Пенелопа сделала глубокий вдох и повернулась к матери.

— Вообще-то день был спокойным, — беспечно произнесла она, направившись к столовой и не сомневаясь, что мать идет следом. — Я написала письмо кузине Кэтрин. Ты знаешь, что она до сих пор страдает от той ужасной простуды, что подцепила еще перед Рождеством?

Пиппа хихикнула. Леди Нидэм — нет.

— Да не волнует меня твоя кузина Кэтрин! — воскликнула маркиза пронзительным тревожным голосом.

— Это очень нехорошо; никто не любит простуду. — Пенелопа толкнула дверь в столовую и увидела, что отец, все еще в охотничьих одеждах, уже сидит за столом и спокойно читает «Пост», дожидаясь женскую часть семейства. — Добрый вечер, отец. Славно провел день?

— Там чертовски холодно, — отозвался маркиз Нидэм и Долби, не отрываясь от газеты. — И я готов поужинать. Чего-нибудь горяченького.

Пенелопа подумала, что отец, возможно, не готов к тому, что его ждет за этим самым ужином, но не сказала ни слова — просто оттолкнула от своего стула нетерпеливого бигля и заняла привычное место слева от маркиза, напротив сестер. Те, широко распахнув глаза, с любопытством ждали, что произойдет дальше. Разворачивая салфетку, Пенелопа изображала невинное простодушие.

— Пенелопа! — Леди Нидэм остановилась прямо в дверях столовой, сильно выпрямив спину и стиснув маленькие кулачки. Лакеи недоуменно замерли, не зная, подавать ужин или нет. — Томас сделал предложение!

— Да. Я при этом присутствовала, — сказала Пенелопа.

На этот раз Пиппа поднесла к губам стакан с водой, пряча усмешку.

— Нидэм! — Леди Нидэм решила, что ей необходима поддержка. — Томас сделал Пенелопе предложение!

Лорд Нидэм опустил газету.

— В самом деле? Мне всегда нравился этот Томми Оллес. — Повернувшись к старшей дочери, он спросил: — Все в порядке, Пенелопа?

Пенелопа глубоко вздохнула:

— Не совсем, отец.

— Она ему отказала! — Высота голоса матери подходила исключительно для душераздирающего рыдания или древнегреческого хора. Хотя возможно, что у него имелась и дополнительная цель — заставить псов оглушительно залаять.

После того как она и собаки прекратили выть, леди Нидэм приблизилась к столу, вся в ужасных красных пятнах, будто только что прошлась мимо ядовитого плюща.

— Пенелопа! Брачные предложения от богатых, завидных молодых людей не цветут на деревьях!

В особенности в январе.

Впрочем, Пенелопе хватало ума не произнести это вслух.

Когда лакей шагнул вперед, чтобы подать суп, с которого начиналась их вечерняя трапеза, леди Нидэм рухнула в кресло, и сказала:

— Уберите! Кто может есть в такое время?

— Вообще-то я сильно проголодалась, — заметила Оливия. Пенелопа спрятала усмешку.

— Нидэм!

Маркиз вздохнул и повернулся к Пенелопе.

— Ты ему отказала?

— Не совсем так, — уклончиво ответила Пенелопа.

— Она его не приняла! — воскликнула леди Нидэм.

— Почему?

Вполне справедливый вопрос. И наверняка каждому за этим столом хочется узнать ответ. Даже Пенелопе.

Да только у нее этого ответа нет. Во всяком случае, толкового.

— Я хочу обдумать его предложение.

— Не сходи с ума. Принимай! — отрезал лорд Нидэм, словно это было так просто, и махнул лакею, чтобы подавал суп.

— Может быть, Пенни не хочет принимать предложение Томми, — заметила Пиппа, и Пенелопе захотелось расцеловать свою разумную младшую сестру.

— Речь не идет о хочу или не хочу, — заявила леди Нидэм. — Речь идет о том, чтобы продать, когда это возможно.

— Мне бы хотелось услышать более подходящую метафору, чем купля-продажа, — сказала Пенелопа. — И право же, я думаю, что он хочет жениться на мне не больше, чем я хочу за него выйти. Думаю, он просто проявил доброту. По-дружески.

— Он не просто проявил доброту, — возразил лорд Нидэм, но прежде, чем Пенелопа успела уточнить, что это значит, снова вмешалась леди Нидэм:

— Речь вряд ли идет о твоем желании выйти замуж, Пенелопа. Ты уже давно перешагнула эту черту. Ты должна выйти замуж! А Томас хотел на тебе жениться! Тебе не делали предложений вот уже четыре года! Или ты об этом забыла?

— Забыла, мама. Большое спасибо, что напомнила.

Леди Нидэм вздернула нос.

— Видимо, ты считаешь это остроумным?

— Я не пыталась шутить, мама. Просто... я не уверена, что хочу выйти замуж за Томаса. Да, честно говоря, и за любого другого, кто не уверен, что хочет жениться на мне.

— Пенелопа! — рявкнула мать. — В твоем положении никакие «хочу» не имеют значения!

Конечно, не имеют. Браки заключаются вовсе не так.

— Ну в самом деле. Какая нелепость! — Маркиза помолчала, собираясь с мыслями и подбирая нужные слова. — Пенелопа... ведь больше никого нет! Мы искали! Что с тобой станет? — Она элегантно откинулась на спинку стула, прижав руку ко лбу драматическим жестом, которым могла бы гордиться любая лондонская актриса. — Кто еще тебя возьмет? Кому ты будешь нужна?

Справедливый вопрос. Дело в том, что за последние девять лет у Пенелопы было полным-полно возможностей быть «взятой». Было время, когда только о ней в обществе и говорили — весьма привлекательная, с утонченными манерами, с хорошей речью, очень воспитанная, умная, безупречная. Она даже была обручена. С таким же безупречным джентльменом.

Да, это была безупречная пара, за исключением пустячка — жених страстно любил другую. Благодаря скандалу Пенелопе удалось разорвать помолвку до того, как ее бросили. Во всяком случае, официально.

— Пенелопа! — Маркиза снова выпрямилась, устремив страдальческий взгляд на старшую дочь. — Ответь мне! Если не Томас, то кто? Кому, по-твоему, ты будешь нужна?

— Вероятно, самой себе.

Оливия ахнула. Пиппа замерла, не донеся ложку с супом до рта. А маркиза выглядела так, будто от отчаяния вот-вот свалится со стула.

— Когда-то ты была совсем не такой, как сейчас, Пенелопа! И я чуть не стала матерью герцогини!

Вот оно. Призрак, постоянно маячивший между леди Нидэм и ее старшей дочерью:

Герцогиня. Прекрасно звучит!

Интересно, мать когда-нибудь простит ее за расторжение помолвки? Можно подумать, это была вина Пенелопы. Она сделала глубокий вдох и попыталась говорить рассудительным тоном:

— Мама, герцог Лейтон любил другую женщину...

Даже сейчас, восемь лет спустя, Пенелопа ощущала уколы зависти... не к герцогу, а к его чувству. Она решительно запретила себе об этом думать.

— Но именно та женщина стала герцогиней Лейтон. Должна добавить, что этот титул сохраняется за ней уже восемь лет, и за это время она успела родить своему мужу будущего герцога Лейтона и еще троих детей.

— Это должен был быть твой муж! Твои дети!

Пенелопа вздохнула:

— И что, по-твоему, я должна была сделать?

Маркиза тотчас же встрепенулась.

— Ну как же! Могла бы принять любое другое предложение после герцога! — Она снова обмякла. — Их было целых четыре! Два графа, — начала перечислять она, словно те брачные предложения могли ускользнуть из памяти Пенелопы, — затем Джордж Хейз! А теперь Томас! Будущий виконт! Я готова смириться с будущим виконтом!

— Как это великодушно с твоей стороны, мама.

Пенелопа откинулась на спинку стула. Вероятно, мать права. Господь свидетель, ее учили стараться изо всех сил, чтобы заполучить мужа, — ну, то есть стараться так, чтобы никто не замечал, как она усердствует.

Но в прошедшие несколько лет ее сердце в этом не участвовало. Да, ей несколько раз делали предложение, но каждый претендент имел скрытые мотивы, каждый стремился жениться на дочери маркиза Нидэма и Долби либо ради политической карьеры, либо ради обеспеченного финансового будущего, и маркиз не очень возражал, когда Пенелопа вежливо отклоняла эти предложения.

Для него не имело особого значения, почему она говорит «нет». Ему даже в голову не приходило, что она говорит «нет», потому что успела одним глазком увидеть, каким может быть брак, — она видела, как герцог Лейтон с любовью смотрел в глаза своей герцогини. Пенелопа поняла, что в браке бывает что-то другое, что-то большее, лишь бы ей хватило времени это отыскать.

Но каким-то образом, пока Пенелопа убеждала себя, что хочет большего, она утратила свой шанс. Стала слишком увядшей, слишком простой, слишком тусклой.

И сегодня, когда Томми — старый друг, но не более того — предлагал ей провести остаток жизни с ней, несмотря на свое полное отсутствие интереса к этому браку... она просто не смогла сказать «да».

Не смогла погубить его шанс на что-то большее, несмотря на то что у нее самой этих шансов уже не осталось.

— О! — Завывания начались снова. — Подумай о своих сестрах! Что будет с ними!

Пенелопа посмотрела на своих сестер, наблюдавших за разговором, как за игрой в бадминтон. У сестер все будет хорошо.

— Обществу придется обойтись более юными и миловидными дочерьми Марбери. С учетом того, что две замужние дочери Марбери стали графиней и баронессой, полагаю, с ними все будет в порядке.

— Слава Создателю за превосходные браки близнецов!

«Превосходные» не совсем то слово, которым воспользовалась бы Пенелопа, описывая браки Виктории и Валери, заключенные исключительно ради титулов и наследства, но их мужья оказались относительно безобидными, во всяком случае, они тщательно скрывали свои развлечения за пределами супружеской постели, так что Пенелопа не стала спорить.

Да и какая разница? Мать устремилась дальше:

— А как же твой несчастный отец? Ты как будто забыла, что он обречен на полный дом дочерей! Все было бы по-другому, родись ты мальчиком, Пенелопа! Он просто извелся от беспокойства о тебе!

Пенелопа повернулась и взглянула на отца — тот как раз обмакнул в суп кусок хлеба и скормил его большому черному водолазу, сидевшему слева от него, вывалив наружу длинный розовый язык и преданно глядя на хозяина. Ни человек, ни пес не выглядели особо измученными от беспокойства.