– Боль тут ни при чем, – хрипловатым голосом проговорил он. Его глаза потемнели от страсти.

Энди мгновенно ощутила совсем иной голод, который весь день дремал где-то в глубине. Желание нахлынуло всепоглощающей волной. И, прильнув к Саймону, она поцеловала его, вложив в этот поцелуй всю тоску и страсть.

– Ты – самая удивительная из всех женщин, кого я знаю, – выдохнул Саймон, поглаживая ее по щеке, словно пытаясь убедиться в том, что она реальна.

– Идем со мной в постель, – взмолилась она. – Я хочу быть с тобой.

– Я тоже этого хочу, – признался Саймон. – Но ты уверена? Ребенок ведь…

– Можем внести кое-какие… поправки, чтобы не навредить малышу. Я думаю, что сейчас это необходимо нам обоим.

Вместо ответа, он вновь поцеловал ее.

Саймон последовал за ней в спальню, где они обнаружили незастеленную кровать.

– Белье должно быть в шкафу, – вспомнила Энди, направившись к узкой двери. Саймон проводил ее взглядом, отметив осторожную, тяжелую походку женщины, которая вот-вот родит. Еще было время остановиться, развернуться и выйти из комнаты и из дома… Он мог бы расчистить снег или нарубить дров – словом, найти другой способ справиться со страстью.

Но Энди обернулась и счастливо улыбнулась ему – так, словно он был единственным человеком, которого она когда-либо хотела, и он понял, что не уйдет, разве что она сама прогонит его. Саймон забрал у Энди стопку простыней, и его пальцы невзначай коснулись ее груди, отчего напряжение в паху стало заметно более ощутимым.

Они вместе застелили кровать, а затем она начала раздеваться. Зачарованный, Саймон наблюдал за тем, как она снимает с себя одну вещь за другой, обнажая полные, тяжелые груди и налитой живот. Энди была живым воплощением женственности, и его естество не могло не откликнуться на этот призыв.

– Ну и? – бросила Энди, глядя на его брюки.

Саймон быстро разделся, побросав вещи на пол, и встал у нее за спиной, лаская пышные изгибы, осыпая поцелуями округлые плечи и нежную кожу на шее, обхватив пальцами полную грудь и жалея (уже не в первый раз), что ребенок, которого ждет Энди, не от него.

Она обернулась, обхватила его лицо ладонями и поцеловала, глубоко, страстно. Глаза разгорелись от желания, дыхание участилось.

– Я больше не хочу ждать, – выдохнула Энди.

– И я, – согласился он.

Она опустилась на колени на постель, и Саймон склонился к ней сзади, лаская округлую попку.

– А это что? – удивился он, погладив большим пальцем татуировку на изгибе ягодицы – нераскрывшийся розовый бутон.

Энди с усмешкой обернулась через плечо.

– Мой маленький секрет.

– Теперь и мой тоже.

Саймон провел обеими руками по шелковистой коже спины, склонившись еще ниже, бережно обхватил налитые груди.

– Да-а, как хорошо! – простонала Энди. Она закрыла глаза и призывно выгнулась.

Она была готова, и Саймон осторожно, медленно вошел в нее. Когда нежная плоть обхватила его естество, он едва не лишился рассудка. Саймон крепко обнял ее, начиная осторожно двигаться. Коснулся пальцами чувствительного местечка у нее между ног, и Энди застонала, резко подавшись ему навстречу. Ее страсть еще сильнее распалила Саймона, но он сдерживался, желая доставить удовольствие ей, чтобы оно было не менее ярким, чем его собственное.

Энди легко двигалась под ним, задавая темп, встречая каждый его выпад с закрытыми глазами и чувственной улыбкой на лице, и наконец тихо застонала, неприкрыто наслаждаясь их единением. Наблюдая за ней, Саймон окончательно потерял голову. Напряжение, нараставшее в ней, передалось и ему. Наконец Энди достигла пика, выгнувшись в его объятиях, и тогда он тоже шагнул за край, крепко прижавшись к ней, а после, задыхающийся и обессиленный, опустился на кровать возле нее, забыв обо всех сомнениях и боли.

Они уснули, удовлетворенные, счастливым сном тех, кто нашел безопасную гавань в объятиях друг друга.

Когда Саймон проснулся, тусклый серый свет еще пробивался сквозь занавески. Он поднялся с постели. В шкафу обнаружилось одеяло, которым он накрыл Энди. Взяв свою одежду, вышел из спальни и оделся, затем подбросил дров на тлеющие угли.

Снег уже перестал сыпать, укрыв землю добротным белым одеялом, смягчив острые углы и грани, размыв привычные очертания. Саймон обошел хижину по периметру, оценивая ее надежность и возможные способы обороны.

Расчистив дорожку к туалету, Саймон решил припарковать машину подальше от крыльца, за домом. Дым, идущий из трубы, и свет в окнах были явными признаками того, что внутри кто-то есть, но лишняя осторожность не повредит. Снова направившись к дому, он встретил Энди, она возвращалась из туалета.

– Куда-то собираешься? – спросила она.

– Только вместе с тобой. – Саймон притянул ее к себе. – Может, поужинаем?

– Вот он, кратчайший путь к моему сердцу!

Они решили поесть у очага. Саймон устроил Энди на диване, а сам разогрел суп и подал тарелки на подносе.

– Здорово, – вздохнула она.

– Точно, – согласился Саймон. – Расскажи мне про этот розовый бутон, – попросил Саймон. – Как ты дошла до жизни такой – сделала татуировку на… филейной части?

Энди рассмеялась.

– На спор. Всем казалось, что у меня идеальная жизнь – внешность, деньги и престиж. Но зато у меня не было свободы. За мной всегда кто-то наблюдал – отец, телохранители, которых он нанимал для моей защиты, репортеры, следившие за каждым нашим шагом.

– И в знак протеста ты сделала тату.

Энди снова рассмеялась – серебристым, переливчатым смехом.

– Забавно, да? У меня ведь не было периода подросткового бунта. Пришлось наверстывать. Я сделала татуировку – цветок, да еще в таком недоступном месте. – Она пожала плечами. – Я была хорошей девочкой. Но этого всегда было мало, от меня ожидали большего. Мне так и не удалось стать папиной идеальной дочкой.

– Я знаю, каково это, – сочувственно кивнул Саймон.

Энди коснулась его колена.

– Твой отец хотел, чтобы ты стал офицером полиции, как он? Уверена, он бы тобой очень гордился.

– Мне никогда не сравняться с ним, – возразил Саймон. И это было правдой. Его отец был слишком хорошим и искренним человеком, как и его мать, и дяди, и тети. Они все посвятили жизнь служению людям. Саймон же был сделан из другого теста. Он понял это еще в юности и был уверен, что для близких эта разница тоже очевидна. Его родные были словно святыми, и он на их фоне оставался паршивой овцой.

– Ты лучший коп из всех, кого я знаю. – Энди сжала его колено и, склонившись к Саймону, поддразнила его: – Зато татуировок у тебя нет, ведь так? Или я что-то упустила?

– Татуировок нет, – покачал головой он.

– А почему, кстати? – заинтересовалась Энди. – Не сторонник?

– Люблю быть не таким, как все.

– Тебе нравится противоречить, – согласилась она.

– И это тоже.

– По крайней мере, ты не из тех, кто сделал тату, а потом пожалел об этом, – задумчиво произнесла она. – Я знаю и таких людей.

– Я тоже. – Он зевнул. Теплый огонь и приятная компания заставили его полностью расслабиться. Энди была права – им обоим нужен небольшой перерыв от постоянного стресса.

– У Дэниела тоже была татуировка, которой он стыдился, – вспомнила она. – Он всегда ее скрывал.

Сонливость мгновенно испарилась. Саймон пристально посмотрел на нее.

– Я видел, как он танцует у костра в одной набедренной повязке, – произнес он. – И не помню никакой татуировки.

– На руке – на бицепсе. – Она указала на свое левое плечо. – Лев с рогами дьявола, пасть раскрыта, с клыков капает кровь… – Она поежилась. – Жуткое зрелище. Он сказал, что терпеть ее не может и очень жалеет о том, что сделал.

Саймон и его коллеги пристально следили за Метуотером много месяцев, но о татуировке никто из них так и не узнал.

– Но как ее можно скрыть? – удивился он. – Косметикой?

Энди покачала головой.

– Он носил эластичный нарукавник телесного цвета, очень тонкий, но непрозрачный. Натягивал на плечо. Его было почти невозможно разглядеть. А для танцев надевал поверх еще и ритуальные нарукавники. Я бы и сама не узнала о ней, если бы однажды не вошла к Дэниелу до того, как он успел натянуть свою повязку.

– И как он отреагировал, когда ты увидела его руку? – поинтересовался Саймон.

– Разозлился, но быстро успокоился и извинился. Сказал, что слишком стыдится рисунка и не считает, что, выставив его на всеобщее обозрение, подал бы хороший пример своим последователям. Взял с меня слово никогда ничего о ней не рассказывать. – Она вдруг скривилась. – И это обещание я только что нарушила.

– Знаешь ли, когда человек с ножом угрожает тебя убить, данные ему обещания можно считать аннулированными.

– Пожалуй, – согласилась Энди.

Она уставилась на огонь, погрузившись в раздумья. Вспоминает Дэниела Метуотера и то, что он совершил по отношению к ней?

Саймона охватила досада. Она заслуживала лучшего парня, чем Метуотер.

– Я в последнее время много думала о том, что могла бы изменить в своей жизни. – Энди тяжело вздохнула. – Перспектива материнства заставила меня все переоценить – и особенно дурные решения.

– Ты доверяла людям, которые тебя предали, – возразил Саймон. – Изводить себя по этому поводу бессмысленно.

– Это я знаю. Но я хочу исправить допущенные ошибки. – Она взяла его за руку – ее пальчики были теплыми и не дрожали. – Ты действительно можешь помочь мне связаться с отцом?

– Если ты этого хочешь, да.

– Я пока сама не знаю, чего хочу. Но кроме него, у меня нет близких. И мне его не хватает. – Она покачала головой. – В последние годы отец был поглощен своими амбициями и жадностью. Но до смерти мамы он был другим. То, что он убил Фрэнка, – ужасно. Но я думаю, он таким образом пытался защитить меня.

– Ты могла бы написать ему, – предложил Саймон. – Если все пройдет хорошо, можно договориться о встрече – хотя будет тяжело увидеть его в тюрьме.