– Ты можешь присесть, – я жестом указываю на сиденье.

Он внимательно смотрит на меня, прежде чем сесть.

– Я не знал, захочешь ли ты меня видеть, – говорит он, прочищая горло.

– Не знаю, смогу ли я, – признаюсь я, и он опускает голову. – Но чувствую, что должен это сделать, – я испустил длинный вздох.

Мы смотрим друг на друга, его лицо полно вины, печали, разочарования, сожаления и стыда. Теперь я узнаю его гораздо легче, потому что являюсь какой-то версией его.

– Я знаю, что мои слова сейчас ничего не значат, и что у тебя есть гораздо больше проблем, но знай, что нет дня, когда я не сожалел бы о том, что мой поступок сделал с нами. Я скучаю по тебе и молюсь Богу, чтобы все стало лучше. Хочу, чтобы ты узнал свою младшую сестру, даже если ты никогда больше не заговоришь со мной. Твоя мама влюбилась в нее и, я надеюсь, ты тоже сможешь…

У меня отвисает челюсть.

– Что? – растерянно спрашиваю я его. Он немного колеблется. – Что мама? Как... О чем ты вообще говоришь? – мой голос становится резче по мере продолжения фразы.

Отец с трудом сглатывает.

– Лиза, – я съеживаюсь, как только он произносит ее имя. – Она высадила твою сестру и уехала из города. Уилла живет с нами последние два месяца, – бормочет он.

Я смеюсь и закрываю лицо руками. Не могу в это поверить.

– Послушай, я даже не могу начать разбираться с этим прямо сейчас, – я щиплю себя за переносицу. – Мне не нужны твои извинения или объяснения. Мне просто нужно, чтобы ты был моим отцом – таким, каким был до того, как все это случилось.

Он медленно кивает, как будто понимает, что я имею в виду. Он кладет руки на колени, и я рассказываю ему все, что произошло – все, что помню, мою сделку с Кэлом и то, как я боюсь, что Лорен покинет меня. Когда я заканчиваю, между нами воцаряется молчание, он смотрит на свои колени, прежде чем наши глаза встречаются.

– Сделай все необходимое, чтобы удержать ее, сын.


***


Лорен


– Привет, милая, – я поднимаю голову и вижу Рейвен, что заглядывает в дверь.

Не знаю, как долго я не спала. Я провела целый день в этой комнате. Не двигалась с места с той самой ночи «распада на глазах» – так я ее назвала – событие, которое изменило все, должно иметь название. Мне почему-то казалось, что если я останусь здесь и не выйду, если я не скажу ни слова о том, что произошло – это не станет нереальным. Хочу, чтобы случившейся оказалось плохим сном – чем-то, что я могла бы объяснить, потому что признаться себе, что мой муж сделал то, что он сделал в ту ночь – делает все это таким настоящим и душераздирающим. Мало того, что он напал на нескольких человек и разрушил открытие, он уничтожил кое-что ценное для меня.

Хуже всего то, что он заставил меня бояться его. Независимо от того, был ли он Коллином, Крисом или Кэлом, я так напугана, что не могу просто закрыть глаза на это.

– Я принесла тебе кофе, тосты и два вареных яйца, – она обращается со мной как с ребенком, напоминая мне о том, в каком ужасном положении я нахожусь.

Как бы обычно Рейвен себя не вела, она приняла строгое выражение лица, я-сказала-тебе-так, я знаю, что все не так уж плохо.

– Спасибо, – мой голос звучит как наждачная бумага.

Рейвен садится на край кровати и пододвигает ко мне поднос. Я беру кружку и понимаю, что мои руки дрожат, я ставлю ее обратно и закрываю глаза, пытаясь сдержать слезы, что вот-вот должны появиться.

Она молча отодвигает поднос в сторону и скользит рядом со мной, протягивая мне свои распростертые объятия. Я падаю в них и кусаю губу, но она дрожит так сильно, что это не помогает, и вскоре я отпускаю ее, рыдания вырываются из меня быстрее, чем слезы текут из глаз.

– Милая, все будет хорошо, – говорит, поглаживая меня по спине.

Я не могу говорить, даже если бы попыталась, поэтому сосредотачиваюсь на дыхании. Мои слезы кажутся бесконечными – не останавливаются в течение нескольких минут, и я чувствую жалость к Рейвен, которая здесь убирает беспорядок, в котором предпочла быть я. Не могу поверить, что снова нахожусь здесь – посреди того же самого места, где была два года назад, только на этот раз он не ушел, а вместо этого что-то исчезло во мне. Моя вера в то, что он мой защитник, что независимо от борьбы, обвинений, постоянных изменений личности, что он никогда не причинит мне вреда, что я никогда не буду в опасности, исчезла. Это всегда было моей защитой, когда я получала взгляды от людей, которые любили меня, которые думали, что я сумасшедшая, чтобы пройти через это ради любви. Это был мой козырь – он любил меня и, что бы ни случилось, никогда не причинит мне вреда. Теперь все пропало.

– Милая, – тихо говорит она. – Я сегодня разговаривала с его мамой, – у меня все тело леденеет. – Она сказала, что у него в организме определили какое-то лекарство, которое заставило его так себя вести, – объясняет она.

Мне неловко говорить ей, что я уже знаю о лекарстве после моего разговора с Декстером. Я не думала, что его поведение настолько изменится, что он будет настолько маниакальным и бешеным.

– И кем он проснулся? – я горько смеюсь, высвобождаясь из ее объятий.

– Кристофером.

– И дай угадаю... он понятия не имел, что произошло? – я хватаю салфетку с прикроватной тумбочки и вытираю лицо.

Она грустно улыбается мне, и это все, что мне нужно.

– С Кэйлен все в порядке? – я заставляю себя проглотить кофе.

– С ней все хорошо. Я искупала ее, накормила завтраком, и Анджела повела ее в парк. Хиллари занимается делами в галерее сегодня вместо тебя. Она занималась уборкой и общением с прессой, – мое сердце вздрагивает.

О Боже, галерея! Я смотрю на часы – сейчас час ночи. Да, у меня есть бизнес, возможно, неудачный после вчерашней катастрофы.

– Она попросила меня, чтобы ты позвонила ей, когда проснешься, – я знаю, что должна быть благодарна ей за то, что она так много сделала.

Но я не могу не злиться на нее за то, что она не послушала меня – за то, что взяла на себя смелость показать мою работу. Но я не могу винить ее полностью во всем, потому что вчера, в конце концов, что-то должно было произойти, была бы эта часть или нет.

– Хм... Ты собираешься в больницу, чтобы увидеть его?

– Нет, – говорю я тихо и так спокойно, как только позволяет мой все еще слабый голос.

Ее глаза расширяются от удивления. И, честно говоря, я тоже удивлена, хотя и произнесла эти слова вслух.

– Я собираюсь провести сегодняшний день с Кэйлен, а вечером начать работу над тем, что Хиллари не смогла собрать воедино. Сейчас я пойду в душ, потому что очень в этом нуждаюсь, – я иду в ванную, мой разум колеблется между гневом, болью, обидой и смятением. Как сломанные качели – всего лишь одна из достопримечательностей в разрушенном тематическом парке, которая, кажется, является моей жизнью.

Я принимаю душ с самой горячей водой, какую только могу выдержать, а затем переключаю на холодную, чтобы заглушить боль, в которой нахожусь. Я иду к своему шкафу и вытаскиваю то, что попадается под руку, затем возвращаюсь обратно, выбирая лучшие вещи, имеющиеся у меня, в которых не будут выглядеть слишком странно в глазах мамы и дочери. Останавливаю выбор на черном свитере и темных джинсах. Даже делаю макияж. Я стараюсь выглядеть хорошо, но цвет одежды делает меня похожей на человека, идущего на похороны. Может быть, потому что мое сердце чувствует, словно оно умирает.


***


– Таким образом, видео кажется вирусным – все, что оно делает, так это увеличивает популярность этого места. Плохой рекламы не бывает, помнишь? Я весь день отвечаю на звонки Филдинга. С тобой все будет хорошо, Лорен. Все картины, кроме трех, которые ты показывала, были проданы, и даже Йен согласился принять участие снова... При условии, что твой муж не будет находиться с ним в одной комнате.

Все то, о чем Хиллари рассказала, должно заставить меня улыбнуться и почувствовать себя немного счастливее, но этого не происходит. Пока я нахожусь в галерее, просто продолжаю проигрывать в голове последний раз, когда была здесь. Радость, надежда и оптимизм, кажется, были высосаны из меня, как остатки пищи и мусора. Сегодня у меня было только определенное количество улыбок, и каждая из них досталась Кэйлен.

– Не могла бы ты прислать ему очень дорогую бутылку шампанского и, может быть, хорошую еду? – я прочищаю горло и делаю глоток воды из запотевшей бутылки.

– Уже сделано, – подруга берет меня за руку и крепко сжимает ее. – Мне снова очень жаль, Лорен, – ее большие голубые глаза умоляют меня о прощении.

– Это была не твоя вина... Ну, очень маленькая, незначительная часть, но я больше не виню других людей за то, что происходит с нами. Я всегда так поступаю, и мне это крайне надоело. Больше не собираюсь возлагать вину на кого-то. Я больше не желаю этого делать, – говорю я, сжимая ее руку в ответ.

– Эйдан говорит, что ты не навещала его и не звонила, – неуверенно произносит она. Отвожу взгляд. – Не то чтобы я тебя упрекаю, – быстро добавляет подруга.

Опускаю голову на грудь, шумно выдыхаю и мягко пожимаю плечами.

– Я не знаю, что ему сказать. Он не говорил, когда вернется домой? – тихо спрашиваю я, одновременно волнуясь и боясь услышать ответ.

Хилари качает головой, и в этот момент раздается звонок в галерею. Мы смотрим в камеру, и мои внутренности падают, когда вижу его стоящим снаружи – сердце, которое я клялась, умерло, только что напомнило мне, что оно все еще живо и бьется. Хиллари бросает на меня быстрый взгляд, и я начинаю кусать зажавшую губу между зубами.