– Я был на службе у московского князя, государь, – ответил князь Роман, – да вот состарился и стал негоден молодому Василию…Пришлось уезжать к славному Витовту, а он послал меня в Чернигов…Но я не хочу такого наместничества без твоего разрешения, государь! Вот поэтому я привез тебе полновесный «выход» за все нынешние черниговские доходы, чтобы не обидеть тебя. Я прошу у тебя грамотку на Чернигов и одобрение моего правления!

– Волей Аллаха даже старый конь не покинет своего друга в сражении и всегда подаст достойный пример молодым! – насупил брови хан Тохтамыш. – Значит, у того Вэсилэ из Мосикэ нет разума…А это неплохо! Вот его батюшка, Дэмитрэ, был умен и хитер: держал вокруг себя могучих и достойных людей! Вижу, что теперь все по-другому…А Витэвэ, коназ Лэтвэ, теперь мой друг…Поэтому я доволен! Владей же своим Черныгы и вовремя плати хороший «выход»! Эй, Бурахай! – вдруг крикнул он, хлопнув в ладоши. Из темного дворцового угла вышел ханский денежник. – Скажи мне, Бурахай, сколько серебра привез нам этот коназ Ромэнэ? – буркнул хан.

– Много, государь! – весело сказал ханский придворный. – В несколько раз больше, чем во время того презренного Корэбутэ! И даже больше, чем присылает жалкий Кыев! А ведь тот Кыев больше Черныгы раз в пять! Значит, этот Ромэнэ – хороший коназ! Если бы каждый город твоего улуса приносил такой доход, мы бы не знали горя и уже давно смогли бы разгромить того Хромого Тимура!

– Якши! – улыбнулся ордынский хан, и стоявший перед ним на коленях князь Роман только сейчас огляделся, обнаружив, как обеднел ханский дворец. Сам Тохтамыш сидел в стоявшем на прежнем возвышении кресле белого цвета, по-видимому, из слоновой кости, но ни золотого трона, ни золотых ступенек к его царственному возвышению уже не было. На стенах не сверкали золотом и серебром массивные подсвечники, а толстые свечи были просто вставлены в медные кольца, прибитые к стенам. Обветшали и потускнели некогда богатые и толстые персидские ковры. В приемной ханской зале сидели на корточках немногочисленные приближенные – не больше десятка человек. Среди них выделялся одетый в белоснежные одежды духовный глава сарайских мусульман – имам. Все они располагались в некотором отдалении от хана и приближались к трону лишь по мановению руки своего повелителя. Подле же самого трона стоял, по левую руку хана, советник, имени которого князь Роман не знал, но его живые глаза, седые волосы и доброжелательная, гордая улыбка говорили об остром уме и большом жизненном опыте; по правую же руку повелителя стоял, словно статуя, великий визирь, взгляд которого выражал лишь тупое недоумение, которое так и не исчезло с его лица до самого ухода русского князя из дворца. Ордынский хан выглядел болезненным то ли от забот, то ли от внутреннего недомогания. Его лицо, слегка округлое, пожелтевшее, увенчанное желтой шелковой монгольской шапочкой, обшитой снизу мехом рыси, периодически подергивалось, а жидкие длинные усы, свисавшие до подбородка, небольшая рыжеватая бородка слегка тряслись. Ордынский повелитель держал правую руку, торчавшую из желтого шелкового халата, на золоченом поясе и, казалось, был готов в одно мгновение выхватить из сверкавших драгоценными камнями ножен длинный кинжал. Левая же его рука покоилась на подлокотнике кресла. Ханские ноги, одетые в белые, судя по всему, льняные штаны, и золоченые, усыпанные драгоценными камнями туфли с загнутыми вверх носками, были вытянуты вперед и свободно покоились на толстой мягкой подушке.

– Можешь идти, Ромэнэ, в свою юрту и ждать там мой ярлык! – продолжал между тем Тохтамыш, сверкая своими умными черными глазами. – Я не буду тебя долго задерживать, чтобы не мешать твоему толковому правлению! Главное – своевременно доставляй нам свой «выход» и в не меньшем числе!

Князь Роман вернулся в свою гостевую юрту и, приняв пищу, улегся на уютный татарский диван, рассчитывая отдохнуть. – Вот как изменилась Орда! – думал он, предвкушая крепкий сон. – И обеднела, и ослабела…Но царское войско еще очень велико! – Он вспомнил многочисленных татарских конников, встречавшихся ему на пути, и большие отряды татар, проезжавших по улицам Сарая. – Да, если бы не царские враги, наше дело было бы совсем плохо!

Неожиданно в дверь его опочивальни постучали, и тихонько, стараясь не волновать князя, вошел его дворецкий Бобко Ярович, который добровольно поехал сопровождать своего князя в Сарай. – Славный князь! – сказал он своим спокойным, уверенным голосом. – Там тебя ждет красивая девица, татарочка! Она ни слова не знает по-русски! Я не хотел тебя тревожить, но подумал, что ты вряд ли откажешься познать ее…Тебе нужно как-то успокоиться после встречи с грозным царем и достойно провести время…

– Веди сюда эту девицу, славный Бобко! – улыбнулся князь. – Если она хороша собой, я, несомненно, ее пощупаю!

– Салам тебе, коназ-урус! – сказала вошедшая в княжескую спальню девушка, одетая в длинный, до пола, зеленый халат. – Я пришла к тебе, чтобы принести радость!

– Салам, татарская девица! – оживился князь Роман, впиваясь глазами в ее красивое, цвета спелого персика, лицо со слегка раскосыми глазами. – Кто же твой хозяин? Кто тебя прислал?

– Мой господин – Абдуррахман! – улыбнулась девушка. – Он – врачеватель самого государя! Вот и прислал меня для твоего блага…

– Сколько же ты берешь серебра за добрую ночь? – спросил, качая своей седой головой, Роман Михайлович. – Или, может, тебе достаточно одной любви?

– Мне хватит и любви! – весело сказала девушка. – А вот моему господину нужны деньги! Такова его воля…Хватит и десяти государевых денег!

– Десяти денег?! – нахмурился старый князь, приподнимаясь с дивана. Но в этот миг девушка сбросила с себя халат и предстала перед его взором во всем великолепии молодой красавицы. Оглядев ее невысокую, но стройную фигуру с небольшими округлыми грудями и вишневыми, торчавшими в напряжении сосками, плоским загорелым животом, под которым темнел небольшой серый треугольник курчавых волос, князь, забыв обо всем на свете, промолвил дрожавшим голосом: – Иди же ко мне, дивная лада и утешение моей души! Я очень рад твоей любви и не пожалею тебе серебряных денег!

Наутро в гостевую юрту Романа Молодого прибыл ханский посланец с заветным ярлыком. Князь к тому времени уже встал, оделся с помощью своего дворецкого и готовился принять пищу.

Татарский воин вошел, низко поклонился князю и, кратко его поприветствовав, протянул ханскую грамоту. – Мой государь жалует тебе Черныгы с окрестными землями, – сказал он, – и разрешает возвратиться домой! Собирайся!

Поездка князя Романа в Орду имела одно важное последствие: он приобрел уважение татар, кочевавших в недалеких степях, и обезопасил свой город от их набегов и наездов, которые раньше были делом обычным и отпугивали от Чернигова люд окрестных земель. Теперь же «татарская беда» миновала Чернигов, и князь Роман с радостью смотрел на идущих из разных концов Руси с котомками за плечами странников, находивших приют в его городе.

Вот и сегодня, в ласковый майский день, он вышел из своего терема и направился к крепостной стене, надеясь полюбоваться на бескрайние зеленые поля и недалекие густые леса. Однако не успел он подойти к лестнице, ведущей на стену, как заиграл сторожевой рожок, и воины, стоявшие на стене, забегали, засуетились.

– Славный князь! – крикнул спускавшийся по лестнице воевода. – Сюда идет огромное войско! Возможно, это лютые враги!

– Готовьтесь к обороне, Влад Изборович! – ответил своим зычным голосом князь Роман. – А я сейчас залезу на стену и сам посмотрю на врагов!

Он недолго вглядывался в даль: примерно в двух верстах, со стороны Киева, по берегу Десны, скакали вооруженные всадники. – Так это – литовцы! – прищурился Роман Молодой. – Я вижу литовские доспехи и…Неужели мои глаза затуманились и помутнели? Да там сам Витовт, наш славный господин! Эй, мои люди! – крикнул он, улыбаясь. – У нас великая радость! Сам могучий Витовт…с каким-то князем приближаются к нашей крепости! Трубите во все трубы и пошире открывайте ворота! И бегите скорей, мои верные люди, к Бобко Яричу, чтобы он как можно быстрей накрыл пиршественные столы! Да выкатывайте бочонки с добрым вином, пивом и медовухой! Слава могучему Витовту!

Великий литовский князь Витовт медленно ехал, гордо держа свою красивую голову, увенчанную богатой, подбитой черной куницей шапкой. Рядом с ним скакал другой литовский князь: рослый, мрачный и совершенно седой. Витовт, со своими седоватыми волосами, казался намного моложе его. Встречавший неожиданных гостей князь Роман не удержался от возгласа изумления. – Это ты, Андрей Ольгердыч! – крикнул он, ликуя. – Слава тебе, Господи, что ты жив и свободен!

Витовт слез с коня и отдал его поводья слуге. – Прими же хлеб-соль, наш славный господин! – весело сказал по-литовски князь Роман, подталкивая перед собой бояр, державших два подноса, на одном из которых стоял хлебный каравай с солонкой, а на другом – серебряные графин и чаша с вином.

Отведав хлеба-соли и отпив из чаши немного вина, Витовт передал сосуд с крепким напитком князю Андрею, а сам подошел к своему черниговскому наместнику, обнял его и, по русскому обычаю, трижды поцеловал.

– Я вижу, Роман, – весело сказал он, – полный порядок в твоей земле и хорошее правление! Я знаю и о твоей поездке к мудрому царю Тохтамышу! Ты правильно поступил! А я еще зимой вызволил из плена нашего славного Андреаса. Я не один год уговаривал Ягайлу, чтобы он выпустил нашего общего друга. Но польский король согласился с моими просьбами только после того как меня поддержали другие князья! Потом я пожаловал Андреасу грамоту на владение Псковом. Но он там долго не задержался, потому как псковичи слезно упросили оставить у них князем его сына Ивана…И вот наш Андреус у тебя в гостях…

– Мы только что прогнали из Киева моего брата Владимира! – буркнул недовольный князь Андрей. – И объявили великим киевским князем Скиргайлу!

– Это надо было сделать, брат! – кивнул головой Витовт. – Сам Ягайла принял решение насчет Киева…И мне не хотелось с ним ссориться. Тогда ты просидел бы в его плену до конца жизни…Но нам не пришлось прогонять Владимира из Киева. Как только мы взяли Овруч и Житомир, он бежал, словно заяц! А к чему было бежать? Разве я не дал бы ему какой-нибудь удел?