Ирина Крицкая - Разлюбил – будешь наказан!

– Я на истребителях летал, – похвалился авиатор, – вот так вот.

Парень расставил ноги, откинулся на спинку стула, поставил руки на штурвал и загудел:

– У-у-у-у-у-у-у…

– Папа! – Я еще улыбалась, но уже начала беситься. – Я все придумала. Будем с тобой газету выпускать. Свою. Займем денег и попрем!

– Газету! – Он нервно посмотрел на бутылку. – Вот он – юношеский максимализм… Как у тебя все просто!

– А у тебя всегда все сложно. Всю жизнь у тебя все сложно!.. И всегда у тебя…

– Соня! Хватит! Несешь с броневичка, – папаня отмахнулся от меня вялым жестом. – Газету…

– Папа! Ты что, не хочешь задвинуть всех этих пеньков из редакции? Мы ничего не теряем! Даже если прогорим!

Летчик заходил на посадку и стал гудеть еще громче. Им не терпелось. Отец не выдержал:

– Ну, все, Соня. Иди в кино!

– Сколько можно сидеть тут? – Я на него закричала. – В этом склепе?! Ты же не настоящий алкоголик!

– Так! – Он скомкал сигарету в тяжелой мраморной пепельнице, раньше она дома стояла. – Иди отсюда! Писака хренова! Поторчишь еще в этой редакции, тогда поймешь. И замуж еще потом выскочишь за алкоголика!

Он полез в банку за огурцом, а у него рука широкая, не пролезает… Я помню, он всегда маму или меня просил. И у меня даже было движение к столу подойти, достать ему этот сраный огурец…

– У-у-у-у-у-у-у-у, – летчик из последних сил старался дотянуть до своих.

Я не поняла тогда, что люди давно в процессе. Обиделась, закричала:

– У меня будет муж пре-крас-ный! И тебя, с твоей черной рожей, на моей свадьбе не будет!

И бегом! Опять через поле, через луг… Куда? Сижу на бревне, под ракитовым кусточком. Курю и смотрю в поле, на горизонт, на небо, на облака… Сейчас бы обняла своего Антона, да ручки не дотянутся.

Меня спасла Алла Пугачева. Как же она вовремя приехала! Страхов привез билеты на концерт. Мама обрадовалась, платье гладить побежала. А я в комнате закрылась. «Мне переодеться», – говорю, а сама письмо свеженькое открываю: «Софка! Плевать на все! Главное, что ты у меня есть, главное, что ты про меня помнишь. Значит, мы вместе».

Ох, как меня мучает совесть! Пока я тут с вами свое несчастное детство вспоминаю, муж мой пашет как лошадь. С утра уже успел в аэропорт съездить, встретил итальянцев, Тони с командой. Тигру сегодня некогда, он везет делегацию в поле, испытывать итальянские культиваторы на кубанских колхозниках. Вот он – заскочил на минутку, переодеться.

– Держи, – отдает мне блестящий пакет. – Подарки от мафиозо.

Тигр стянул рубашку через голову и подозрительно на меня посмотрел.

– Что это ты у нас такая счастливая?

– Просто так. – Я его поцеловала крепко-крепко.

А у меня счастье (только вам расскажу, по секрету) – мне приснился Антон. Первый раз за десять лет. И сон такой, как ванна с пенкой, как мягкая собачья шерсть по коже, никакого экшена, просто мне кажется, он рядом, где-то совсем рядом.

– Ну-ну, – усмехнулся мой реформатор и вырвался из моих объятий, – все, я побежал. У меня дел херова туча. – На пороге он остановился и поднял указательный палец: – Так, еще! Надо ужин организовать. Я надеюсь, ты справишься. Постарайся, чтоб мне за тебя стыдно не было.

– За меня? Стыдно? – Я даже кашлять начала, – Ноу проблемс, шеф.

Я выхожу за ним и поднимаюсь в свою башню. Смотрю вниз – что там творится! Припарковаться негде. Все заставлено агрегатами, как в троллейбусном депо. На каждой железке красным по белому: «Не стой под стрелой!», «Держи дистанцию!», «Осторожно, вращается шнек!», «Осторожно, яд!»… Типичные мужские заявления. Только задержись рядом с ними – сразу что-нибудь отдавят. У них всегда так, особенно в июне. У тигра это называется – сезон.

А мне не страшно! Я завожу свой «кабриолет» – и на рынок, на веселый южный рынок, за мясом. Иду по рядам, вдыхаю пряности и вспоминаю, как мы с Антоном все-таки… Представляете, это случилось в Москве, да, на диване моей тетки Машки! Потом об этом, потом – сначала проводим делегацию. Что? Без вас проводить? Нет, без вас не могу – хочу похвалиться, как моего диктатора настиг приступ ревности.

Вечером на территорию заезжают пыльные машины. Оттуда выходят грязные, голодные, уставшие мужики с красными обгоревшими рожами. Я пересчитываю их с легким беспокойством – не маловато ли вина купила.

– Бамбинья, – улыбнулся Антонио и пощекотал мою дочку.

И остальные итальянцы вслед за ним тоже потянулись щекотать моего ребенка.

– Спасибо за подарки, нам очень понравились игрушки. – Я им ответила по-инострански.

– Не напрягайся, крошка, – сказал мой узурпатор. – Он английский не знает, мы с переводчиком. Это Сабрина. – Он кивнул на маленькую подсушенную мышь. Неужели правда, что она пытается захомутать сеньора?

Антонио снял мятый пиджак, посмотрел на меня и сморщился. Ой, да, пожалуйста, простим ему эту фамильярность, почистим мы вашу миланскую одежонку.

Все проходят в номера для гостей и тревожно оглядываются по сторонам – почувствовали аромат из моей духовки. Прованские травки! На всю трассу несет. О! Что их ожидает: сверху поджаристая корочка, а внутри…

Все уже искупались, осмотрели мой веселый офисный дизайн и ждут, вдыхают, предвкушают, но Антон все не идет и не идет. Застрял на складе. Без него? Нет, без хозяина начинать не хотят.

Тони достал ноутбук и стал демонстрировать свою коллекцию фотографий. Голые бабы! Как интересно! Все сразу носы в монитор и «Вау! Супер! Класс!», а сами косятся на дверь в столовую, где у меня уже все блестит.

– Пожалуйста, – говорю Антонио, – вот пиджак, вот штопор, вот бутылка.

– Что? Нет, не надо переводить. Отдохните. – Я усадила переводчицу в уголок.

Тони показывает, как ему жарко было в поле. И ботинки выдвигает из-за стола, кожаные закрытые, гигантские.

– Соньчик, прикинь, – улыбается неутомимый Рома, – этот наивный человек хотел купить в нашей деревне ботинки сорок седьмого размера. Мы так и не смогли ему объяснить, почему их там нет.

Антонио открыл бутылку, разлил вино и вдохнул.

– Оптима, – говорит. Покатит, значит.

– Челентано! – вырвалось у меня.

Наконец появился мой муж. Мокрый и красный, упал на диван. Заглянул в ноутбук Антонио.

– Что это у вас? А-а-а…

– Хочешь переписать? – Тони спросил.

– Да, – отвечает мой реформатор, – сейчас, – и открывает свой портфель. – Где-то моя флешка была…

Ах, так! Я вытащила листок из принтера, взяла Антонио за руку и по контуру обвела его гладиаторскую лапу. Гранде! Эксклюзив! Мемори!

Конечно, тигр искромсал мне эстетическое удовольствие. Сделал вид, что не слышит, как манит всех мое жаркое. Ноутбук захлопнул. Бейсболку на нос натянул. Обвел всех колючими глазами и прохрипел:

– Сейчас я отвезу вас в ресторан.

Шуточку не поняли. С недоумением переглянулись, демонстративно пожали плечами. А он еще раз всем показал, чтобы поднимались, и скомандовал:

– Едем!

Я слышала, как уже за полночь он сигналил охране, видела свет в его кабинете. Неужели обиделся? Нет. Идет. Стучит ботинками. Открывает дверь. Вручил мне сразу два букета.

– С ума сойти! Спасибо! А почему два? Ты что, долги отрабатываешь?

– Второй от Антонио, – буркнул тигр и направился в ванную.

Он стоял под душем с закрытыми глазами и выговаривал мне:

– Крошка, вот ты увидела большого черного кобеля и обо всем забыла. А он еще тот мерзавец, между прочим, темная личность. Треплет нам, что мы его эксклюзивные представители…

– Да? Ну и что? – Я подошла ближе под теплые брызги.

– Так вот знай: пока ты бесстыдно и похабно… Да, бесстыдно и похабно отиралась возле этого маньяка, я сунул ему винчестер в ноутбук и содрал все нечаянно.

– Ты что?! Я и не знала, какой ты коварный.

– Да! А сейчас посидел, полюбопытствовал, и что выясняется? Основные узлы на свои сеялки он покупает где?

– Где?

– В Аргентине! В три раза дешевле, чем нам продает. А что это значит?..

– Что?

– Я лечу в Аргентину!

Он летит в Аргентину! Вот так вот в один миг решил и полетит. Восемнадцать часов перелета! Тысячи километров через океан. И что? Кого волнуют сейчас расстояния? А раньше нам с Антоном пришлось ждать целый год, чтобы встретиться в Москве.

Я миллионерша. Смотрите – у меня полная сумка денег. Получила зарплату. Мне досталась целая куча синеньких, зелененьких и красненьких пачек. Точно даже и не знаю, сколько, кажется, миллионов семь. Инфляция – сумма меняется каждый месяц.

В редакции тишина. Все смылись на банкет, в ту же администрацию, что и при коммунизме, к тем же господам, в те же кабинеты, только под другими табличками. Начальнику финотдела пятьдесят пять. Наверняка сейчас наш редактор положил голову к нему на грудь и поет: «Иван Кузьмич! Отец родной!» И это правильно. Тираж газеты упал с тридцати тысяч до пяти. Зато у нас ремонт и премии, в том числе и мне. К вашему сведению, я получила столько же, сколько директор в моей школе.

На столе в фойе нашей редакции стоит бесхозная машинка, почти антиквариат, с черными блестящими клавишами. Все старье выкинули, когда на компьютеры перешли, а эта осталась, для антуража. Иногда на ней работает мой отец, приносит информуху по старой памяти. Терпеть не могу, когда он приходит. Бывшие коллеги сразу пялятся на него со страхом и сожалением. «Пропала собака» или «А ведь какой был мужчина»… Что я про него вспомнила? Просто глянула на машинку.

Так вот, получила я свои денежки, и рука моя потянулась к телефону.

– Привет, – я всегда попадаю на Антона, иногда только его мама сообщает мне голосом телеграфистки: «Антон ушел на полиграфкомбинат».

– Я ждал… – Он отвечает и повиливает хвостом.

– Ура! Каникулы! Надо встречаться.