Джоан Вулф - Риск

— Твоя тетушка просто невыносима, Филип! — раздраженно заметила я. — Она все время сует свой острый нос в мои дела. Все это должна была рассказать тебе я, а не она!

Он скрестил руки на груди. Вокруг рта обозначились суровые складки.

— Что ж, я слушаю тебя, Джорджи, — сказал он.

— Сейчас ты все и узнаешь, — с достоинством промолвила я и рассказала ему, что случилось за время его отсутствия. Единственное, о чем я умолчала, это о том, что Алф собирался меня изнасиловать. Я чувствовала, что это будет последней каплей и Филип не на шутку рассвирепеет.

Я закончила свой рассказ. Он молча сверлил меня холодными голубыми глазами.

— Я же строго-настрого запретил тебе покидать дом, пока я в отъезде.

Я примирительно улыбнулась:

— Знаю, Филип, но я не смогла отказать Кэтрин. Она так просила меня сопровождать ее. И я взяла с собой Фрэнка. Господи, ведь он был на войне! Я думала, он защитит меня.

— Но ведь он тебя не защитил, так?

Я вздохнула и покачала головой:

— Бедняга выглядит ужасно — его, наверное, сильно оттузили. Это я виновата.

Лицо его побелело от гнева.

— Конечно, это твоя вина. Если бы ты послушалась меня и оставалась дома, ничего бы подобного не случилось.

Все эти разговоры о повиновении начинали меня раздражать.

— Я не собачка, чтобы мне приказывать, Филип, — сердито сказала я. — Да, теперь я признаю, что поездка ъ Воксхолл была не самым мудрым решением с моей стороны, но тогда-то мне так не казалось.

Его глаза угрожающе сощурились. Я поспешно добавила, прежде чем он успел сказать или сделать что-нибудь еще:

— Клэвен хочет тебя видеть. Он собирается разыскать Алфа и Джема и узнать у них, на кого они работают.

Между нами воцарилось молчание. На его лице все еще ясно читались признаки гнева, и я чувствовала себя несколько неуютно. Я затеребила муслиновые юбки и храбро взглянула ему в глаза.

— Прости меня, — сказала я.

— И ты даже не догадалась предупредить Кэтрин, чтобы та никому не говорила, что ты едешь вместе с ней?

Я прикусила губу и покачала головой, ощущая себя полной идиоткой.

— Итак, ты не только совершила непростительную глупость, отправившись в такое место, как Воксхолл, но к тому же не удосужилась принять самые элементарные меры предосторожности.

— Не удосужилась, — угрюмо буркнула я, чувствуя себя ужасно глупо.

Он отошел от двери и направился к камину. Встав ко мне спиной, он оперся руками о каминную полку и уставился на огонь.

— Из того, что ты мне рассказала, я заключаю, что единственным человеком, благодаря которому тебя не изнасиловали, не убили и не бросили в придорожную канаву, оказалась эта молодая женщина, по поводу которой моя тетушка подняла такой шум.

Я ничего не говорила ему про попытку надругаться надо мной, но, по-видимому, он хорошо знал тип людей, с которыми мне пришлось иметь дело прошлой ночью.

— Да, — подтвердила я.

Он с такой силой сжал мраморную полку, что костяшки пальцев побелели.

— Где она? — спросил он.

— Я поместила ее в бывшую комнату Анны. Не хочу, чтобы она подвергалась насмешкам со стороны прислуги.

Он обернулся ко мне. Черная прядь упала ему на лоб.

— Ты не можешь все время держать ее там. Это неудобно ни нам, ни ей.

— Я знаю. Я подумала… может, ты сможешь подыскать ей небольшой коттедж в Уинтердейл-Парке? Она сама из деревни. — Я выпрямилась в кресле. — Она рассказала мне такую страшную историю, Филип. Ты не представляешь, что пришлось пережить этой бедняжке.

Он помрачнел.

— Отчего же, очень даже представляю, — возразил он.

— Нет, ты только послушай… — И я повторила то, о чем мне поведала Мария.

— Это происходит каждый день, Джорджи, — устало промолвил он.

— И каким же негодяем надо быть, чтобы воспользоваться бедственным положением беспомощной девушки? — с отвращением произнесла я. — Не понимаю таких мужчин.

Он ничего не ответил.

— И этот район, куда я попала! — продолжала я, поежившись. — Филип, это несправедливо, что одни живут в роскоши, а другие ютятся в трущобах среди грязи и бедности.

— Так устроен мир, Джорджи. Жизнь сурова, и если кто надеется найти в ней справедливость, то он просто глупец.

Он произнес эти слова с такой горечью, что я невольно вздрогнула. Выражение его лица было сурово и непроницаемо.

— Но… но ты подыщешь коттедж для Марии? — робко спросила я.

— Да.

Он повернулся, чтобы уйти. Он даже не попытался обнять меня.

— Филип? — негромко окликнула я.

Он остановился. Я вскочила с кресла, подбежала к нему и обвила его руками за шею.

— Прости, прости меня, — промолвила я, уткнувшись ему в плечо. — Я не хотела подвергать себя опасности, это вышло случайно.

Он обнял меня и на мгновение с такой силой прижал к себе, что я думала, ребра мои хрустнут.

Но он тут же отпустил меня.

— Я знаю, дорогая, — сказал он. — Будем надеяться, что Клэвену удастся раздобыть сведения, которые помогут нам покончить с этим делом.

С этими словами он вышел из комнаты.

Филип уехал сразу же после нашего разговора и вернулся на Гросвенор-сквер в два часа ночи. Когда он вошел в спальню, я тут же поняла, что он пьян.

Я резко села в постели и гневно уставилась на него. Он нес свечу, и я могла разглядеть его лицо.

— Клэвену удалось что-нибудь разузнать? — спросила я.

— Ты еще не спишь, Джорджи? — спросил он, тщательно выговаривая слова заплетающимся языком.

Я страшно рассердилась. Точнее сказать, была вне себя.

— Неужели вы с Клэвеном не можете поговорить, не напиваясь? — огрызнулась я.

Он осторожно поставил свечу на прикроватный столик и лег в постель.

— Клэвен отыскал твоих похитителей, но им известно только то, что им заплатил человек, который нанимает про-фес… профессиональных убийц.

— Это, должно быть, Лэмни, — сказала я.

Он взглянул на меня. Глаза его потемнели.

— Откуда ты знаешь, как его зовут?

— Я слышала, как Клэвен упоминал о нем. А разве Клэвен не может выяснить, кто нанял самого Лэмни?

— Лэмни работает независимо от Клэвена — у них негласный уговор не перебегать друг другу дорожку.

— Замечательно! Значит, Клэвен не может быть нам полезен?

Он хмыкнул.

— Похоже, что так.

— Да, Филип, ты тоже помощник хоть куда, — ядовито продолжала я. — Уезжаешь, чтобы осмотреть какой-то дурацкий канал, оставляешь меня одну, а теперь, после того как меня чуть не изнасиловали и не убили, даже не можешь толком разузнать, кто это сделал! Все, на что ты способен, — это напиться со своими дружками!

Он задул свечу, и комната погрузилась во мрак.

— Я не пьян, — сказал он.

— Нет, пьян! — прошипела я. — И я не верю, что Клэвен и на этот раз вызвал тебя на состязание.

— Мы пропустили несколько стаканчиков, пока обсуждали наши дела, — сказал он.

— Ты выпил больше, чем несколько стаканчиков, — резко возразила я.

— Нет.

— Да!

Он натянул на себя одеяло.

— Я поговорю с тобой завтра, когда ты немного остынешь.

— Ты просто омерзителен, — отрезала я.

Тишина. Несколько минут спустя до меня донесся негромкий храп.

Слезы жгли мне глаза. Я так желала его близости, а вместо этого он явился домой пьяным. Наш брак, который так чудесно начинался в Уинтердейл-Парке, покатился по наклонной плоскости, стоило нам переехать в Лондон.

Не знаю, что меня больше огорчало — то, что я стала мишенью для лондонских преступников, или же моя неудавшаяся семейная жизнь.

Пока я лежала и размышляла в темноте, мне пришла в голову мысль, что второе вытекает из первого. Если удастся разыскать того, кто пытается меня убить, то Филипу не надо будет больше встречаться с Клэвеном (который, безусловно, оказывал на моего мужа дурное влияние) и он вернется ко мне. До сих пор я была лишь пассивной наблюдательницей, предоставив вести это дело Филипу.

Теперь я все возьму на себя.

Надо подстроить так, чтобы убийца попытался напасть на меня. Это единственный способ узнать, кто из этих четверых, которым я по глупости разослала неосторожные письма, виновен в покушениях на мою жизнь.

Я припомнила недавнюю встречу с Алфом и Джемом, и сердце мое дрогнуло. Но я тут же мысленно процитировала стихотворные строчки, ставшие моим девизом:

Он так боялся проиграть Сражение с судьбой, Что отказался рисковать И предпочел покой.

Да, маркизу Монтрозу

было не понаслышке знакомо то, о чем он писал.

Я толкнула Филипа, чтобы он перевернулся на бок и перестал храпеть, и стала разрабатывать план действий.

Только на следующее утро, просматривая приглашения, поступившие за неделю, я нашла то, что мне нужно. Я сидела за обеденным столом с Кэтрин и леди Уинтердейл, пила кофе и разбирала визитные карточки, лежавшие передо мной на подносе. Заметив среди них одну, принадлежавшую маркизу и маркизе Эмберли, я прочитала, что было на ней написано.

Супружеская чета приглашала меня на пикник в их доме на берегу Темзы в нескольких милях от Хэмптон-Корта.

Я задумчиво повертела карточку в руках и обратилась к леди Уинтердейл:

— Мы с Филипом получили приглашение на пикник в Темз-Хаус. Как он выглядит, миледи? Мне говорили, он расположен на реке. Это так?

Леди Уинтердейл поморщилась, словно проглотила целую ложку уксуса. Наконец она высказала то, что так ее расстроило:

— Поскольку ты теперь супруга моего племянника, Джорджиана, я думаю, тебе можно называть меня просто тетя Агата.

Я вытаращила на нее глаза.

Она бросила на меня сердитый взгляд и заметила:

— Джорджиана, не пытайся казаться большей дурочкой, чем ты есть на самом деле.

— Да, миле… то есть тетя Агата.