Константин Сычев - Роман Брянский

– Что ты, господин наш великий князь! – молвил ближайший к нему боярин. – Посланец тут не повинен! Твой давний недруг, князь Ярослав, говорил его губами. Княжеский слуга покорен своему господину! Хвалить надо княжеских слуг за такое усердие. А поэтому, вот тебе мой верный совет: не горячись, князь, и прости этого холопа. А Господь тебя сторицей вознаградит!

– Ладно, Акинф, – успокоился князь Михаил, – бес с ним, с этим посланцем! Давай-ка думу думать по нынешнему делу. Надо ли приглашать на венчанье смоленских князей?

– Великий князь! – ответствовал воевода Благомир. – Я думаю, что не надо теперь созывать князей. Пошли им весть о твоем старшинстве и венчании!

– А может, отложим это венчание? – вмешался митрополит. – Пошлем гонцов в Суздаль к князю Ярославу, на Волынь, к князю Даниилу, да в Смоленск? А уж как тогда решат все князья, так пусть и будет…Больно тревожно нынешнее время! Не нужно бы ссориться!

– Ну, уж нет! – возразил ему великий князь. – От затяжки будет только вред! И если собрать всех князей на совет, ничего хорошего не выйдет! Теперь мой славный Киев! Не отдам его, как тогда Великий Новгород! Вот уже весна кончается, а у нас вместо дел только одна говорильня?! Завтра же будет венчание!

На следующее утро главный и самый большой православный храм Руси – киевская София – до отказа наполнился народом. Торжественная служба проходила пышно, с множеством свечей и ангельскими песнопениями. Князь Михаил не пожалел ни сил, ни средств на церемонию своего вознесения к вершине земной власти.

Княжеские дети, стоявшие на хорах в окружении своих наставников и старших дружинников, с умилением смотрели, как митрополит одевал на головы князя Михаила и княгини Агафьи сверкавшие драгоценными камнями венцы.

– Слава Михаилу, великому киевскому князю! – громко крикнул стоявший рядом с митрополитом церковный служка. – Много лет господину нашему!

– Слава!!! – закричали стоявшие в храме горожане. Гул многих голосов далеко вышел за пределы храма. Не сумевшие попасть на службу киевляне истово крестились, узнав о свершившемся. Благовестный колокольный звон разнесся по всему великому городу. Торжественная процессия величественно и плавно двинулась от собора святой Софии к княжескому терему.

Когда все гости вошли в пиршественную залу и уселись за богато уставленные яствами столы, митрополит произнес хвалебное слово новому великому князю и благословил предстоявшую трапезу.

В это время в залу неожиданно вбежал княжеский охранник. – Милостивый князь! – крикнул он. – К тебе посланник от Даниила Волынского! Просит твоего срочного приема!

– От князя Данилы? – удивился и нахмурился Михаил Всеволодович. – Ну, что ж, он вовремя решил меня поздравить! Пусти же его сюда…

В полной тишине к княжескому креслу приблизился, обойдя стол, высокий, чернобородый и чернобровый воин в богатой, подбитой темной куницей, одежде, густо покрытой дорожной пылью. Сняв с головы отороченную куньим мехом шапку, посланник поясно поклонился князю и быстро, глядя ему прямо в глаза, произнес: – По воле Господа и великого галицкого князя Даниила, говорю тебе, Михаил Черниговский! Не в добрый час ты взял город Киев, не по Божьей воле ты отнял у меня Галич! Зачем ты послал своего сына Ростислава на мои города и вотчины? Господь все видит и знает: не будет тебе счастья на несчастье брата! От себя же и галицкой земли я шлю тебе жестокое проклятье и беспощадную вражду до конца моих дней!

Стучали топоры, валились великаны-сосны. Мужики быстро ошкуривали стволы, оттаскивали с помощью лошадей бревна, а затем, измерив их своим нехитрым инструментом, укладывали готовый строительный материал в правильные стопки. В полдень на поляну, где работали дровосеки, приезжали длинные повозки с тремя лошадьми, на которые погружали массивные столбы и отправляли их к только что восстановленному свайному мосту через Десну. Там бревна выгружали, а телеги отсылали назад в лес. Тем временем с другого берега реки прибывали верхом на конях новые мужики и, привязав толстыми пеньковыми веревками бревна к упряжи своих лошадей, волокли их через мост к месту большой стройки.

Избы рубились под зорким глазом городецкого управляющего Насвета Калиновича, который, в свою очередь, выполнял распоряжение Ефима Добрыневича из Брянска.

К лету 1238 года все земли бывшего вщижского удела отошли к великому киевскому и черниговскому князю Михаилу Всеволодовичу. Не было ни споров, ни борьбы. Все управляющие покойного князя Олега Вщижского беспрекословно подчинились воле Михаила, перешли к нему на службу и явились в Брянск с подробными отчетами о доходах и расходах с поселений Речицы, Городца, Княжичей и Жирятина. Так исчез прежде беспокойный, но процветавший удел.

Брянский управляющий уже на следующий день после получения известия о вражеском набеге направил на место сожженного Вщижа своих людей. Отряд возглавил лесник Ермила, оставивший семью под сенью гостеприимного дома Ефима Добрыневича. Как и следовало ожидать, прибывшие обнаружили лишь догоравшие на пустынном месте угли и пепел. Здесь уже пребывали городецкие мужики, которые собирали по всему городищу трупы и укладывали их на телеги. Невдалеке, на месте бывшего городского кладбища, городчане рыли огромную яму, готовя братское погребение погибшим. В отдельных гробах не хоронили – трупы были настолько истерзаны и изуродованы, что узнать кого-либо было просто невозможно.

Здесь же суетился и городецкий поп Поликарп, который, обходя трупы и махая кадилом, читал над останками несчастных убиенных слова заупокойной молитвы.

Больше недели убирали мужики тела горожан, а когда с этим справились и предали их земле, наступил черед плотников: из Брянска пришел приказ срубить три-четыре десятка изб.

– Город вы теперь не возродите, – сказал Ефим Добрыневич, – но пусть хоть тут будет село. Не надо оставлять безлюдным такое богатое и славное место!

Ермила сразу же после осмотра пепелища отправился с двумя брянскими дружинниками на своей повозке в сторожку. Он очень боялся, что враги сожгли его лесной дом и уничтожили все имущество, ведь во время бегства они мало что сумели увезти.

Каково же было изумление лесника, когда, приблизившись к сторожке, он увидел дым, струившийся вверх из печной трубы! Осторожно подойдя к крыльцу, лесник тихонько поднялся по ступенькам вверх и толкнул дверь. Он едва не оглох, когда услышал пронзительные женские крики и визг. Лишь когда все успокоилось, Ермила узнал, кто были его гости, и несказанно обрадовался.

С купчихой Василисой он был знаком еще с отроческих лет. Они долго водили дружбу и даже любили друг друга. И если бы не богатый молодой купец Илья, кто знает, может быть Василиса вышла бы замуж за Ермилу…

Женщины рассказали о своем счастливом спасении, утаив лишь самую неприятную часть их испытаний – позорное насилие от монгольских воинов, о котором они договорились раз и навсегда забыть. Спали они вповалку, едва поместившись, в большой и малой комнатах избы. Пищи у них было достаточно, поскольку Ермила был хорошим хозяином и заготовил на зиму немало снеди.

По прибытии в сторожку бабы быстро, по очереди, помылись в баньке лесника и привели себя в порядок, починив порванные платья и сарафаны и даже, отобрав в чулане Ермилы заячьи шкурки, которых там было превеликое множество, собирались шить себе полушубки…

Лесник рассказал бедным женщинам о том, что он увидел на пепелище, о мужиках, которые убирали трупы и о счастливом спасении всех остальных русских поселений, до которых не дошли злодеи.

После столь неожиданной и радостной встречи Ермила отправился назад в Брянск сообщить обо всем местному управляющему.

Ефим Добрыневич был приятно удивлен его рассказом о мужественных вщижанках и выразил свою готовность принять их всех у себя, обещая устроить дальнейшую жизнь несчастных.

Сразу же на следующий день Ермила пригнал к своей лесной сторожке целую вереницу повозок, забрал всех спасшихся от верной смерти женщин и привез их к управляющему, который с помощью своей жены быстро разместил их по избам. Сам лесник вскоре уехал выполнять новое распоряжение Ефима – помогать городецким мужикам в вырубке леса для строительства изб будущего села на пепелище. Вот Ермила и метался по лесным опушкам, выбирая зрелые, пригодные для рубки деревья, выискивая наиболее короткие пути доставки бревен и стараясь так организовать работу, чтобы не нанести ущерба богатому, густому лесу.

Наступило лето, а лесник все еще скитался по делянкам, ругал мужиков, учил их как правильно и безопасно заготавливать лес. Нелегко ему было одному успевать и тут и там. Мужики менялись каждую неделю, и новоприбывших нужно было учить заново.

Как-то Ермила присел на бревно передохнуть и задумался.

– Вот еще неделя-другая и завершится эта проклятая пора! Уж так, десятка два изб срубили. Да леса еще немало заготовили. Даже о дровах на будущую зиму позаботились! Скоро поеду к семье и заберу их сюда, а там уж заживем по-прежнему! – решил он.

Неожиданно его мысли прервались топотом копыт приближавшегося всадника и зычным, протяжным криком: – Эй! Где же лесник Ермила обретается?!

Мужики приостановили работу и уставились на кричавшего. На коне сидел высокий, бородатый, одетый в богатую одежду, незнакомец. Его длинный иноземный кафтан цвета спелой вишни весь сиял серебряными нашивками и галунами.

– Илья Всемилич! – подскочил лесник. – Какими судьбами?! Издалека ли ты?!

Всадник соскочил с коня, бросив поводья стоявшему в оцепенении лесорубу, и подбежал к Ермиле.

– Будь здоров, славный Ермила Милешич! – воскликнул он, обняв и троекратно поцеловав лесника. – Не томи, мой детский друг, но скажи, что уж тут приключилось! Где же моя матушка и Василиса? Живы ли они?

– Василиса жива, Илья Всемилич…Тут она…неподалеку, в Брянске, у Ефима Добрынича, воеводы…Твоя супруга счастливо спаслась, а дело было так…