— Мы останемся верны тебе, пока не погаснут звезды, — во все горло распевали пассажиры на пароходе, размахивая флагами.

— Родная, ты стала такой красавицей. — Молли ласково погладила сестру по щеке. — Еще красивее, чем прежде.

— И ты тоже, Молл. — Красота Молли не была яркой и не бросалась в глаза, оставаясь спокойной и кроткой. В мягких карих глазах сестры светились доброта и великодушие.

— Мы знали, что ты прилетела в Англию, об этом сегодня утром сказал по радио диктор. В четверг мы с Финном собирались приехать к тебе в твой отель в Лондоне. Нет, глазам своим не верю — найти тебя вот так, прямо на пристани! — радостно вскричала Молли. — Если это не чудо, тогда я уж и не знаю, что можно им назвать. У тебя будет время вернуться в Дунеатли и повидаться со всеми? У Хейзел с Финном уже восемь детей, да и у меня четверо. Тедди и Айдан будут безумно рады увидеть тебя.

Аннемари почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом.

— А как же Доктор?

— Он умер, — мягко сказала Молли, и на лицо ее набежала тень. — Он умер, уже давно.

— Тогда я поеду с тобой; мы все поедем. — При мысли о том, что она вернется в Дунеатли с Бобби и детьми — и с Лиззи, если та захочет к ним присоединиться, — у Аннемари перехватило дыхание. Вряд ли что-то на всем белом свете могло бы сделать ее счастливее.

— Я уже испугался, что потерял тебя, — прозвучал сзади чей-то голос.

Обе женщины обернулись и увидели Джона, раскрасневшегося и озабоченного. Он с трудом выдавил улыбку.

— Кто это, Анна? — спросил он.

— Это Молли, твоя тетка. — Она также была его сестрой, но сейчас было не время и не место для подобных откровений. — Ох, Молл! — воскликнула Аннемари. — Мне столько нужно тебе рассказать!

ЭПИЛОГ

На свой тридцать пятый день рождения Оливия дала себе слово, что если к сорока годам не добьется успеха, то оставит шоу-бизнес, хотя из Голливуда все равно не уедет. Здесь ей нравилось все: жара, огромные цветы-переростки, неестественно зеленая трава и тот факт, что независимо от времени суток вокруг всегда были люди. Итак, в ее распоряжении оставалось семнадцать с половиной месяцев. В январе 1947 года ей стукнет сорок.

Впрочем, нельзя сказать, что в Голливуде Оливию подстерегали одни неудачи. Однако если сравнить ее успехи и провалы, то последних наберется намного больше.

Вот такие мысли крутились у нее в голове, как случалось все чаще, пока она ждала своей очереди для очередного кастинга.

— Следующая! — выкрикнула секретарша со своего места за столом, стоявшим в дальнем конце комнаты.

Потрясающе красивая блондинка рядом с Оливией поднялась и, покачивая бедрами, вышла из комнаты в смежную студию. По возрасту она годилась Оливии в дочери — в последнее время мысли о возрасте стали навязчивыми, как никогда. Разве может она соперничать с такой красоткой?

Секретарша посмотрела на Оливию и одарила ее ослепительной улыбкой. А вот она годилась в матери уже самой Оливии. Чего было больше в этой улыбке — жалости или надежды? Или же она поняла, что у Оливии нет шансов получить эту роль, и таким образом пыталась смягчить удар?

Оливия пришла на кастинг к фильму «В разные стороны». Ее агент позвонил ей сегодня рано утром.

— «РКО пикчерз» нужна актриса с английским акцентом, — сказал Джоуси. — Это мюзикл. Тебе придется петь и танцевать.

Оливия позвонила в ресторан, в котором работала, и сказала управляющему, что не придет. Тот не возражал. Он уже привык к ее отлучкам. Почти каждая официантка в Голливуде мечтала стать кинозвездой. Проблема заключалась в том, что большинство из них были вдвое моложе Оливии, как и те девчонки, с которыми она снимала дом в Бербэнке, все до единой начинающие актрисы. Оливия поселилась там с тех самых пор, как приехала сюда из Нью-Йорка, и уже сбилась со счету, сколько соседок у нее перебывало за это время. Они выходили замуж, возвращались домой или находили иную цель в жизни. Только три из них добились кое-каких успехов в киноиндустрии, да и то весьма скромных.

Иногда Оливии удавалось получить крошечную роль в кино. Несколько раз ей даже доверили произнести несколько слов. Самое продолжительное время, которое она провела перед камерой, исчислялось двумя минутами. В Голливуде все никак не находился продюсер или режиссер, который, завидев Оливию Рэйнес, воскликнул бы:

— Эта девушка нужна мне для моего следующего фильма!

Вернулась блондинка. Она выглядела разочарованной. Секретарша прокричала:

— Следующая! — И еще одна женщина вышла из комнаты.

Это была жгучая симпатичная брюнетка, еще моложе блондинки. И вдруг Оливии пришло в голову, что кастинг идет слишком уж быстро. Когда она пришла сюда, в очереди перед ней ожидали около двадцати девушек. Не прошло и получаса, а половина уже отсеялась. Правда, пришли еще пять человек.

Секретарша одарила Оливию еще одной улыбкой. Та улыбнулась ей в ответ. Необходимо поддерживать у людей хорошее мнение о себе. Не исключено, что когда-нибудь эта женщина пригодится ей и сможет оказать какую-нибудь услугу. Высокая дама с копной серебряных волос, она была одета в стильные брюки и белую блузку. Оливия ничуть не удивилась бы, если бы выяснилось, что некогда эта женщина и сама подвизалась на актерской стезе.

Вероятно, сказывался возраст, но в последнее время Оливия начала мечтать о собственном доме. Сойдет даже крохотная квартирка, лишь бы у нее был балкон, на котором можно было бы нежиться на солнце. Впрочем, садик — или дворик — был бы еще лучше. Оливия устала делить кухню и ванную с шестью другими женщинами. Даже гостиная у них была общей, и почти каждый вечер в ней вспыхивали ссоры из-за того, что смотреть по телевизору. Собственная ванная казалась недостижимым блаженством.

Чтобы заполучить все это, ей нужны были не просто случайные роли с подработкой между ними. Ей нужна постоянная работа. Она может окончить курсы и стать косметологом или парикмахером. Разумеется, это не то, о чем она мечтала, но невозможно всю жизнь упорно карабкаться на вершину.

Из студии вышла брюнетка, и ее место заняла очередная блондинка. А секретарша опять улыбнулась Оливии! Блондинка вернулась, и теперь наступил черед роскошной, тонкой и гибкой рыжеволосой красотки. Девушки походили на фигурки, безостановочно двигающиеся в каких-то знаменитых часах. Когда же наступил черед Оливии, секретарша сама проводила ее до двери.

— По сюжету, дорогуша, — негромким голосом сообщила она, — актер, играющий главную мужскую роль, обнаруживает, что у него в Англии есть сестра-близнец! Их разлучили сразу после рождения. Поскольку ему вот-вот исполнится сорок, аудитория разразится гомерическим хохотом, если сестра окажется вполовину моложе его. Я уведомила агентства, что нам нужны женщины постарше, но они настояли на своем и прислали нам детей в надежде, что те произведут на нас неизгладимое впечатление и мы передумаем. — Она вновь одарила Оливию улыбкой, на сей раз, чтобы подбодрить ее. — Роль по-настоящему значимая, и вы прекрасно для нее подходите, хотя, скорее всего, вам придется перекраситься в блондинку.

— Ничего страшного. — Она готова была выкрасить волосы в синий цвет, если это поможет ей получить главную роль.

По телу Оливии пробежала волна предвосхищения и возбуждения. С ней такого уже давно не случалось. Бесконечные отказы, оскорбления, откровенное пренебрежение и равнодушие подкосили ее. В душе у Оливии вдруг затеплился лучик надежды.

Секретарша пожала ей руку и прошептала:

— Удачи, милая.

Оливия вошла в огромный съемочный павильон, половину пространства которого занимали развалины католического храма. Трое мужчин сидели на одной из пластмассовых колонн. Они о чем-то оживленно болтали и даже не подняли головы при ее появлении. За древним большим пианино с утомленным видом восседала какая-то женщина в мягкой белой мужской фетровой шляпе.

Оливия передала ей ноты.

— Сначала сыграйте медленно, а потом еще раз, с самого начала, быстро, — сказала она. — Благодарю вас, — добавила она, не забыв присовокупить улыбку. Предубежденный пианист мог погубить любой кастинг, если ему в голову придет такая блажь.

Откашлявшись и призвав на помощь свой английский акцент, Оливия представилась и уже собиралась запеть и станцевать под мелодию «Я такая старомодная» из фильма «Ты никогда не выглядела лучше». Мужчины по очереди окинули ее взглядом и один из них, невысокий толстяк, кивнул, давая понять, что она может начинать.

И Оливия запела. Уже после первых нот она поняла, что не хочет становиться косметологом или парикмахером. Всю свою сознательную жизнь, сколько она себя помнила, она хотела стать звездой. Мысль об этом согревала ее еще в те времена, когда она была совсем молоденькой, но уже торговала своим телом на улицах Лондона. Та же мысль подстегивала ее сейчас, придавая ее голосу силу и вдыхая в него страсть и капельку отчаяния и безысходности.

Это чувство не покинуло ее, и когда она стала танцевать. Оливия старалась поддерживать свое тело в форме и раз в две недели ходила в танцкласс. Она вдруг поняла, что улыбается, когда замерла после пары безупречных кульбитов. Пожалуй, это был ее лучший танец за двадцать лет на сцене.

Она поклонилась, лишь совсем немного запыхавшись, и сказала:

— Благодарю вас.

Странно, но в тот момент ей было решительно все равно, получит она эту роль или нет. Впереди ее ждало множество ролей, на которые она могла претендовать. И однажды она непременно добьется успеха и окажется на самой вершине. Оливия ничуть в этом не сомневалась.

Невысокий толстяк сказал:

— Это мы должны поблагодарить вас, мисс Рэйнес. Подождите минуточку, будьте любезны, — и он повернулся к двум другим.