Вот святитель подъехал к многочисленным купеческим лавкам и дал знак вознице остановиться. – Добрые брянцы! – громко сказал он во внезапно установившейся мертвой тишине. – Я сам приехал в ваш город, чтобы поставить вам нового владыку! Вот и ушел к Господу ваш набожный и честный епископ Григорий, человек с горячим и преданным сердцем! А теперь пора украсить вашу осиротевшую церковь праведным главой и утвердить такого владыку, который бы проникся любовью и заботой ко всему вашему народу! И чтобы был набожен и строг, как истинный православный пастырь! Поэтому я обращаюсь к вам, мои брянские сыновья и дочери с призывом любить и почитать вашего будущего наставника! Я желаю всем вам добра, мира, смирения перед властью и любви к нашему Господу Вседержителю! Аминь!

– Слава! Слава мудрому святителю! Долгих тебе лет и здоровья! – закричали брянцы в ответ на речь митрополита.

Под крики мирной радостной толпы митрополит Пимен медленно въехал на крутой подъем, перекрестил проплывавший перед ним храм Горнего Николы и, наконец, приблизился к широко распахнутым крепостным воротам, возле которых его ждал князь Дмитрий Ольгердович с боярами и городскими священниками.

Митрополит спустился с помощью служек на землю, немного постоял, с улыбкой глядя перед собой, и пошел, не спеша, в сторону князя Дмитрия.

– Слава святителю! Слава князю Дмитрию! – кричали со всех сторон брянцы, радуясь необычному зрелищу.

Митрополит приблизился к встречавшим, перекрестил брянского князя и бояр, протянул руку к золоченому блюду с хлебом-солью и серебряным кувшином с золотой чаркой, которое держал княжеский огнищанин, перекрестил блюдо, отломил кусочек хлеба, обмакнул его в соль и прожевал. Затем он поднял правой рукой чарку с вином и быстро выпил ее содержимое.

– Здравствуй, славный святитель! – громко сказал князь Дмитрий. – Долгих тебе лет, наш дорогой пастырь! – прокричали бояре. – Да благословит тебя Господь! – пробасили священники. Митрополит что-то сказал брянскому князю, широко улыбнулся и пошел в его сопровождении внутрь крепости в княжеский гостевой терем, где принимались самые знатные гости. Высокие священники, прибывшие с митрополитом, пошли вместе с брянскими священниками в подготовленные для них помещения. Княжеский огнищанин Олег Коротевич со слугами тем временем занимались размещением московских воинов, прибывших с митрополитом. В княжеском «охотничьем» тереме были накрыты богатые столы со всеми яствами, которыми славился хлебосольный брянский князь. Князь и бояре надеялись, что святитель переменит дорожную одежду, а после этого примет пищу. К этому пиру тщательно готовились. Чего только не было за пиршественным столом! И мясные, и рыбные, и растительные блюда. На золоченых блюдцах лежали копченые, жареные и вареные отборные куски медвежатины, кабанины, оленины, зайчатины. Огромные блюда ломились под тяжестью отварных осетров, украшенных ломтиками всевозможных овощей – моркови, свеклы, репы. На середине стола красовались зажаренные целиком цапли и лебеди, жирные гуси и утки. Рядом в глиняных горшочках стояли бесчисленные соусы – от острых до сладких и соленых – подаваемые к мясным и рыбным блюдам. Возле каждого блюда стояли серебряные чаши с отборными грибами – жареными боровиками, солеными рыжиками и груздями. Оба противоположных стола были также уставлены серебряными и золочеными кубками для вин, медовухи и пива. На княжеском же столе, соединявшем столы знати, был виден только большой золотой кубок с вином, но еды на нем совсем не было. Княжеская пища готовилась отдельно от всех и подавалась слугами лишь только тогда, когда сам князь садился за стол. Слуги подносили гостям вина, наполняя их кубки, и стояли за их спинами, ожидая, когда очередной сосуд будет опустошен, чтобы вновь налить туда ароматный хмельной напиток.

Вот уже вся трапезная наполнилась людьми, а святителя все не было. Бояре и священники, усевшиеся за длинные столы, терпеливо ждали, глотая слюну. Наконец, появился и сам князь, занявший свое большое черное кресло. Тут же к нему подбежали слуги с дымившимися свежими блюдами, устанавливая их на небольшой княжеский стол. Дмитрий Ольгердович встал и оглядел собравшихся гостей. Он видел гримасы изголодавшихся бояр, которые, дожидаясь «княжего пира», ничего с утра не ели, надеясь вместить в себя больше изысканных яств.

– Сейчас будет и славный святитель! – весело сказал Дмитрий Ольгердович. – Он не хотел садиться за наш пиршественный стол, поскольку устал с дороги, но наш добрый местоблюститель Исакий уговорил его! Недолго осталось ждать!

Тут же отворилась дверь, и мальчик-слуга, выбежав вперед, громко крикнул: – Знатные люди! Сюда идет наш мудрый святитель!

Вслед за ним два рослых княжеских слуги, богато одетых в лучшие наряды – литовские кафтаны, обшитые серебряными галунами – схватившись каждый за створку двери, распахнули ее настежь и остановились у входа, держа в руках небольшие серебряные топорики, в подражание московским порядкам.

Митрополит, одетый в новые рясу и белоснежный клобук, вошел своей величественной спокойной походкой в пиршественную залу в сопровождении епископа Михаила Смоленского, архимандрита Федора Симоновского и двух служек, благословил сидевших за столами знатных людей и, обойдя столы, занял место на передней скамье, ближе к князю. К нему подсели знатные московские священники. Служки святителя помогли ему перешагнуть через скамью, поддержав старца и приподняв слегка полы его рясы. После этого они заняли последние места на той же скамье. Пир прошел без княжеских скоморохов-музыкантов, ибо принимали в гости высокого священника, однако все остались довольны. Было много тостов, здравиц, славословий в честь гостей-священников, брянского князя и великого князя Дмитрия Донского.

После трапезы все перешли в думную светлицу, где князь, в присутствии своих бояр, побеседовал с митрополитом. Прежде всего, он с интересом выслушал повествование митрополита о поездке в далекий Царьград, а затем узнал, что прибывший из Москвы святитель не собирается ничего изменять и готов утвердить на епископство архимандрита Петропавловского монастыря Исакия, который был назначен местоблюстителем по воле умиравшего епископа Григория. Ответ митрополита успокоил Дмитрия Ольгердовича, и он перешел к другому вопросу.

– Мы озабочены, святой отец, одним неприятным делом! – сказал брянский князь, восседая в своем большом кресле напротив передней скамьи, которую занимали митрополит, смоленский епископ и московский архимандрит. – В прошлом году в Москве ограбили наших купцов! А когда они обратились к властям, им не оказали никакой помощи. Так, Роман Молодой, который ведает порядком и сыском в Москве, ничего не сделал и не выявил преступников! Разве можно так обижать гостей из других уделов?

– Я слышал об этом, сын мой, – кивнул головой митрополит, – однако сам в это время пребывал в Царьграде, а потом уже было поздно принимать меры…Но я думаю, что если тот Роман Михалыч, набожный и честный человек, не сумел найти татей, значит, на то не было Божьей воли…

– Святой отец! Говорят, что в том постыдном деле были замешаны знатные московские люди! – буркнул недовольный брянский князь. – Они поделили всю добычу и вовлекли в преступный сговор того Романа Молодого!

– Этого не могло быть, сын мой! – перекрестился митрополит. – Роман Михалыч никогда не войдет в преступный сговор! Он не раз страдал за свою честность и правдивость! Злые люди всегда ищут пути, как оболгать порядочного и набожного человека! Даже сам великий князь Дмитрий таит в сердце недовольство славным Романом…Почему? – Не знаю! И сын великого князя, Василий, тоже не жалует Романа Молодого…Возможно, за его гордость…Князь Роман не хочет гнуть свою шею ни перед кем, кроме Господа!

– Да, если у тебя нет удела, нужно забыть о гордости! – кивнул головой брянский князь. – Этот князь Роман попал в Москву, как кур в ощип! А я уже думал, что он подружился с московской знатью и забыл свой Брянск!

– Тяжела жизнь у Романа Михалыча! Нет его душе покоя, – тихо сказал митрополит. – И с детьми у него не все ладно! У его сына, женатого на московской боярыне, до сих пор нет детей! А дочери Романа остались старыми девами…Гордый Роман не захотел выдавать их за боярских сыновей, а теперь уже поздно…Кому нужны старухи? К тому же они не были красавицами да и богатым приданым не могли похвастать! От дел праведных не нажить хором каменных!

– Расскажи нам, скромным брянцам, святой отец, как ты будешь утверждать нашего владыку, – улыбнулся князь Дмитрий.

– А что тут говорить, сын мой, – молвил митрополит, опустив свою длинную седую бороду. – Конечно, лучше бы устроить торжественное «поставление» в Спасском соборе. Но он мал и не вместит в себя простолюдинов!

– А зачем нам эта чернь, святой отец?! – вдруг выкрикнул боярин Тихомир Борилович, вскакивая с соседней с митрополитом скамьи и грозно возвышаясь над боярами своим тучным рослым телом. – Наши простолюдины не раз позорили город своими мятежами и крамолой! Когда-то брянские вечники убили даже несчастного князя Глеба! Зачем нам это надо?

– Я не заметил у брянцев мятежных намерений, – пробормотал, глядя на брянского князя, святитель. – Но о прежних смутах в вашем городе я слышал…Но это было давно!

– Кто их знает, святой отец! Наш народ не поймешь! Они до сих пор вершат свои дела в темных лесах и умыкают себе женок на реке! А некоторые даже молятся языческим богам! – поднялся со своей скамьи Поздняк Кручинович. – Зачем нам повторять старые ошибки? Уж если ты не против утверждения нашего Исакия, так сделай это в крепости, в Покровской церкви! А мы объявим об этом народу! Кроме того, на священный обряд будут приглашены все наши купцы и лучшие умельцы из простолюдинов, и они быстро разнесут по городу нужные нам сведения! А в остальных церквах пусть пройдет благодарственный молебен по случаю утверждения нового владыки!

– Ну, если так, – вздохнул митрополит, – тогда я не против этого! Пусть так и будет! Мы совершим нужное таинство в Покровской церкви и предотвратим возможные беспорядки! Слава Господу!