брянских бояр, штаны и сидел с непокрытой головой. Говорили в основном брянский князь и московский боярин. Татарский мурза молча слушал их разговор на русском языке, и лишь когда Федор Андреевич переводил слова, важные для посланника, на татарский, слегка кивал головой, создавая видимость глубокого раздумья.

Дмитрий Ольгердович уже давно догадался о цели приезда татар, но не спешил с главным разговором и затягивал его, расспрашивая московского боярина о последних событиях. Тот охотно отвечал на все вопросы, и брянцы узнали во всех подробностях о нашествии Тохтамыша, который захватил и сжег не только Москву, но Владимир, Переяславль, Юрьев, Звенигород, Можайск, Коломну, разграбил все села и волости, а потом вторгся в Рязанскую землю и подверг ее жестокому погрому.

Великий тверской князь Михаил Александрович одним из немногих сумел уберечь свою землю от татарского набега, откупившись богатыми подарками и выплатив хану досрочный «выход».

Сразу же после погребения жертв «царского нашествия» Дмитрий Московский произвел тщательное расследование всех обстоятельств внезапного вторжения врагов, обсудил с боярами все сделанные ошибки, связанные с плохой разведкой и неподготовленностью к отражению татар, и предложил пересмотреть порядок охраны границ Московского удела. Он особенно был разгневан поведением великого рязанского князя Олега Ивановича, помогавшего татарам перейти Оку. За это москвичи жестоко наказали Рязань: с огнем и мечом прошлись по всей многострадальной рязанской земле, вынудив Олега Рязанского вновь покинуть свою столицу и скрываться в глухих лесах. Не оставил он без внимания и действия митрополита Киприана, бежавшего во время набега Тохтамыша в Тверь. Великий князь не любил нынешнего святителя, считая его, и не без оснований, ставленником Ольгерда. Среди московских бояр ходили слухи, что именно святейший Киприан помогал Ольгерду Литовскому писать в свое время письмо-жалобу на великого московского князя константинопольскому патриарху Филофею. Кроме того, отец Киприан был утвержден в Константинополе на московскую и «всея Руси» митрополию еще при жизни законного митрополита Алексия! Дмитрий Московский долго не признавал Киприана митрополитом, а однажды даже изгнал его, самовольно прибывшего в Москву, назад в Киев! Но обстоятельства сложились так, что Спасский архимандрит Михаил, посланный великим московским князем в Константинополь для утверждения на пост митрополита, скончался в дороге, и патриарх «с князьями греческой церкви» назначили на высшую церковную должность на Руси одного из сопровождавших покойного – епископа Пимена. Однако Дмитрий Московский посчитал нового митрополита, якобы самовольно вписавшего свое имя в «грамоту» – ходатайство Москвы перед патриархом – недостойным столь высокого поста и отправил его в «заточение» на окраину Московского удела. Пришлось признать митрополитом Киприана, который торжественно въехал в Москву за год с небольшим до нашествия Тохтамыша.

И вот митрополит, по мнению великого князя Дмитрия Ивановича, проявил во время суровых испытаний трусость, позорно покинув свою паству! Посоветовавшись с боярами, Дмитрий Московский послал за ним в Тверь бояр Симеона Тимофеевича Вельяминова и Михаила Ивановича Морозова. Митрополит прибыл в Москву в начале октября, предстал перед великим князем и в ответ на его обвинения сказал: – Когда вас гонят из города, вы переходите в другой…Это не грех, если ты убегаешь от бед и опасностей. А грех – в неискренней вере!

Эти слова не только не убедили, но еще больше рассердили великого московского князя, и он объявил об изгнании Киприана из Москвы. Пришлось святителю уезжать в Киев. А московские бояре посоветовали своему великому князю вернуть из заточения митрополита Пимена, что тот и сделал. Торжественно встреченный Дмитрием Московским и знатью, Пимен воссел в митрополичье кресло и за короткий срок «поставил» на епископство преданных ему людей: Савву – в Сарай, Даниила – в Переяславль, Матфея Гречина – в Ростов, Михаила – в Смоленск и Степана Храпа – в Пермь.

Весной же великий князь послал своего сына, одиннадцатитилетнего Василия, с боярами в Орду к хану Тохтамышу – тягаться за великокняжеский «стол» с Михаилом Тверским, который вновь поднял голову. Княжич с боярами поплыли в Сарай на судах: Клязьмой – в Оку, из Оки – в Волгу, а затем – на юг.

– Они отвезли татарскому царю очень большую дань! – завершил свое повествование боярин Федор Андреевич. – Говорят, что с каждой деревни собрали по полтине серебра! А были случаи, когда рассчитались даже золотом!

– Вот какая беда! – покачал головой Дмитрий Ольгердович, выслушав гостя. – А теперь пришли сюда, за моим серебром!

Московский боярин молча глянул на татарина и, видя, что тот не понял русских слов, сказал: – Не сердись, княже, но и тебе придется расплачиваться! Ни Дмитрий Иваныч, ни московские бояре в этом не виноваты! Такова воля самого царя! Хочешь мира – плати, а не хочешь – воюй! Но мой тебе совет – лучше уплати! Татарский царь пока силен, и нам нужно ждать лучших времен! Разве тебе не наука – московское горе? Наш великий князь – твой верный друг! Если он признал такую тяжелую дань, значит, так надо! – Я ничего не имею против твоих советов, славный боярин! – сказал, грустно улыбаясь, брянский князь. – Так и скажи этому важному татарину! Теперь мы будем каждый год отвозить «выход» в татарскую Орду так, как это было в прежнее время! А посланник получит от меня подарки!