– Олег, – тихо проговорила княжна, отворяя дверь, – у тебя, быть может, что-то случилось? – Олег, сидя на диване, полировал свой револьвер, обернулся и устало посмотрел на Александру.

– А, Александра, это ты, – буркнул он и снова отвернулся, но, когда заметил, что Алекс с несвойственной ей скромностью стоит в дверях, добавил, – ты проходи, что ж, присаживайся.

Александра села рядом с Олегом на диван и долго смотрела, как он чистит своё оружие, молча, не отрывая глаз.

– Ты чего пришла-то, княжна? – прервал тишину князь, – надеюсь не из-за моего …гм… скверного настроения?

– А как иначе? – обрадовалась тому, что Олег первый начал этот разговор, Александра, – ты же мой друг, можешь всё мне рассказать, – кивнула она, пододвигаясь, ближе.

– Ха, рассказать? да нечего рассказывать! Сказал я им: не хочу в отпуск, когда ситуация в Европе нестабильна, а они настояли, генералы!! Тоже мне, отправлять домой, когда каждый человек может в любую секунду понадобиться.

– А что с Европой-то? – вопросила заинтересованная княжна.

– А с Европой всё нечисто. Идут серьёзные прения между Австрией и Сербией, которую, в случае чего, конечно поддержит Россия, из-за этого Германия рвёт и мечет, но ещё хуже, что Австро-Венгрия пытается противодействовать нам. В любом случае, Антанта готова к кризисным ситуациям, значит и армия должна быть, а нас распустили! Позор! – Александра видела, как Олег переживал за Россию, отчего ей стало как-то тепло и приятно очень.

– Ясно, так, а что теперь делать? – осведомилась она.

– Княжна, тебе же не интересно.

– Интересно, – слукавила Александра, но Олег искренне и по-доброму взглянул на неё, – не очень. А что же тогда, молчать, что ли?

– Отчего молчать? Ты мне лучше расскажи что-нибудь, а я послушаю. Когда к вам этот иностранец приехать успел?

– Так уже месяц, как приехал. Да там, на самом деле, такая интересная ситуация нашего знакомства сложилась. Мы играли в «казаки-разбойники»… – начала Александра.

– У, так это ж вы знакомство с травмы начали. Нехорошо, – засмеялся Олег, – но я одобряю!

– Да нет же, ты слушай, – возмутилась Александра, которая жутко не любила, когда люди прерывали её рассказы, – Ну, а он приехал, весь при параде стоит, в костюме, а я тогда от Анастасии убегала, так вот, вижу его, думаю: какой симпатичный, между прочим, шанс на победу. Схватила тогда его за руку, машинально, как-то, и бежать пустилась. Там от «казаков» ещё уплывать пришлось, но то, какой я шикарный стратег – есть иная история. А потом, после того, как мы выиграли, конечно, Алексей говорит: это, мол, нечестная победа была. Хочу игру-реванш с другой командой, а я и говорю: да, пожалуйста. Играли во второй раз: дамы против юношей…

– То есть вы с Андреем разделились? – переспросил не поверивший своим ушам Олег.

– Ну да, да, так о чём это я? Ах, да, играли во второй раз. Ну, мы с девочками, как люди, так сказать, учёные, сразу же разделили обязанности. Так получилось, что я оказалась за Джона ответственной. Я смотрю, а они в поле спрятались, говорю девочкам, чтоб все, мол, туда бежали, а оказалось, что ловушка. Джон как побежит от меня в противоположном от «штаба» направлении, да так быстро, что я бы не догнала, если бы не срезала себе дистанцию. Повалила я его, значит, а тот лежит и улыбается, меня прямо-таки в дрожь кинуло. Я думаю: вот я сглупила, на уловку попалась. Но ему-то не показываю, что я сконфужена и ничего в этом роде, я его только в «штаб» повела, а там связала и набила крапивой, чего делать не стоило бы, но ты же знаешь, я азартная. В итоге, подставляю наган к виску и говорю: говори пароль или я стреляю…

– Прямо к его виску, а он что? – закачал головой, смеясь, Олег.

– Да нет, к своему виску, – отозвалась она резко, показывая, как было дело, – а он…

– Ты что, обезумела?! – прикрикнул, прерывая рассказ Олег, глядя строго на Александру, – я допускаю…допускаю, чтобы ты приставляла оружие к чужим головам, но если это твоя собственная…

– Да что ж вы все думаете, что такая глупая!? – воскликнула Алекс, глядя, как бы, в небо, – ну неужели вы не понимаете, что не было там патронов. Он был пустой, – сказала она, глядя Олегу ровно в глаза.

– Пустой? – переспросил он с облегчением.

– Ну да, не заряженный. А теперь я могу продолжить? – она дождалась упрямо кивка князя, только после чего вновь начала говорить, – Так вот, я приставила пустой, – она сделала чёткий акцент на этом слове, – револьвер к виску и первый раз спустила курок. Джон тогда так изменился в лице, что просто не описать, а тут ещё дождь идёт, и мне так холодно было, что прямо захотелось ударить Джона, чтобы он не тянул с ответом, но я была терпелива. Говорю: пароль или я стреляю, а он тогда говорит: «Распутин. Это был наш пароль». У меня, как ты понимаешь, мурашки по спине пошли, запах вспомнился, потому я и приняла пароль, чтобы больше не думать об этом гадком Распутине, а оказалось, что он соврал! Представляешь! Правда мы решили, что эта игра сыграна в ничью пользу. А на следующий день оказалось, что он совсем замечательный, умный и талантливый человек. Он любит Лермонтова, кстати. Просто прелесть.

– Я, наконец, могу сказать? – искренне смеясь, поинтересовался Олег. Алекс кивнула, – Что ж, Александра, гляжу, вы не скучали здесь. Я горжусь твоими задатками солдата, княжна, правда, – он приобнял Алекс, – а теперь иди спать. И так мы слишком долго здесь засиделись, – он глянул на часы. Была ровно половина одиннадцатого, – Как долго мы болтали с тобой? Часов пять? Странно ещё, что Владимир не явился до сих пор. Ладно иди.

Александра уже покидала комнату, когда Олегу подумалось: «Надеюсь, она не станет рассказывать Владимиру о том, какой Джон распрекрасный. Зная его ревнивую натуру, очами видно, чем это закончится: трудным, долгим разговором со мной».

Глава двадцать третья.

Стоит отдать Олегу должное: за годы общения с Владимиром он изучил князя достаточно хорошо, чтобы осознавать все последствия появления у Масловых такого человека, как Джон. Хотя сценами ревности и гнева Владимир не забрасывал ни Александру, ни иностранца, никого бы то ни было другого, то, что молодой человек испытывает эмоциональные страдания, было написано на благородном челе его, когда он заходил после долгого дня в спальню и раскрывал свои бумаги. Несмотря на то, что Олег много раз говорил ему, что, на самом деле, Александра не испытывает никакого интереса к Джону, и хоть Владимир безумно хотел поверить этому, он не мог.

«Как я глуп! – думал он практически каждый вечер, – ведь я же знаю, что Александра тонка душою, что она сказала бы мне обо всём, не желая мучить. А ведь, получается, приношу ей страдания я сам, и ничего не могу поделать с собою. И виноват во всём этом лишь я один? – часто спрашивал себя князь и, вскоре, сам же приходил к ответу, – А больше и некому, отнюдь. Никому не понятны мои мучения оттого только, что необоснованны они и не подкреплены ничем существенным и действительным. Какой я всё-таки мерзостный человек: мало мне того, что я себя всего измучил, так я ещё и таких замечательных людей страдать заставляю. Моя бедная Аля хотя бы знает возможные причины моего отдаления, а Джон? Он-то как трактует мою апатичность? Думает ли он, что не нравится мне, что я, может быть, презираю его? А я ведь не испытываю ничего негативного к нему. Он искренний, умный, интересный человек, который стал жертвой глупейших обстоятельств, запутавшись в паутине моей необузданной любви, а теперь болтает ножками, не в силах выпутаться. Сколько я уже живу в этом аду недомолвок и сомнений? Год? Два? Нет, лишь какую-то жалкую неделю, а сердце устало мучиться и мучить других. Бешено устало. Нет, невыносимо продолжать так жить, ведь это и не жизнь, а мука, одна сплошная боль, которую надо поскорее прекратить. Но как? Поговорить ли мне с Александрой? Нет, не могу ей даже слова сказать об этом ребячестве! Стоит поговорить с Джоном: это дело моих нравственных ценностей и качеств. Герцог – достойнейший юноша. Он должен понять меня», – решил, сидя вечером в садике ровно через десять дней после прибытия и глядя на красоту летней ночи, Владимир. Нетерпение и страх упустить момент победили разум молодого князя, потому через полчаса он постучал в массивную дверь спальни Джона, которая едва ли не мгновенно распахнулась пред ним.

– Джон, – начал, не заходя в комнату, Владимир, – Вы, надеюсь, знаете, как благосклонно я отношусь к Вам. Возможно, Вы замечали, что на протяжении недели я веду себя …гм… по-разному, особенно с Вами, и часто мои действия и слова оказываются отвратительными и даже гадкими, хоть в действительности я так и не думаю, – он говорил быстро, не позволяя Джону вставить и слова, а когда закончил вступительную часть разговора, он поднял глаза и взглянул на герцога, который стоял в белой пижаме, сконфужено глядя на Владимира. Воспользовавшись паузой, Джон жестом пригласил своего гостя зайти и плотно закрыл за ним дверь. Владимир сел на стул у окна, переплёл пальцы, закрыл ладонями лицо и долго, молча сидел, сомкнув глаза. В это время Джон, укутавшись в халат, тихо стоял у стены, не сводя глаз со своего посетителя.

– Да, я поэт, я ревнив! – вымолвил, наконец, поднимаясь, Владимир, – и потому все эти пытки выпадают на мою долю, но я не хочу, чтобы страдали окружающие меня люди. Люди, которых я люблю и бескрайне уважаю, потому я и пришёл к Вам, герцог. Прошу, выслушайте меня без усмешки, потому что иначе я не знаю, как мне … как мне жить.

– Князь, я…

– Позвольте, дайте мне, сначала, сказать, а после я предамся Вашей воле, клянусь, – проговорил Владимир, отворачиваясь к окну, – Когда я ехал к Масловым я не знал, что Вы находитесь здесь и, знает Бог, когда узнал бы, только счастлив бы стал. Но мой пытливый ум не даёт мне покоя, когда я вижу Вас, герцог, рядом с… – он замешкался.

– С Александрой, – выдохнул Джон, наконец, понимая, о чём сей разговор.

– Да, да, именно с ней! Дело в том, что я знаю княжну, кажется, всю свою жизнь, и всё своё бренное существование я люблю её. Откровенно говоря, и Александра, испытывает ко мне нежные чувства, по крайней мере, так было раньше. А теперь, когда я вижу, как ей весело и интересно с Вами, герцог, моё сердце рвётся на части. Скажу без преувеличения, Вы мне симпатичны. У Вас хороший вкус, должное образование, воспитание, и, кроме того, наши с Вами моральные и нравственные ценности, я полагаю, во многом совпадают. И как не горько мне это признавать: Вы гораздо лучше меня во многих отношениях, потому-то моя душа неспокойна и просит пощады, которую я, увы, не могу ей дать, – Владимир закончил, отвернулся от окна, и теперь он стоял лицом к Джону, который, сосредоточено глядя на князя, аккуратно подбирал слова.