Константин Сычев - Роман Молодой

– Мой батюшка победил бы его без труда! – раздраженно буркнул князь. – Однако, что у этого батура за пузырь на могучей груди? Неужели тяжелая броня?!

Буян наклонился к безжизненному телу врага, потянул его простую конопляную рубаху, надетую на легкий камышовый панцирь, содрал этот доспех и перед их глазами предстал довольно плотный кожаный мешочек. – Что там в этой калите? – молвил распухшими губами князь Дмитрий. – Неужели серебро?

– Сейчас узнаем, – усмехнулся Буян Даркович, потянув мешочную тесьму и развязывая таким образом кошель татарского мурзы. – Господи! – вскричал он. – Да тут много золота и серебра!

– Вот так да! – покачал головой князь Дмитрий, глядя на груду золотых монет, блестящих разноцветных камешков, слитков золота и серебра. – Здесь и дорогие каменья: яхонты, измарагды и адаманты! И целая россыпь лалов! Это большое богатство! Вот и подал Господь моему батюшке такое счастье!

Он поднял голову, огляделся по сторонам и сказал: – Надо спрятать все это, Буян! Хорошо, что нас никто не видит! На эти богатства можно безбедно прожить не одну жизнь! Отвезем наше сокровище в Чернигов!

– Да, княже, – ответил на это преданный боярин, – давай-ка завернем эту находку в плащ! Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь узнал о таком богатстве!

– Ладно, Буян, – кивнул головой Дмитрий Романович, снимая свой красный, залитый кровью плащ, – на-ка вот тебе эту тряпицу и скорей спрячь сокровище! А дома мы разберемся!

Буян Даркович завязал тесемки на татарском мешочке, окутал его княжеским плащом и взвалил драгоценную ношу на спину. – Тяжелая штука, княже! – весело сказал он. – Вот как наградил тебя Господь: и жизнь твою спас, и богатством одарил! Радуйся, княже!

Как раз в это время к ним подскакал брянский князь Дмитрий Ольгердович. – Мы победили, брат, – весело молвил он, – и сокрушили самого Ахмата! Теперь будем ждать нашего царя Тохтамыша! Надо бы…, – он осекся, глянув на лицо своего тезки и, схватившись за бока, громко, хрипло захохотал. – Вот это красота! – бормотал он, покачиваясь от смеха. – Какой желанный молодец для наших пленных татарочек!

На его смех сбежались все прочие князья и воеводы. Они дружно, не обращая внимания на разгневанных Дмитрия Романовича и его боярина, затряслись от безудержного хохота. Услышав веселый шум, к ним подскакал и великий князь Витовт. Но смеяться он не стал. – Чего регочете? Стыдно вам, могучие воины, осмеивать боевые раны! – с укоризной сказал он. – Зачем вы обижаете нашего славного Дмитрия?! Вам бы так…Тогда было бы не до смеха! Я сочувствую твоим ранам, Дмитрий! Молодец, что одолел такого страшного великана! – Он внимательно оглядел огромный труп. – Если бы не ты и твои славные воины, этот могучий воин перебил бы многих людей! Значит, твои раны были не напрасны! Благодарю тебя, Дмитрий, за верную службу!

Смех быстро прекратился, и знатные воины с уважением и любовью посмотрели на согнувшегося, багрового от стыда, русского князя.

– Пошли же, Буян, к нашему обозу! – сказал, сгорбившись и уныло качая головой, Дмитрий Романович. – Там мы выпьем доброго вина, а этим насмешникам не дадим и собачьего дрына!

И они медленно поплелись туда, где виднелся разбитый воинами лагерь.

Наутро в стан литовцев прискакали посланники хана Тохтамыша. Войдя в шатер великого князя Витовта, они долго о чем-то говорили. Но об этих разговорах Витовт ничего войску не сообщил.

– Ходят слухи, княже, что завтра мы уйдем восвояси, – сказал вечером Дмитрию Романовичу, лежавшему на мягкой камышовой кровати, боярин-воевода Влад Изборович. – Татары сами заняли Крым и разместили там свое войско и семьи. Еще говорят, что царь Тохтамыш разгромил своего соперника и вернул себе все поволжские города! Он якобы передал благодарность Витовту и уговорил его на новый поход, в следующем году!

Вскоре эти слухи подтвердились.

Еще три дня простояло в степи литовско-русское войско, празднуя победу над татарами «Синей Орды», а князь Дмитрий безвыходно пролежал под присмотром своих дружинников, испытывая жажду и горя от лихорадки.

– Хотелось бы скорей вернуться домой, – бормотал он как-то вечером, томясь от тоски и жара, – и, дай Бог, пережить эти муки!

– Зачем вспоминать Господа без надобности?! – раздался вдруг звонкий веселый голос князя Дмитрия Ольгердовича, нависшего над своим страдавшим тезкой. – Чего ты печалишься? Уж не по супруге ли скучаешь?

– Сейчас мне не до супруги, брат! – буркнул Дмитрий Романович. – Слава Господу, что не повредил хотя бы дрын! Тогда бы мне не понадобилась ни супруга, ни какая другая девица! Хотелось бы скорей домой, чтобы лекари моего батюшки поправили мое изуродованное лицо! Стыдно выходить на люди!

– Это – не горе, брат! – кивнул головой Дмитрий Брянский. – Твое лицо само по себе поправится…И все раны затянутся…За это не бойся! Знай, что от этого тебе только прибавилось почета и уважения! Сам великий князь не успевает тебя нахваливать! А насчет дома не переживай: мы завтра же отправляемся назад! Такова воля Витаутаса! Пора, скоро начнутся дожди!

– Вот беда-то! – простонал Дмитрий Романович. – Придется ехать в телеге! Видишь, во что я превратился, брат? В бессильную женку!

Очередной боярский совет, созванный великим московским князем Василием в жаркий день июля 1399 года, был шумным и беспокойным. Опять бояре не хотели мириться с новгородцами и требовали, большинством, продолжения войны. Однако, поскольку «новгородская брань» была убыточна для московской казны, Василий Дмитриевич предлагал заключить мир. Но бояре долго не соглашались с этим. Конечно, великий князь мог приказать и потребовать исполнения своей воли, однако ему хотелось, чтобы бремя ответственности за государственные решения лежало на всех…Поэтому он не мешал боярам спорить и ждал удобного случая для своевременного вмешательства в разговор, чтобы направить его в нужное ему русло.

Как раз в это время великий литовский князь Витовт готовился пойти «войной» на засевшего в Сарае хана Тимур-Кутлука, и московские бояре рассчитывали использовать благоприятный момент, чтобы совершенно разгромить Великий Новгород. Но Василий Московский опасался увязнуть в войне с богатым Новгородом, который обладал и значительным населением. Кроме того, он еще не знал, каким будет исход войны Витовта с Сараем. Все помнили два последних успешных похода литовского войска против татар. Было также известно, что великий князь стремился вернуть на ханский трон Тохтамыша, которого хорошо помнили и смертельно ненавидели пострадавшие от него семнадцать лет назад москвичи. Москва уже давно, со времени изгнания Тохтамыша великим Тимуром, не платила ордынский «выход». Возвращение Тохтамыша означало возобновление тяжелой дани. А этого великий князь Василий не хотел.

– Лучше посылать скромный «выход» и подарки царю Темир-Кутлую, чем терпеть тяжелые поборы Тохтамыша! – говорили московские бояре.

Василий Дмитриевич помнил те годы, когда он проживал, как заложник, в Сарае, не мог выкинуть из памяти и встречи с ордынским ханом, когда тот был, порой, зол на молодого княжича, если ему не угождали подарками из Москвы или, по мнению хана, не вовремя их присылали. Унижения, насмешки, которым подвергался в Орде будущий наследник великого московского князя, оставили в его душе «превеликую нелюбовь к царю Тохтамышу». Вот почему он не поехал в Смоленск по приглашению Витовта «с железными полками» и, прямо не отказываясь, уклонился от совместного похода в далекие степи. Василий Дмитриевич прислал вместо себя свою жену Софью с боярами и богатыми дарами. вский стремился вернуть на ханский трон Тохтамыша, которого хорошо помнили и смертельно ненавиУспокоенный московскими боярами, что великий князь Василий увяз в войне с новгородцами и не имеет возможности помочь ему войском, Витовт, уверенный в своей будущей победе, «обласкал» свою дочь Софью, подарил ей множество икон, на которых были отображены «страсти Господни», и отпустил назад в Москву.

Смоленск стал местом сбора войск для похода на татар. Как раз, когда в Москве заседал боярский совет, Витовт уже вел свою объединенную рать в степь, с нетерпением ожидая «великой победы».

Между тем новгородцы продолжали свои набеги на московские окраины. Их воевода Яков Прокофьев разгромил большой отряд сторонников Москвы на реке Сухоне, недалеко от Устюга. Но основные силы новгородцев к решительным действиям не приступали. Они боялись столкновения с сильным московским войском, несмотря на то, что Великий Новгород очень сильно страдал от блокады, созданной великим московским князем. Прекратился подвоз зерна с юга, прервались купеческие пути через московские земли, и новгородцам приходилось устанавливать более тесные связи с Литвой и Западом, хотя среди их бояр были люди, не желавшие зависеть от Запада и предпочитавшие мир с Москвой. Конечно, если бы новгородцы наладили прочные отношения с Западом и предпочли союзу с Москвой дружбу с соседними Литвой и Тевтонским Орденом, если бы в среде их знати не было разногласий по способам защиты своей, пускай боярской, но республики, их потомков, возможно, не постигла бы впоследствии печальная судьба, и Великий Новгород, не поглощенный безжалостной Москвой, смог бы явить Руси пример иной, более человечной, государственности…

Но вот на этот раз одолела «знатная кучка» из сторонников Москвы, и к великому князю Василию Дмитриевичу была послана «превеликая толпа лучших людей».

В нее входили: архимандрит одного из новгородских монастырей Парфений, посадник Иосиф Захарьевич, тысяцкий Ананья Константинович, «житейские люди» Григорий и Давыд.

Великий князь Василий Дмитриевич вместе с митрополитом Киприаном сразу же приняли новгородцев, прибывших в Москву, но своих бояр на встречу не пригласили. Они «порешили» тогда вынести вопрос о мире с Новгородом на обсуждение боярского совета, и новгородцы оставались в Москве, ожидая, когда великий князь созовет свою знать.