Генрих удивленно взглянул на мать.

— Что за необычный вопрос? Имеет ли это какое-нибудь значение? Мы во всем друг другу подходим. Она станет хорошей женой и родит мне сыновей. В конце концов я готов пойти на все, чтобы завоевать Англию. Кому, как не тебе, понять меня? После всего, через что мы прошли, после кровопролитных сражений, после стольких потерь корона уже почти у нас в руках.

Мод промолчала, вспоминая краткие дни своего торжества в Винчестере, когда она верила в собственную неуязвимость, находясь на волосок от трона. Прав ли Генрих в своих рассуждениях, включая высказывание о несущественности любви? Мод не смогла ответить себе на этот вопрос.

* * *

Не прошло и недели со дня возвращения Генриха из Парижа, как в большой зал Руанского дворца, вскоре после вечерни, вошел гонец из Анжу. Мод и Генрих сидели за ужином.

— Милорд! Графиня! — запыхавшись, проговорил гонец. — Я привез печальную весть от ваших сыновей из Анже. Граф Жоффруа умер.

Мод застыла от потрясения.

— Умер? — Генрих вскочил на ноги.

— По дороге в Анжу он перегрелся на солнце и решил освежиться в прохладных водах Луары. На рассвете у него началась лихорадка, а на следующий день он скончался.

Мод не в силах была поверить в смерть мужа. Она никогда не любила Жоффруа Анжуйского и даже не испытывала к нему симпатии. Сердце ее принадлежало другим людям. Но она родила Жоффруа двух сыновей, уважала его как хитрого и опытного полководца, восхищалась его неожиданной проницательностью, проявившейся, когда Жоффруа стал управлять одновременно Нормандией и Анжу. Без него герцогство больше не будет принадлежать Генриху. На протяжении двадцати с лишним лет Мод и Жоффруа объединяли общие цели, общая жизнь. Она не могла искренне оплакивать его, но от души жалела, что ее муж не увидит, как Генрих станет герцогом Аквитанским, а она сама — королевой Англии.

Мод и Генрих прибыли в Ле Ман и обнаружили, что подготовка к пышным похоронам уже идет полным ходом. Говорили, что из Анжу и Майна стекутся огромные толпы людей, желающих проводить своего любимого графа в последний путь. На следующий день после приезда Мод и Генриха огласили завещание Жоффруа. Ко всеобщему удивлению, в нем говорилось, что Генрих, старший сын, унаследует Анжу и Майн — если не станет королем Англии. Когда же он займет английский престол, то должен будет уступить графство своему младшему брату Жоффруа. Далее: тело графа должно оставаться непогребенным до тех пор, пока все три сына не поклянутся исполнить последнюю волю отца. Похороны немедленно отложили.

Содержание завещания потрясло всех до глубины души. Генрих, выкинув один из своих обычных фортелей, просто отказался приносить клятву, из-за чего у него немедленно вышла ссора с Жоффруа-младшим. Мод была вынуждена беспомощно смотреть, как ее сыновья ссорятся из-за наследства.

Но в конце концов, уступив ее настойчивым просьбам, Генрих неохотно согласился исполнить пожелания отца. Не питая никаких иллюзий насчет старшего сына, Мод прекрасно понимала, что тщеславный Генрих, став королем Англии, ни за что не откажется от Анжу. Следуя традициям нормандских предков, он стремился любой ценой захватить любые земли, до которых мог дотянуться. Он хотел получить все: графство Анжу, Нормандию, Аквитанию, английскую корону. Насытится ли он когда-нибудь?

Жоффруа Анжуйского похоронили теплым, солнечным сентябрьским днем в церкви святого Юлиана — той самой, где когда-то состоялось их бракосочетание. Погребальные носилки усыпали столь любимыми графом цветами ракитника. Мод заметила, что по щекам идущих за гробом катятся слезы. Несмотря на то, что Жоффруа много лет провел в Нормандии, он жил и умер истинным анжуйцем, и подданные искренне оплакивали его. Из-под траурной вуали она смотрела на тело мужа. Жоффруа был одет в свои любимые голубые и зеленые цвета, на голове была голубая шапочка с веткой ракитника. Из любви к этому ярко-желтому цветку, planta genesta, Жоффруа принял имя Плантагенет. Его мантию, тунику и щит украшали золотые львы, на поясе и воротнике красовались драгоценные камни. Жоффруа Прекрасный, само воплощение изящества, и после смерти выглядел так, как всегда держался при жизни.

Мод пыталась понять, почему муж никогда не обсуждал с ней свое завещание. Он не мог не знать, что его последняя воля вызовет ссору между сыновьями. Что заставило его вставить в завещание пункт, предписывающий Генриху уступить графство брату? Словно он знал… нет, это было невозможно! Однако подозрения продолжали мучить Мод. Неужели Жоффруа сомневался в своей причастности к рождению старшего сына? Мог ли он хоть раз предположить, что отцом Генриха был Стефан? В этом случае завещание имело смысл: если Генрих воссядет на трон своего настоящего отца в Англии, то родной сын Жоффруа получит графство Анжу.

Ей никогда не узнать правды: муж унес эту тайну в могилу. Но возможно ли, чтобы Жоффруа подозревал истину и столько лет молчал? Ни разу — ни словом, ни жестом не обнаружив то, что наносило сокрушительный удар по его гордости, всегда обращаясь с сыном своего соперника так, как подобает достойному отцу? Слезинка упала на успокоенное лицо Жоффруа Анжуйского, холодное и отстраненное в смерти, как и при жизни: Мод наконец заплакала над мертвым телом своего супруга.

28

Нормандия, 1152 год.


Мод и Генрих оставались в Анжу до нового, 1152 года. Затем они вернулись в Нормандию. В апреле Генрих узнал, что брак короля и королевы Франции расторгнут и Элеонора возвратилась в Аквитанию. Он немедленно стал собираться к ней.

Мод стояла во дворе герцогского дворца в Руане, наблюдая за приготовлениями сына к путешествию.

— Такая спешка просто неприлична! Ведь они развелись всего несколько недель назад, — сказала она. — Ты бы лучше занялся планами вторжения в Англию.

Генрих раздраженно взглянул на нее.

— А что, по-твоему, я делаю? Брак с Элеонорой принесет мне неограниченные финансовые ресурсы, необходимые для завоевания Англии. Я не такой дурак, как ты думаешь.

— Неужели? Ты ведь знаешь, что начнутся неприятности, если ты женишься на Элеоноре без согласия Людовика, — продолжала Мод.

— Мы обсуждали этот вопрос уже сто раз, — возразил Генрих. — Брак расторгнут. Людовика не касаются мои отношения с бывшей королевой.

— Дело не в том, что он — бывший муж Элеоноры, а в том, что она — герцогиня Аквитанская. Людовик — ее сеньор, а без согласия сеньора ей не положено вступать в брак. Ты отлично знаешь, как разъярится Людовик, узнав, что потерял богатейшее владение во Франции.

— Ну, до тех пор, пока мы не поженимся, он не должен узнать об этом. Я не хочу, чтобы вся французская армия преградила мне путь в Аквитанию.

Мод пристально взглянула на сына.

— Тогда зачем же ты берешь такую свиту? Столько рыцарей, оруженосцев, вьючных лошадей? Поезжай тихо, не привлекай к себе внимания.

— Ты права, — согласился Генрих. — Надо подумать. — Он озорно улыбнулся. — Впрочем, я предпочел бы, чтобы ты обдумала за меня половину этого вопроса. — Он наклонился и поцеловал мать в щеку. — А если можно, то и весь целиком.

Мод не сдержала улыбки. Генрих бывал совершенно неотразимым — точь-в-точь как его отец. Порой в самые неожиданные моменты он становился так похож на Стефана, что Мод не могла ни в чем ему отказать.

Когда сын уехал, мысли ее снова вернулись к Стефану. Напряженно следя за событиями в Англии, Мод знала, что у короля сплошные неприятности: проблемы со своенравным Эвстейком, противостояние баронов, ссоры с церковью, осуждавшей почти все его действия. Теобальд из Бека, опираясь на поддержку Рима, до сих пор отказывался короновать Эвстейка. Разъярившись, Стефан заключил его в Оксфордский замок вместе с епископами, выступившими на стороне Теобальда. Мод не могла не сочувствовать королю. Рассудок говорил ей, что Стефан совершил ужасную ошибку, так сурово поступив со священниками, но, думала она со вздохом, на что только не пойдешь, чтобы увидеть своего сына на троне?

Две недели спустя Мод узнала, что Генрих и Элеонора 18 мая поженились в Пуатье, без пышной церемонии, не привлекая ничьего внимания.

Потом Генрих вернулся в Нормандию; Элеонора должна была присоединиться к нему позднее. Страхи Мод стали действительностью: Людовик Французский, разгневанный этим браком, назвав его нечестивым и беззаконным, велел своему вассалу, герцогу Нормандии Генриху, явиться к его двору и ответить за свое бесстыдное поведение.

— Господом клянусь, безопаснее было бы отправиться ко двору самого дьявола, — проворчал Генрих.

— Я тебя предупреждала, — сказала Мод не без доли удовлетворения. Возможно, в будущем сын станет прислушиваться к ее советам.

— Я герцог Нормандии, граф Анжу, а теперь еще и герцог Аквитании, — ответил Генрих, надменно вздернув подбородок. — У меня хватит сил, чтобы противостоять Людовику. Пускай бесится и угрожает, сколько ему угодно. Я не намерен ехать во Францию.

— Ты оскорбишь его еще сильнее, — произнесла Мод. — Он окончательно выйдет из себя.

Как она и предсказывала, Людовик Французский пришел в ярость, узнав об отказе Генриха повиноваться ему. Мод знала, что король Франции попытается отомстить, но не ожидала, что он объединит силы с принцем Эвстейком Английским и даже, к ужасу Мод, с ее собственным сыном — Жоффруа Анжуйским.

— Я уверена, что они хотят напасть на твои владения на материке и поделить между собой все, что смогут захватить, — предупредила она Генриха, мучаясь в душе от мысли, что ее второй сын выступил против брата.

— Пусть планируют все, что им вздумается, — угрюмо сказал Генрих. — Все равно у них ничего не выйдет.

Мод, охваченная тревогой, ожидала в Руане. Генрих собрал огромное войско и выступил в поход против короля Франции. К своему огромному облегчению, она узнала, что после нескольких мелких нерешительных сражений сын вынудил Людовика отступить обратно во Францию. Затем Генрих пошел на своего брата Жоффруа, укрывшегося в крепости на Луаре. Мод вмешалась: необходимо было во что бы то ни стало предотвратить кровопролитие между братьями. Она отправилась к Жоффруа и убедила его принять условия мира, которые выдвигал Генрих. Эвстейк, повинуясь неожиданному приказу отца, поспешно отплыл обратно в Англию. Нависшая над Генрихом опасность рассеялась так же внезапно, как и возникла.