Ирина Крицкая - Разлюбил – будешь наказан!

Мимо бабки чешут с куличами. Кланяются друг другу: «Христос Воскресе!» и косятся на меня, непричесанную и зареванную. «И кудыйть она так бяжить-то? Волоса бы прибрала. Ой и шлында… По чем кричишь-то?» Откуда я знаю! Весной, особенно на Пасху, всегда есть о чем зарыдать.

В кабинке, обшитой деревяшками, пахнет холодной сауной. Стенки измалеваны. Я читаю «Цой жив» и выстреливаю последний патрон:

– Антон! Я тебя люблю!

– Ой… А я-то как тебя люблю! – он отвечает и дышит в трубку, как на вокзале, мне на ушко.

– Я вчера там… ничего? Ты не обижаешься?

– Нет. Так мне и надо, дураку. – Он мяукает, значит, выспался.

– Нет, ты самый лучший… Самый умный…

– Был бы умный, плюнул бы на все и приехал…

– Чуть-чуть осталось. Экзамены сдадим, – говорю, а сама и думать забыла, что экзамены мы сдаем в разные вузы, в разных городах.

– Да, я понимаю. Скорей бы уже… – вздыхает Антон, и про Москву ни слова.

– Целую тебя, – говорю я шепотом.

Это смех какой-то, не видеться год и говорить по телефону «целую».

– И я тебя целую… Целую! Целуюююууу… – по-собачьему завывает Антон.

Выхожу из кабинки. Кладу деньги в окошечко. У меня паранойя, мне кажется, телефонистка ржет надо мной. Подслушивала, думаю, бессовестная. Мне и в голову не могло прийти, что кто-то еще приходит на почту и тоже мяукает в трубку: «Я тебя люблю».

С тех пор прошло тринадцать лет. И зачем теперь на меня смотреть? Что он делает каждый день на моей странице? В семь вечера заходит и молчит? Я знаю. Антон рассматривает мои ножки, глядит в мои честные глазки и пьет наш любимый коктейльчик из радости, нежности и микроинфаркта.

Смотрите, у меня сообщение. «Привет! Как дела?» А… Это блондинчик из параллельного, весь выпускной проплакал у меня на коленках, малыш. «Нормально, – отвечаю, – у меня дела».

…Вот! Антон появился! Зашел, молчит – и правильно делает. Со мной опасно разговаривать. А что вы думали? Я питаюсь не мясом, не салом с кровью, не пыльцой, я пожираю чувства, пью кровь, провоцирую эмоции, чтобы потом самой же их и проглотить. Убегайте от меня, а то укушу.

Вот только мне позарез нужно спросить у Антона одну вещь, только одну.

«Дай мне свою аську, потрещим» – это опять блондинчик. О чем, о чем нам с тобой трещать? Как я ненавижу это слово.

Почему у меня сердце стучит, как будто я на стреме стою? Скажи что-нибудь, Антон, я не могу больше ждать, у меня муж сейчас вернется. И… и я просто не могу ждать. Сейчас я ему скину: «Антон! Привет, ты меня узнал?»

«Приезжай ко мне в Эмираты» – опять блондинчик. Эмираты? Как классно было бы встретиться с ним опять, с моим Антоном, где-нибудь в Эмиратах, случайно, только если все само собой, если карта ляжет.

Все, я слышу шаги на лестнице. Каблуки отстукивают марш танкистов. Открывается дверь. Кажется, у меня щеки горячие.

«А ты знаешь, что Леха умер?» – опять блондинчик, вечно кто-то чужой отвлекает, в самый неподходящий момент. Что? Леха умер? «Лечился в онкологии, вроде выздоравливал. Тридцать лет отметил и умер». – «Я не знала», – отвечаю и нажимаю «выход». Царство Небесное, говорю, Лехе и снова вспоминаю про свою любовь.

– Соньчик, я вернулся, – объявил мой тигр. – А что это ты вся горячая? – он трогает мой лоб и щеки, и я вижу подозрительную насмешку на его лице.

– Я? Не знаю…

– Что ты тут без меня делала? Где лазила? – Он заглядывает в монитор.

Надо его отвлечь, покормить. Самой даже смешно, ах, как тоненько я режу огурчик. Салфеточку положим. Бокальчик протрем.

– Ты ешь, ешь, – говорю и мысленно ругаюсь с Антоном: «Мало ли сколько у тебя там баб было, пусть даже и рыжих… Меня ты должен помнить! Я первая!»

– Как вкусно! Крошка, я так привык к твоей еде … – заурчал мой проницательный тигр и с тарелкой побежал за комп, сразу полез на мою страницу.

– У тебя гости. Смотри, – он подзывает ехидненьким голоском и читает вслух с выражением: «Да, Соня, я тебя узнал… Ты красавица… – Муж посмотрел на меня внимательно, удивился. – А помнишь, мы хотели встретиться лет через пятнадцать? Я пытался найти тебя, но в поисковиках тебя нет…»

Антон любит многоточия. Я их ненавижу. Я люблю тире. Тире – это мужской знак, с места в карьер. Многоточия меня нервируют, как будто у меня хотят денег занять и отдавать не собираются.

Тигр отставил тарелку.

– Езжай, крошка! Езжай в Москву! А мы с детьми останемся тут, умирать!

– Не кроши! – Я отгоняю его от компьютера. – Ходят вечно по всему дому с тарелками…

Я поворачиваюсь ко всем спиной. Не мешайте! Дайте поговорить! Читаю дальше. «Прекрасно выглядишь… Очень рад тебя видеть…» Хитрый какой. Всегда умел с женщинами разговаривать. Почему я растерялась? Потому что хочу влезть в розетку – и к нему по проводам. В таких случаях нужно понаставить многоточий и попрощаться до следующего раза.

Я спрашиваю: «А что ты сейчас делаешь?» – «Сейчас как раз ищу себе сотрудников. Мне срочно нужна ведущая… И, представляешь, рыжая. Это не шутка. Пожелание заказчика».

Ой, как мне не повезло… С этими молодыми директорами невозможно разговаривать, карьеристы несчастные, только о работе думают.

За моей спиной начинается бесцеремонное нытье:

– Крошка, ты нам мороженое обещала.

Как?! Как он может меня перебивать?

– Да… Сейчас… – говорю и печатаю ответ Антону.

Я хочу сказать: «Бери меня на работу, утром вылетаю». Но тигр заглядывает мне через плечо. Зачем? Что он так волнуется? Неужели на мне что-то такое написано, что его пугает?

«У нас тут маленькая, но очень гордая телекомпания, – сообщил Антон, – можешь посмотреть наш фильм, только что закончили, вот ссылка. Про муковисцидоз, это такая страшная болезнь. Продаем его немцам».

Я улыбаюсь, какой он смешной. Так и хочется ему куда-нибудь прибабахать «Антон Дмитровский представляет».

А я-то какая бессовестная стала! Эмоциями она питается! Пожирает чувства! А мальчик работает, и опять его понесло на социальные темы. Думаете, это такое приятное удовольствие, смотреть на умирающих людей, разговаривать с ними, особенно когда они верят, что твоя работа может что-то изменить? Я уже сто лет такими вещами не занималась. Я помню свой последний репортаж из детского дома. Снимаю младенца и знаю – нафиг он никому не нужен. И мне в том числе, у меня есть свой. Ребенка забрала одна моя коллега, оказался очень похож на ее сына. Противная такая девушка была, вредная… А ребенка увидела – и забрала.

Я не такая, я сволочь и думаю только о себе. «Посмотрю обязательно», – отвечаю Антону, хотя мне совсем не хочется смотреть его страшный фильм. И вообще! Я не могу с ним разговаривать под надзором обер-прокурора.

– Крошка, ты про нас помнишь еще? – Мне снова мешают.

– Да. Сейчас иду! – Только последнее дочитаю.

«Как у тебя? Деток двое, муж, работа, догадываюсь…» Антон скинул мне свою электронку. Нет, я больше не хочу никаких писем. У меня остался всего один вопрос, я потом его задам, как-нибудь… Один вопрос и до свиданья, еще лет на сто.

– Крошка, ты что, меня не ждала? – нависает рабовладелец.

Да вот оно, ваше мороженое! С коньяком! С шоколадом! Десять лет я приношу его вам на блюдечке! Десять лет я пою вам дифирамбы! Ищу носки! Делаю массаж! Неужели нельзя оставить меня в покое на полчаса? Раз в жизни!

Посмотрите – мой кот все читает! Никогда по моим файлам не лазил, а теперь читает и дразнится.

– В Москву, в Москву! Минету мне, минету!

– Ну, пожалуйста, не обижайся…

Он облизнулся от сладкого, встал и направился к бутылке с коньяком. А я смотрю, как мои дети кормят Максика мороженым, и чувствую, что Антон сейчас думает обо мне.

Да! Ко мне идут электромагнитные волны, а может, и сверхчастотные колебания… Вот они проходят сквозь тело, и у меня начинается оптимизация всех психофизических процессов. Жаль, я физику не учила, да и биологию тоже не учила, и химию тоже кое-как, а то сейчас бы выяснила, в чем дело. Но я неграмотная, поэтому называю все просто – чудеса!

Ничего не брехня! Идут волны, я вам говорю. И еще какие! Прямо на глазах я начинаю меняться, сама замечаю, проходя мимо зеркала. Я превращаюсь в игривую нежную сволочь. Сейчас я готова на преступление, непредумышленное пока.

Мой взволнованный муж разглядывает меня, как будто раньше не видел.

– Как ты изменилась! Я живу с тобой десять лет, но мне кажется, что я еще тебя не знаю.

– Не знаешь, – говорю, – ты меня совсем не знаешь.

И вдруг мне стало плохо. Я поняла, что сейчас разрыдаюсь, а почему, из-за чего, сама не могла понять. Я убежала в спальню, бухнулась лицом в подушки и закатилась:

– На Соловки! Пора меня на Соловки!

– Успокойся, мышь моя, – муж обнял меня. – Мы устали. Мы с тобой как два стаканчика, у нас воды на донышке осталось. Поспи. Я тебя понимаю. Ты рано вышла замуж. Связалась со мной – и сразу ребенок. Поспи.

Я не хочу спать, я не хочу реветь. Мне нужно выплеснуть со слезами все, что я не могу сказать. Тигр ждет, тигр терпит мои слезы, он знает мою манеру исполнения трагических ролей. Он чувствует: когда в рыданиях наступила пауза, нужно сменить интонацию.

– А каково мне?! – Он откинулся на спину. – Каково мне – сидеть и смотреть на все на это?! Теперь я понимаю, почему мужики вешаются. Ты что, его любишь? – Он на меня надавил. – А?!

– Нет, – я ответила быстро, – если бы я его любила, я бы еще тогда, хотя бы что-то… Пусть бы потом все равно… Но я ничего не сделала… Ни шагу.

– Ладно, крошка, – вздыхает мой муж, – мне пофигу, о ком ты тут мечтаешь. Главное, чтоб детей от меня рожала.

– Не мечтаю я ни о чем!

– Успокойся, успокойся. Хочешь, съезди куда-нибудь с подружками? Проветрись. Хочешь, в Сочи? А хочешь, в Турцию?

– Года три лесоповала – и все будет в норме. – Я пытаюсь шутить, но слезы мешают, сами текут и текут, не кончаются.