Кристина Леманн - Разлучница

Лаура, оглядев ее с ног до головы, едва заметно улыбнулась. На ней было коньячного цвета платье с острыми клиньями по низу юбки. На шее — длинная цепочка из тяжелой, видимо целебной, бирюзы. «Когда вот-вот выйдешь замуж за миллионера, можно было бы сделать макияж поскромнее», — подумала Жасмин.

— Ну что, пойдемте, — сказал Понтер Розеншток. Адельтрауд повела Жасмин к боковой лестнице, очевидно намереваясь ее больше не отпускать от себя. Даже если бы Жасмин пришло в голову окинуть взглядом весь свадебный кортеж, у нее бы не получилось. Интересно, а кто второй свидетель, спрашивала она себя.

Перед ней по ступенькам поднимались Гюнтер Розеншток с внучкой. Во главе свадебной процессии шли Фальк и Лаура.

«С собаками не входить», — было написано на двери под табличкой, указывающей часы приема.

Им навстречу вышла приветливая работница загса, которая провела их по выстеленному синим линолеумом коридору в маленький зал для бракосочетаний, выполненный в стиле прошлого века. Это его стеклянные двери выходили на крыльцо.

Жасмин хотела занять место в первом ряду возле Понтера Розенштока и Рони, но Адельтрауд отвела ее дальше, к двум мягким зеленым креслам для свидетелей, а Фальк с Лаурой сели рядом на диван. От Фалька ее отделяли только подлокотники.

В его лацкане по-прежнему торчал стебелек с фиолетовыми анютиными глазками. Рука, лежавшая на бедре, нервно подрагивала. Как будто почувствовав взгляд Жасмин, он потянулся к воротничку. Галстука по-прежнему не было.

«Неужели никто из гостей так и не помог ему?» — думала Жасмин.

Чтобы не смотреть постоянно на его руку, которая теперь искала вторую, чтобы сложить их вместе, Жасмин уставилась на золотисто-желтые обои.

На стене висела картина, изображавшая трехмачтовик под парусами. В передней части зала, на стенах которого висели фрески с голубями мира, стоял полукруглый стол из темного дерева, а на нем — старинный письменный прибор. На маленьком комоде красовалась фарфоровая статуэтка, изображавшая голубей, а рядом с ней — подсвечник и ваза с нарциссами и тюльпанами. Еще там лежал миниатюрный букет, сложенный из маленьких белых роз, белого розмарина и веточек мирты с нежными филигранными цветочками.

Жасмин мяла платочек Рони, рассматривая на своей руке кольцо, подаренное Адельтрауд, и размышляла, зачем на том столике лежит букет невесты. Наконец открылась дверь и в зал вошел чиновник с зачесанными на строгий пробор волосами. На нем был до боли знакомый синий блейзер с золотистыми пуговицами, в руке он держал латунную коробочку с кольцами, а под мышкой — папку для регистрации браков.

Когда все окончательно проиграно, становится даже весело. Оцепенение, в котором она жила последние дни, прошло. На что она надеялась? На то, что ей повезет больше, чем миллионам остальных женщин? Что она — избранница судьбы, которой никогда до нее не было дела? Кроме того, она почти не знает Фалька. Возможно, они бы и не смогли жить вместе. Такие вещи решаются, когда встаешь утром и видишь в ванной открытый тюбик зубной пасты и брошенное на пол полотенце.

— Мы собрались здесь, — начал чиновник, — потому что одна молодая пара решила заключить брачный союз.

Адельтрауд едва сдерживала неуместную сейчас улыбку.

— Когда производится обряд бракосочетания, положено придерживаться определенного порядка, — продолжал чиновник в матросском пиджаке. — Но я прошу вас, дорогие присутствующие — друзья, знакомые и родственники жениха и невесты, простить меня, потому что сегодня все будет несколько иначе. Жених попросил, чтобы мы отступили от протокола и сразу же начали обряд бракосочетания.

«Чудесная идея, — подумала Жасмин. — И как это им удалось уговорить его отказаться от торжественной речи?»

— Попрошу жениха и невесту встать.

Фальк поднялся.

Поднялась и Адельтрауд, потянув за собой Жасмин. Справа от Фалька встала Лаура — ну да, она и должна там стоять.

Чиновник открыл папку и прочитал:

— И теперь я спрашиваю вас, госпожа Жасмин Кандель, берете ли вы присутствующего здесь…

— Минуточку, — перебила его Жасмин. — Тут какая-то ошибка. Я всего лишь свидетельница.

В этот момент Фальк схватил букетик невесты, повернулся к Жасмин, вручил ей цветы и взял ее руки в свои. От изумления она не находила слов и попыталась освободиться, но Фальк держал крепко. Не отводя взгляда, он смотрел ей прямо в глаза.

— Пожалуйста! — прошептал он. — Выходи за меня! Сейчас же!

Жасмин охватила такая слабость, что она едва понимала, что происходит на самом деле. Она почувствовала, как Фальк взял ее под руку и снова повернулся к чиновнику. Тот откашлялся и повторил:

— И теперь я спрашиваю вас, Жасмин Кандель, берете ли вы присутствующего здесь Фалька Розенштока в мужья?

В зале стало очень тихо. Что-то старое, что-то новое, что-то чужое, что-то синее — все было. Почти все. Не хватало только серебряной монетки.

— Да, — сказала Жасмин.

«Santa Lucia» на всех парусах неслась по морю. Вода тихо плескалась о борт. Сначала исчезла из виду прибрежная полоса, потом утонули в туманной дымке белые домики, и наконец не стало видно даже верхушек деревьев.

Фальк включил автопилот, поднялся на палубу, проверил еще раз паруса и пошел на корму, где сидела, подставив лицо ветру, Жасмин. Еще на крыльце ратуши он предложил ей эту поездку в Борнхольм, правда только на выходные, потому что в понедельник им снова нужно было возвращаться в Берлин. Она с радостью согласилась. После обеда они уехали, и он снова смог обнять ее и отнести на руках в свою каюту. Точнее, они скатились в трюм.

— И как меня теперь зовут? — спросила она, когда Фальк сел рядом с ней.

— Ты подписалась Розеншток. Но если ты снова хочешь быть Кандель, то это еще можно изменить. Я узнавал. Трудновато было убедить работников загса, что при подаче документов заявления невесты не будет. Ясное дело, подкупить их невозможно, но город все-таки принял нашу помощь на оздоровление леса.

— Вы даже моих родителей привезли! — Жасмин засмеялась. Ее волосы блестели на солнце. — Я думала, у меня что-то со зрением. Спускаемся по лестнице, а там стоит мой отец и фотографирует нас. Этот черный костюм он уже лет двадцать надевает на разные торжества, в основном на похороны. И мама в своем платье с зимним мехом. Я теперь поняла, что за чушь она несла о том, что ей нечего надеть, а папе придется привыкать к мизерным порциям на огромных тарелках.

— Идея с выигрышем поездки принадлежит Адельтрауд, — пояснил Фальк — На случай если вы встретились бы здесь раньше положенного. Когда мама сказала, что понадобятся твое свидетельство о рождении и прочие бумажки, я поехал в Карлсруе. Мы выпили с твоим отцом много «Ротхауса», и я попросил твоей руки. Он согласился сразу же. Единственное, что было трудно, — это убедить твою маму, что невеста не должна ничего знать о собственной свадьбе. Боже мой, как я боялся, что ничего не выйдет!

— Неужели все, кроме меня, знали об этом?

— Отцу мы тоже не говорили: он плохой актер.

— А Глория?

— Мама звонила ей. Как женщина женщине. Она сказала ей, что не имеет ничего против того, чтобы эта свадьба расстроилась.

Жасмин засмеялась.

— Мне кажется, ты должен был предусмотреть, что я не приеду. Я, между прочим, не собиралась.

— Поэтому мы поручили это дело Роне. Она замечательно справилась, правда? Ей нужно было не засмеяться, когда она звонила тебе. По ней не заметно, лжет она или говорит правду, — это мы поняли благодаря твоему замечательному детектору лжи. По-моему, она сыграла убедительно, а ты как думаешь?

Жасмин невольно рассмеялась.

— Да уж. Но это, боюсь, могло не сработать.

— Мама так и говорила. Поэтому она развернула свою кампанию. И все, как видишь, получилось.

Жасмин покачала головой.

— Я все время думала о том, как бы сбежать.

— Поэтому я две ночи пропел чуть ли не на коврике в прихожей. Мама, Роня и я караул или тебя все время.

— И ты поехал с нами кататься на велосипедах…

— Роня очень темпераментна, но ей не хватило бы сил убедить тебя остаться, если бы ты попрощалась с ней на вокзале. Когда я сегодня утром увидел из окна своей спальни, что ты садишься в машину, то понял, что ты воспользовалась единственным шансом. Мне не стоило, конечно, оставлять ключ на видном месте.

— Ты мог сломать себе шею. Я перепугалась до смерти.

— Я тоже, — сказал Фальк. — У меня внезапно возникло чувство, что это мой последний шанс. Глупо, конечно. Всегда остается в запасе еще один. Я мог поехать в Берлин, ухаживать за тобой, просить твоей руки.

— А почему ты этого, собственно говоря, не сделал? Я имею в виду, почему ты просто не спросил меня, выйду ли я за тебя замуж?

Фальк взял ее за руку.

— Я боялся, что ты, такая милая и послушная, согласишься и потащишь меня в загс.

Жасмин засмеялась.

— Нет, честно, — продолжал Фальк. — Мама тоже считала, что мне хватит двух дней, чтобы объясниться. Я даже попытался, Жасмин, в первый же вечер. Правда, несколько неуклюже. После твоей очередной проповеди я понял, что ты меня любишь. Я хотел побежать за тобой, признаться, что мы затеяли. Но тогда у тебя было бы две ночи и еще день, чтобы подумать над тем, подходят ли твои кредиторы и мясники ко двору заносчивых Розенштоков и не будут ли говорить люди, что ты выходишь за меня из-за денег. Поэтому я стал заниматься садом.

— Да, невысокого ты мнения о моем уме.

Он засмеялся.

— Конечно, ты могла сомневаться, тот ли я человек, который тебе нужен, — игрок, шкипер, любящий только свою яхту, мужчина, у которого на руках ребенок с неуравновешенной психикой, сын богатых родителей, некогда страшно боявшийся ответственности…

Жасмин прижала палец к его губам.

Всю ночь они просидели, обнявшись и слушая плеск играющих на ветру волн. Когда появились первые проблески зари, «Santa Lucia» вошла в гавань Борнхольма. У них еще оставалась пара часов, чтобы поспать, прежде чем управляющий портом не начал свой утренний обход.