Константин Сычев - Роман Молодой

Поздней осенью 1352 года Брянск гудел как растревоженный улей. Казалось, что город, наполовину вымерший от чумы, внезапно проснулся от страшного сна: в Покровской церкви венчали на княжение нового князя – Василия Ивановича Смоленского! Венчали поспешно, словно надеялись, что с новым князем в городе установятся мир и покой, навеки отступит от славной брянской земли страшная болезнь. Василий Иванович проявил большое мужество, выехав в чумной город сразу же после получения известия о смерти князя Дмитрия Красивого. Он не долго думал и беспрекословно повиновался воле своего престарелого отца, великого смоленского князя Ивана Александровича. Последний, приняв делегацию брянских бояр и выслушав их просьбу – назначить в Брянск одного из сыновей – немедленно послал за младшим, тридцативосьмилетним сыном Василием. – Надо ехать в Брянск, сын мой, – сказал князь-отец. – У тебя нет времени на раздумья: богатый город может попасть в руки наших недругов!

Василий Иванович склонил в знак согласия голову и на следующий день уехал в Брянск вместе с брянскими боярами, возглавляемыми Кручиной Мирковичем.

Добрая воля смоленского князя, приехавшего в поникший от горя чумной город с семьей – женой и двадцатилетним сыном – нашла понимание у брянских бояр и простонародья. – Ты – очень смел, пресветлый князь, и совсем не испугался грозной болезни! – сказал боярин Коротя Славкович, державший хлеб-соль у крепостных ворот при торжественной встрече. – Мы рады, что у нас будет столь достойный правитель!

– Чему быть, того не миновать! – ответил тогда на это новый брянский князь. – Один только Бог знает, быть ли счастью, или познать смерть!

Новый брянский и черниговский епископ Нафанаил, опираясь на волю бояр и богатого купечества, не стал ждать, пока князь Василий съездит в Орду за ярлыком на брянское княжение и принял решение не откладывать венчание нового князя. – У нас достаточно серебра, – рассудил он, – чтобы угодить царю Джанибеку! А значит, никто не посмеет противиться нашей воле!

Седовласый владыка возглавил Брянскую епархию совершенно неожиданно. Его предшественник, епископ Иоанн, мужественно исполнявший свой долг и не боявшийся умереть от чумы, вдруг, после посещения едва ли не последних умиравших от страшной болезни горожан, занемог и скончался в одночасье.

К тому времени умерли все его сподвижники и ученики, в том числе и самые молодые. Чудом уцелел лишь один, уже пожилой, священник – архимандрит Петропавловского монастыря отец Прокопий. Последний не входил в число любимцев епископа Иоанна, поскольку очень осторожно относился к оценке событий в городе: не вмешивался в городскую жизнь, не поддерживал тех горожан, которые хулили знахарей-язычников и греховные привязанности князя, но занимался лишь делами церкви. Он ежедневно и подолгу проводил богослужения в Петровской церкви, горячо и искренне молился за здравие князя и горожан и почти не выходил из стен монастыря. Такая его позиция оказалась выигрышной: в городе не было никого, кто бы хоть в чем-то мог упрекнуть отца Прокопия. Даже некоторая отдаленность Петропавловского архимандрита от княжеского двора прибавляла ему славу «Божьего человека», для которого «все христиане равны»!

Что же касается владыки Иоанна, то он очень неохотно отдал свое епископское кресло человеку, избегавшему встреч с власть имущими. Лишь в самый последний момент, чувствуя приближавшуюся смерть и не желая остаться без наследника, он вызвал к себе в скромную келью, где возлежал на горячечном одре, отца Прокопия.

– Надо, чтобы ты, премудрый старик, – сказал тогда, с трудом ворочая распухшим языком, умиравший, – взял в свои руки всю духовную власть в этой земле! Ты не любил ходить на княжеские советы и встречаться со знатными людьми! Однако не обессудь: некому беречь нашу паству…А теперь бери в свои руки все наши приходы и поезжай в Москву, к святителю…Вот здесь грамотка, написанная мной, – больной с трудом, тяжело дыша, извлек из-под подушки перевязанный алой нитью свиток пергамента. – Там все сказано о твоем назначении…И возьмешь в моей казне серебро: я обговорил это дело с казначеем…

Заметив протест отца Прокопия, выраженный покачиванием головы, владыка поднял вверх дрожавшую руку: – У тебя нет выхода, Прокопий, – неожиданно громко сказал он, – поскольку воля покойного идет от самого Господа!.. – Он не договорил и уронил руку на грудь.

– Славный отец! – упал на колени отец Прокопий. – Прости меня за слабость грешного отрицания! Твоя посмертная воля – закон для меня!

И он уже на следующий день выехал в Москву, где был без промедления утвержден на епископском соборе самим митрополитом Феогностом. Ни один из церковных иерархов не возразил против его назначения: несмотря на богатство Брянска, никто не претендовал на тамошнюю епархию. При рукоположении на епископство московский митрополит, по просьбе брянского претендента, присвоил ему новое имя – Нафанаил. Так, брянский епископ отблагодарил своего предшественника, взяв его первое имя и сохранив о нем добрую память.

Вернувшись в Брянск, епископ Нафанаил сразу же, ввиду отсутствия князя, собрал боярский совет и решительно поставил вопрос о новом князе.

Ряд бояр, самых старых и влиятельных, уцелевших во время чумы, возглавляемых братьями, седобородыми Кручиной и Борилом Мирковичами, без долгих слов предложили послать своих людей в Смоленск к великому князю Ивану.

– Нам нужен князь из славного рода! – сказал тогда Кручина Миркович. – И Смоленск всегда давал нам нужных правителей! Поэтому будем просить великого князя Ивана Александрыча, чтобы он прислал сюда одного из сыновей, Святослава или Василия!

Но с этим мнением не согласились братья-бояре Жирята и Сбыслав Михайловичи.

– Есть еще один славный князь – Роман Михалыч Молодой, – возразил на совете боярин Жирята. – Он – достойный наследник, потомок самого Романа Старого! Почему бы нам не возродить ту древнюю славу?!

– Неужели только на Смоленске замкнулся весь круг русских князей?! – поддержал его Сбыслав Михайлович. – Есть и другие законные наследники!

– Пусть же будет наследником Роман Молодой! – выкрикнул двоюродный брат Жиряты, боярин Супоня Борисович, брянский воевода. – Мы тогда получим поддержку от Литвы! Он же – друг самого великого князя Ольгерда, если не его пасынок!

– Это правильно! – буркнул его брат, боярин Воислав Борисович. – Нечего посылать за смоленским князем!

– Это ошибка, брат! – встал вдруг со своей скамьи княжеский мечник Сотко Злоткович. – Я слышал древнее предание, что наш славный Брянск начался с Романа Михалыча и Романом Михалычем закончится! Значит, тогда не станет Брянского княжества и наступит наша погибель!

– Мы тоже слышали об этом! – разом закричали все остальные бояре, доселе молчавшие и ожидавшие чужого мнения.

– И это очень важно! – подвел итог общему мнению боярин Коротя Славкович. – Нашей земле не нужны ни беды, ни бусурманский разгром! Тот Роман Михалыч скорей литовец, чем русский! Возьмет и отдаст нашу землю злобному Ольгерду! Пусть же будет свой, смоленский князь!

И, несмотря на недовольство брянского воеводы и его брата, бояре поддержали первое предложение.

Епископ Нафанаил и здесь проявил свою сдержанность и дипломатический дар. Лишь только тогда, когда мнение большинства утвердилось, он поддержал общее решение и предложил кандидатов на поездку в Смоленск. Так князь Василий Иванович оказался в Брянске.

Венчание состоялось в Покровской церкви. Князь Василий стоял рядом со своей супругой – красавицей Ольгой – у алтаря, окруженный брянскими боярами и своими лучшими дружинниками. Ни купцов, ни прочих богатых горожан не пригласили, помня о трагических событиях в церкви Горнего Николы почти двенадцать лет назад.

Владыка самолично надел на головы князя и княгини золотые венцы, оставшиеся от прежних князей, благословил их на княжение и произнес здравицу.

– Господи, помилуй! – троекратно пропели сверху, с хоров. И сразу же после этого новоиспеченный князь с женой, одетые в сверкавшие золотом одежды, под громкие церковные песнопения вышли, взявшись под руки, во двор, окруженные боярами, и направились в княжеский терем. Там, в пиршественной зале, уже стояли большие столы, уставленные всевозможными яствами и напитками.

Только теперь, возглавив княжеский стол, Василий Иванович почувствовал себя не просто удельным князем, но князем богатой и сильной земли. Слушая славословия брянских бояр, только что венчанный князь улыбался и кивал им головой. – Надо поддержать всех этих добрых бояр, – подумал он, – и сохранить старый порядок!

К вечеру, после того как все досыта наелись, выпили изрядное количество хмельных медов, греческих вин и пенного пива, князь Василий дал знак рукой о завершении пира и оставил за столом лишь своего сына, владыку Нафанаила и бояр. Княгиня ушла в свой терем, старшие дружинники и трое священников тоже удалились, и князь завел с оставшимися неторопливый разговор.

– Наступили тяжелые времена, – сказал он, – и нужно обсудить последние новости. Может, надумаем что-нибудь полезное…

– Это так, княже, – кивнул головой епископ Нафанаил, сидевший в самом начале скамьи, рядом с опустевшим креслом княгини, – время сейчас непростое! Ужасная болезнь, поразившая наши города, унесла множество жизней! Как там у вас в Смоленске, удалось пережить эту беду?

– Какое там! – поморщился князь Василий, блеснув своими большими голубыми глазами. Его длинные льняные волосы, казалось, топорщились из-под княжеской шапки. – После примирения с Москвой у нас начался такой мор, что полегла добрая половина горожан!