— Мама, она была девственницей. Числа это подтверждают.

Анжеле хотелось закричать: «Почему, Клей, почему?», но она знала, что в этом нет смысла. Ему тоже сейчас больно, это было видно по его глазам, поэтому она в ответ лишь сжала его руки. По ее щекам скатились две слезы, не только за себя, но и за него. Она притянула его за руки, и он опустился перед ней на колени.

Клей чувствовал острую жгучую боль за то, что расстроил ее, получив в ответ лишь глубокую любовь.

— О, Клей, — сказала она, когда нашла в себе силы говорить, — если бы тебе было шесть лет, все было бы проще: я бы тебя наказала и отправила в твою комнату.

Он грустно улыбнулся.

— Если бы мне было шесть лет, тебе бы не пришлось этого делать.

На губах у нее задрожала мимолетная, улыбка и исчезла.

— Не смеши меня, Клей. Я глубоко расстроена из-за тебя. Дай мне свой носовой платок. — Он вытащил его из кармана. — Я думала, что учила тебя, — она приложила платок к глазам, подыскивая подходящую фразу, — уважать женщин.

— Ты так и делала, вы оба учили меня этому. — Вдруг Клей поднялся, засунул руки в карманы брюк и отвернулся. — Но ради Бога, мне двадцать пять лет! Вы действительно думаете, что в этом возрасте у меня никогда ничего не было с женщинами?

— Так или иначе — мама так не думает.

— Я был бы ненормальным, если бы был чистым, как первый снег. Разве вы не были женаты, когда отцу было двадцать пять лет?

— Точно, — вставил замечание Клейборн. — Мы были достаточно ответственными, чтобы направлять вещи в нужное русло. Сначала я женился на матери, и неважно, что мне подсказывали мои природные инстинкты, пока мы встречались.

— Полагаю, что начнешь читать мне проповеди, если я скажу, что времена изменились.

— Ты прав, буду. Клей, как ты мог допустить, чтобы подобное случилось при первом же свидании и с девушкой такого типа! Это можно было понять, если бы ты был обручен с девушкой или некоторое время с ней встречался. Если… если бы ты ее любил. Но не нужно стоять здесь и просить, чтобы я смотрел сквозь пальцы на твой беспорядочный секс! Я всегда буду против этого!

— Я на это не рассчитывал.

— Ты должен был думать! — Пожилой мужчина лихорадочно начал расхаживать по комнате.

— В то время никакие мысли не приходили в голову, — сухо сказал Клей и увидел, как заблестели глаза Клейборна.

— Само собой разумеется, что у тебя недостаточно мозгов, чтобы понять, что от этого она может забеременеть!

— Клейборн!

— Ну, черт побери, Анжела, он — взрослый человек с мозгами ребенка, раз допустил, что такое случилось. Я думал, что у двадцатипятилетнего человека должно быть достаточно здравого смысла в этом возрасте!

— Каждый из нас полагал, что другой предохранялся, — устало объяснил Клей.

— Полагал! Полагал! Да, ты отдал себя ее противному, жадному к деньгам отцу, и все благодаря своей глупости! Этот буйно-помешанный ловок! Он обнесет нас, как липу!

Клей не мог этого отрицать, даже Кэтрин говорила, что это правда.

— Вы не отвечаете за мои поступки.

— Ты прав. Но ты думаешь, что такое основание понятно такому человеку, как Герб Андерсон? Он хочет, чтобы ему возместили убытки за соблазн его дочери, и он не успокоится, пока сумма не достигнет цифры, которую он нарисовал в своем уме!

— Он сказал, сколько он хочет? — спросил Клей, боясь услышать ответ.

— Нет: Но я могу сказать, что его ум быстро работает с большими круглыми числами. И, Клей, в голову приходит еще кое-что, над чем нужно подумать. — Взгляд, которым он посмотрел на свою жену, говорил о том, что они уже говорили об этом. — Члены местного предвыборного собрания выдвинули меня на должность главного прокурора округа. Я тебе этого не говорил, потому что считал, что будет лучше подождать, пока ты сдашь экзамен и получишь разрешение на ведение адвокатской практики и станешь работать в фирме. Честно говоря, над этим мы с твоей матерью думаем очень серьезно. Мне не приходится тебе говорить, какой ущерб могут нанести темные делишки репутации потенциального кандидата. Не говоря уже об избирателях.

— Кэтрин сказала, что уже решила, что будет делать, хотя она не раскрыла мне своих планов. Но как только она покинет дом, ее отец и шага не сможет сделать, чтобы возбудить процесс по поводу установления отцовства. Она отказывается помогать ему.

— Довольно обманывать себя, Клей. Ты — уже почти адвокат, а я им являюсь. Мы оба знаем, что процесс по установлению отцовства — это самый твердый орешек. Дело не в том, как окончится процесс, дело в том, какой резонанс он вызовет. Вот почему я волнуюсь. И есть еще один пункт, которого мы еще не касались. — Он посмотрел вниз на свой бокал, а потом в глаза Клею. — Даже если этот человек перестанет предъявлять свои требования, здесь есть моральные обязанности, которые ты не можешь отрицать. Если же ты станешь отрицать, тогда я в тебе еще больше разочаруюсь.

Клей резко поднял голову вверх. — Ты ведь не считаешь, что я на ней должен жениться?

Отец пристально смотрел на него, каждая линия его лица выражала неудовлетворение.

— Не знаю, Клей, не знаю. Единственное, что я знаю, это то, что я пытался на примере и словами учить тебя, что значит быть честным. По-твоему, честно оставлять женщину испорченной и совсем без денег?

— Честно, если она сама этого хочет.

— Клей, женщина сейчас, наверное, лишена здравого смысла. Она зажата между незнакомым мужчиной и безумцем-отцом. Ты разве не думаешь, что она заслуживает от тебя помощи?

— Ты сам за, меня сказал. Ты думаешь, что она захочет выйти замуж за незнакомца?

— Она может сделать и худшее… Несмотря на безрассудство, которое ты недавно проявил, я не думаю, что ты — совсем безнадежный случай.

— Я был бы им, если бы на ней женился. Господи, эта девушка мне даже не нравится!

— Во-первых, не богохульствуй в присутствии матери. Во-вторых, не называй ее девушкой. Она — созревшая женщина, это ясно видно. И как женщина, она должна прислушаться к разуму.

— Не понимаю, к чему ты клонишь. Ты сам видишь, из какой она семьи. Ее отец-помешанный, мать — запуганная женщина, посмотри, как они одеты, где живут. Наверняка тебе не хотелось бы, чтобы я вошел в их семью, тем не менее, ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы я попросил ее руки.

— Тебе бы раньше следовало принять во внимание ее прошлое…

— Как бы я это сделал, если я ее тогда даже не знал?

Клейборн Форрестер обладал врожденным чувством удачно выбирать время. Такое чувство было присуще каждому преуспевающему адвокату — он выдерживает паузу в нужный момент, чтобы потом впечатляюще заговорить и тем самым обеспечить успех дела.

— Прежде чем снять с себя вину, в моем понимании создается огромное ощущение ответственности перед ней и ребенком. Ты действовал, не думая о последствиях. Даже сейчас, кажется, ты забыл, что в этой истории замешан ребенок, и этот ребенок — твой.

— И ее!

Отец стиснул челюсти, в глазах появился ледяной холод.

— Когда ты стал таким черствым, Клей?

— Сегодня вечером, когда я вошел домой, и на меня набросились эти канюки.

— Прекратите, вы, оба, — спокойно скомандовала Анжела, поднимаясь с кресла. — Ни один из вас сейчас не понимает, что говорит! Совсем скоро вы оба будете сожалеть о сказанном. Клей, твой отец прав. У тебя-таки есть моральные обязанности перед этой женщиной. Мы не можем сейчас решить, дойдет ли до того, чтобы просить ее выйти за тебя замуж. — Подойдя к мужу, она положила руку ему на грудь. — Дорогой, нам всем нужно над этим подумать. Он сказал, что она отказалась от денег. Давай позволим им двоим решить, что дальше делать, после того как страсти немного улягутся.

— Анжела, я думаю, что нашему сыну нужно…

Она закрыла пальцами его губы.

— Клейборн, сейчас ты ведешь разговор на эмоции, а ты мне без конца повторял, что адвокат не должен делать этого. Давайте не будем сейчас больше ничего обсуждать.

Он заглянул ей в глаза, которые светились от возбуждения. Это были большие, прекрасные овальные глаза цвета теплого ореха, и не нужно было добавлять никакой косметики, которой она пользовалась каждый день, чтобы выделить их. Клейборн Форрестер, в возрасте пятидесяти девяти лет, любил их, лишенные косметики, так же сильно, как он любил их в двадцать лет, ее глаза всегда его успокаивали. Он накрыл рукой руку, которая лежала на его груди. Ему не нужно было ничего говорить в ответ. Он подчинился ее рассудительности и, в знак подтверждения своей любви, нежно сжал ее руку своей теплой ладонью.

Глядя на них, Клей снова почувствовал надежность, которая исходила от них, исходила так долго, как только он себя помнил. Ему всегда хотелось дублировать любовь и доверие, которое светилось в глазах родителей, когда они смотрели друг на друга. Он не хотел жениться на девушке, фамилии которой не помнил, чей дом был полной противоположностью его дому, где царили любовь и гармония отношений.

Родители посмотрели на сына.

— Твоя мать права. Давай на этом закончим. Со временем все прояснится. Найдется выход.

— Я на это надеюсь. — Руки Клея судорожно сжались в кулаки.

Анжеле он казался большим мальчиком со взъерошенными волосами. Интуиция подсказывала ей, с чем он сейчас боролся, и она мудро ждала, пока он выплеснет все наружу.

— Я ужасно извиняюсь, — наконец выдавил из себя Клей, и только тогда она протянула к нему руки. И в этот же момент отец положил ему руку на плечо, как бы восстанавливая доверие.

— Мы любим тебя, Клей, и это главное, — сказала Анжела.

Клейборн добавил:

— Доказательство этому может показаться на данный момент странным, но, как говорится в пословице, любовь не всегда добра. — Затем, обняв жену за плечи, он сказал: — Спокойной ночи, сын.

Покидая их, Клей знал, что они останутся близкими, несмотря на то, какую позицию они изберут. Так было всегда…

У него не было желания сравнивать родителей, хотя мать казалась более сговорчивой. Единство их цели сыграло такую большую роль в обеспечении надежности детства Клея, что все нюансы их характеров сейчас не имели значения. При одной мысли о союзе с неуправляемой Кэтрин Андерсон Клея бросило в дрожь.