— Друг мой дорогой, как я рада вас видеть! — Мод обвила его шею руками. Брайан улыбнулся: его голубые глаза, слегка ироничные, но спокойные, остались прежними. — Какие-то неприятности?

Брайан кивнул. Оглядевшись, Мод увидела, что обитатели замка собрались во дворе и нетерпеливо дожидаются новостей.

— С герцогом все в порядке, — крикнула она им. — Не волнуйтесь. — Затем взяла Брайана за руку и отвела его в сторону: — Состоялось ли сражение? Генрих потерял Уоллингфорд?

— Нет-нет. Беда в том, что никаких действий так и не было. Генрих и Стефан выстроили свои отряды на противоположных берегах реки, и вот уже шесть недель они стоят, готовые к сражению, но бароны с обеих сторон, под влиянием епископа Винчестерского и архиепископа Кентерберийского, отказываются вступать в битву и договорились между собой о перемирии.

Мод была ошеломлена.

— Но это — измена! Они должны сражаться, если их сеньор требует! Брат Стефана снова плетет интриги?

— Не совсем. Похоже, на сей раз епископ Винчестерский отбросил амбиции и искренне пытается добиться мира. Он предложил мирный договор, который устраивает всех, кроме Стефана и Генриха. Этот договор позволит раз и навсегда исчерпать конфликт: Стефан останется королем до смерти, а на смену ему придет Генрих — по всеобщему согласию, законный наследник трона.

Мод не ответила, тщательно обдумывая это предложение. Решение казалось весьма разумным, вполне достойным государственного ума епископа Винчестерского. Наконец-то придет конец пятнадцатилетнему кровопролитию.

— Почему же Стефан и Генрих не согласны?

— Стефан, как это с ним бывает, заупрямился и заявил, что наследовать ему будет только плоть от плоти его. Генрих же рвется в бой и кричит, что исход решит только сражение. Он переругался со Стефаном через реку, обозвал его узурпатором и клятвопреступником и заявил, что не доверится его подписи под договором. Вот такие дела. И никаких сдвигов.

Сердце Мод заныло. Она прекрасно представляла себе, каков может быть Генрих, когда заупрямится.

— Неужели никто не может образумить их?

Брайан устало улыбнулся.

— Боюсь, жажда славы — выше всяких доводов разума. Генрих хочет добиться славы победителя; Стефан — славы основателя династии, которая оправдает его действия.

— Конечно, — медленно проговорила Мод. — Из-за такого договора Эвстейк лишится наследства. Теперь я понимаю. Как все запутано! Неужели ничего нельзя сделать?

— Вот потому-то я и приехал — поговорить с вами о том, как разорвать этот порочный круг. — Брайан немного помолчал, а затем произнес: — Вы по-прежнему прекрасны, Мод, и почти не изменились с тех пор, как я видел вас в последний раз, шесть лет назад.

Зазвонили к вечерне. Брайан и Мод медленно прошли через ворота к собору.

— Что же я могу сделать? — спросила Мод. Неужели Брайан ожидал от нее, что она сумеет разрешить спор между Стефаном и Генрихом, между своим сыном и его отцом? — Генрих послал вас ко мне?

— Нет. Я покинул Англию и отправляюсь в Святую землю. Хочу стать монахом или тамплиером. Я больше ничем не могу быть полезен вашему делу, Мод, и хочу прожить остаток дней ради себя лично. Я надеюсь получить ваше благословение.

Скрыв потрясение и огорчение, Мод ответила ему единственным возможным образом:

— Вы заслужили его, друг мой.

Она не могла представить себе свою жизнь без Брайана Фитцкаунта. Чувство долга было самой характерной чертой сильного духом и упорного Брайана, так же как Роберта Глостерского в свое время. Но это чувство не было присуще Стефану. И самой Мод, как она внезапно с изумлением обнаружила. И она, и Стефан были тщеславны и всегда стремились добиться желаемого, невзирая на цену, которую придется за это заплатить. Теперь Мод начинала понимать, что очень похожа на своего кузена.

После вечерни они с Брайаном отправились ужинать в большой зал.

— Вы не могли бы остаться у меня на некоторое время? — спросила она.

Брайан покачал головой.

— Я больше вам не нужен, Мод. Вы наконец добились того, чего хотели.

— Я не вполне понимаю…

— Ни для кого не секрет, что Нормандия в последнее время процветает. По всей Англии разнеслись слухи, что герцогство попало в достойные руки, и даже сам Людовик Французский дважды подумает, прежде чем пересечь границу Нормандии. С того момента, как я вчера высадился в Бафлере, и на всем пути до Руана, где бы мне ни приходилось остановиться, в вашу честь разносятся одни дифирамбы: регентша осуществляет честное правосудие, регентша мудра и сильна, ее не одурачить. В ней возродился ее отец, целиком и полностью — но с сердцем, полным сострадания.

— Брайан, — прошептала Мод, чувствуя, как ее захлестывает волна радости, — они действительно так говорят? Это правда?

— И более того. — Брайан восхищенно улыбнулся ей. — Если бы вы прежде поступали так, как сейчас, то уже давно сидели бы на английском престоле.

Мод осторожно отодвинула занавес воспоминаний, задернутый давным-давно, и взглянула на те семь бурных месяцев, когда до короны было рукой подать. Какие демоны овладели ею тогда, что за дьяволы заставили быть такой надменной, своенравной, опрометчивой? Сейчас Мод не могла себе этого объяснить.

— Я знаю, — спокойно ответила она. — Но все это было так давно. Мое время ушло, и я смирилась с этим. Теперь — очередь Генриха. — Она взглянула на Брайана, встревоженная только что пришедшей в голову мыслью. — Но боюсь, что его упрямство заставит людей отвернуться от него так же, как они когда-то отвернулись от меня. Мой сын не должен допустить подобной ошибки.

— Я тоже так думаю. Потому-то я и приехал.

— Но как я могу его остановить?

— Господь укажет вам путь.

Мод не ответила. «Легко говорить подобные вещи, когда больше нечего сказать», — мрачно подумала она.

* * *

На следующее утро Брайан покинул Руан, чтобы присоединиться к группе бретонцев, направлявшихся в Иерусалим. Прежде чем сесть в седло, он крепко обнял Мод.

— Мы прошли бок о бок долгий путь, и мне жаль расставаться с вами, Мод, — сказал он с затуманившимися глазами, разжав руки.

— И мне жаль, мой дорогой друг, — вымолвила она, все еще обнимая Брайана, не желая отпускать его из своей жизни. — Не дадите ли вы мне какой-нибудь совет на прощание? Не подскажете, как быть?

Брайан сел в седло.

— С моей точки зрения, Генриха никто не убедит изменить направление действий. Никто, даже вы. — Он помолчал, разворачивая лошадь. — Вам лучше обратиться к Стефану, — добавил он так, словно эта мысль только что пришла ему в голову.

— К Стефану? — изумленно переспросила Мод. — Как же я могу к нему обратиться?

Брайан улыбнулся, и Мод почудилось, что глаза его на мгновение озорно сверкнули.

— Господь укажет вам, как это сделать, не сомневаюсь. Прощайте, дорогая Мод.

Когда он выехал со двора, Мод взобралась на стену замка и долго-долго провожала его взглядом. Она чувствовала, что теряет последнего близкого друга. Вот Брайан уже превратился в крошечную точку на горизонте, а Мод стояла и стояла, вцепившись в каменный парапет. Почему Брайан считает, что она сможет убедить Стефана подписать договор?

Она побрела по стене, обошла замок и повернула назад, но внезапно остановилась. По телу разлилась какая-то теплая волна, сердце забилось сильнее, голова закружилась. Мод подождала, пока разум свыкнется с этой идеей, взвесила ее и оценила все возможные последствия. Такой шаг очень рискован, но это единственно возможное решение, и действовать следовало немедленно.

Нормандию на краткое время отсутствия регентши можно спокойно поручить заботам Элеоноры. Мод надо было срочно ехать в Англию.

30

Уоллингфорд, 1153 год.


Генрих Анжуйский стоял на скользком речном берегу, не обращая внимания на октябрьский дождь, шедший уже три дня подряд. На другом берегу Темзы он различал лазурный шатер Стефана, расхаживающих туда-сюда стражников, сгорбившихся под дождем.

За спиной слышались приглушенные голоса: епископ Херефорда и граф Лестер, недавно переметнувшийся из лагеря Стефана на сторону Генриха, строили планы, как заставить его подписать проклятый договор. Все называли его Винчестерским договором — в честь этой скользкой змеи, епископа Анри. Генрих выпятил нижнюю челюсть и заскрежетал зубами. Он не собирается подписывать никакого договора! Он пришел в Англию воевать и будет воевать до тех пор, пока не победит узурпатора.

В глазах Генриха вспыхнул огонь гнева. Неужели епископ Винчестера настолько глуп, что вообразил, будто этот своенравный Эвстейк с уважением отнесется к какому-то договору и уступит Генриху право наследования? Его прадед, могучий Вильгельм, полагался не на договоры, а на силу оружия. Его дед Генрих уничтожил своих врагов, не заключая никаких соглашений, не оставив ни одной подписанной бумаги, которая могла бы всплыть в будущем. Генрих прищурился.

На другом берегу реки из тумана появился Стефан в сопровождении брата и Вильгельма из Ипра. Облаченный в пурпурную мантию, король шел вдоль берега, о чем-то увлеченно беседуя с епископом Винчестерским. В этом месте Темза сужалась, и Генриха от короля отделяло всего каких-то шестьдесят ярдов. Подчиняясь внезапному порыву, Генрих нагнулся и поднял из грязи увесистый камень.

— Не слишком ли сыро для сражения, сир? — крикнул он и метнул камень через реку. Как он и рассчитывал, камень приземлился совсем близко от Стефана.

Стефан обернулся и выхватил из ножен меч таким молниеносным движением, что Генрих от удивления сморгнул. «Невероятная скорость для человека его возраста», — подумал он, невольно восхитившись. Стефан был поистине достойным противником. К королю подбежали несколько стражников; один из них поднял копье и прицелился. Генрих не шевелился. Какое-то мгновение он надеялся, что стражник метнет-таки копье и даст ему повод атаковать армию Стефана. Сердце его забилось от предвкушения битвы. Но король удержал занесенную руку стражника, вглядываясь сквозь пелену тумана и стараясь различить, откуда раздался крик и прилетел камень. Наконец он заметил на другом берегу реки Генриха и после недолгих колебаний вернул меч в ножны.