Джасинда Уайлдер - Раненые

— Почему сдерживаешься? — спрашиваю я, сжимая его крепче и скользя по нему рукой.

Он издает смешок.

— Потому что это… не… для меня… — Он двигает бедрами в ритме моей руки на его мужестве. — А для тебя. Делай все, что вздумается. Узнавай свои желания. А еще, потому что мы оставим беспорядок.

Знаю, что мне нужно делать. Я не совсем готова, но этот способ — лучший. Я начинаю расстегивать штаны.

— Нет, не так. Хочу, чтобы все было особенным. Просто… перестань касаться меня на минутку, и я… я буду в порядке.

— Ты не хочешь заняться со мной сексом?

— Нет, — говорит он, и мое сердце сжимается от боли. Но он продолжает. — Я хочу заняться с тобой любовью. Это другое.

Мои руки все еще на нем, но не двигаются.

— Ох, — говорю я. — Но не сейчас?

Он качает головой и обхватывает мои запястья, отстраняясь.

— Нет, не сейчас. Когда у нас будет все время мира. Большая постель. И уединение.

Я не хочу прекращать касаться его. Хочу увидеть его освобождение. Меня не заботит беспорядок или уединение. Мне нравится касаться его. Теперь я отчасти понимаю его слова об удовольствии от моего наслаждения.

— Тебе нравятся мои прикосновения? Они ощущаются хорошо? — спрашиваю я.

Хантер вздыхает и отпускает мою руку. Я тянусь к его мужеству, на этот раз чувствуя себя более уверенной. Его лицо уже ответило мне, но Хантер все равно кивает.

— Да, — говорит он. — Боже, да. Так хорошо. Мне так нравится. Я не хочу, чтобы ты останавливалась, но… Я больше не могу сдерживаться.

Продолжаю работать рукой, и его бедра дергаются. Наклонившись, шепчу Хантеру на ухо:

— Я хочу, чтобы ты почувствовал себя хорошо. Я не хочу останавливаться. Не хочу, чтобы ты сдерживался. Ты можешь расслабиться.

Знаю, я могу сделать еще кое-что. Прежде, чем у меня появляется возможность обдумать это, я склоняю голову к его мужеству. Он останавливает меня.

— Нет, Рания. Не так. — Что-то в его голосе говорит мне, что он серьезен, поэтому я снова ложусь на его плечо.

По его голосу я могу понять, что он, возможно, думал об этом, как и я. Но отталкиваю эти мысли. Я рада, что он не позволил мне сделать это. Тогда воскресли бы плохие воспоминания.

Целую его челюсть и пробую на вкус его пот, щетину, кожу. Опускаясь, я замедлила руку, поэтому сейчас ускоряюсь. Кулак сжат не сильно, кожа едва касается кожи. Поэтому я сжимаю кулак сильнее и медленно двигаюсь от вершины к основанию. Он дергается, поднимаясь и падая. Задыхается, откинув голову.

— Ох… о, Боже, я сейчас… — Он рычит сквозь зубы, потом замолкает и выгибает спину.

Сейчас.

Он затихает и максимально выгибается, его мужество дергается в моей руке. Из него жестко выстреливает густой поток вязкого белого семени, орошая торс и пупок. Я продолжаю двигать рукой, и его бедра подталкивают его мужество в мою ладонь. Еще один поток ложится на первый, семени теперь не так много и выстреливает оно не так далеко, а за ним следует третий, еще меньше, и тело Хантера опускается на кровать. Он задыхается, извиваясь.

— Пр… проклятье. — Запыхавшийся, раскрасневшийся и удивленный.

Я чувствую трепет чего-то могущественного, горячего и набухающего в каждой моей клеточке. Это довольство, счастье. Ему, как и мне, понравилось. Я сделала так, чтобы ему было хорошо, и теперь чувствую удовольствие от этого. Чувствую связь.

Он посмеивается низким рокотом в груди.

— Черт. Я испачкался.

Я смотрю на него, на густую реку белого семени на животе.

— Я уберу.

Иду в туалет неподалеку, мочу несколько бумажных полотенец и возвращаюсь в кровать.

— Я могу сделать это, — говорит Хантер, протягиваю руку к полотенцам.

— Нет, — говорю я. — Позволь мне. Пожалуйста.

Он убирает руки и смотрит, как я смываю семя с его плоти, складывая полотенца и протирая кожу до тех пор, пока он не станет чистым, а тонкие волоски внизу живота стали влажными и прилипли к его коже. Выбрасываю бумажные полотенца и снова ложусь рядом с Хантером. Он накрывает нас одеялом и прижимает меня к себе.

— Рания, это было…

Я целую его, и он замолкает.

— Это только начало.

Все бумаги подписаны. Теперь она официально Рания Ли. Проклятье. Я женатик. С ума сойти.

Я официально аттестован и уволен, и теперь мы едем домой. Ну, обратно в Штаты. Я ей еще не говорил, что дома как такового у меня нет. Если бы речь шла только обо мне, я бы, наверно, переждал на диване в доме родителей Дерека, но сейчас это не вариант. Будет слишком много вопросов.

Дерек. Чертов Дерек зачислен на сверхурочную. Говорит, что хочет сержантом стать. Я мог бы надрать его задницу за то, что теперь мы разделены, но это, думаю, его выбор. Отстой. Впервые с проклятого второго курса мы с Дереком будем заниматься разными делами по отдельности. Я еду домой, чтобы устроить жизнь со своей женой, а он остается позади, в дерьме, под названием «Операция «Свобода Ирака». Может, дальше будет Афганистан, если верить слухам.

Мы на самолете, направляющемся на запад. Рания сидит рядом со мной, сжимая мою руку так сильно, что, думаю, она мне кости поломает. И я ее не осуждаю. Мы в эпицентре ужасного проклятого шторма, и самолет трясет, как разъяренного быка. Это первый полет у бедной девушки, и он оказывается самым жестким из всех, на которых я когда-либо бывал.

Мне нужно ее отвлечь.

— Эй, Рания. — Она, стиснув зубы и широко раскрыв глаза, поворачивается ко мне. — Когда мы поедем в Де Мойн, посмотрим там на дома. Будет неплохо, правда?

Она, кажется, в замешательстве.

— Посмотреть на дома? Что это значит?

— Это значит, что мы едем выбирать дом.

— Я думала, ты говорил, что мы идем домой.

Я пожимаю плечами.

— Я имел в виду город, в котором вырос, Де-Мойн. У меня нет своего собственного местечка. Я вступил в пехоту после старшей школы, поэтому своего дома у меня никогда не было.

— Теперь мы вместе, но одни и без дома?

— Да, детка. Только ты и я. Вместе мы найдем чудесное местечко.

— Детка? Я не детка. — Она морщит носик.

Я смеюсь.

— Да, знаю. Это… проявление нежности. — Она непонимающе смотрит на меня. — Как «милая» или «сладкая».

Кажется, она до сих пор не понимает, что я имею в виду.

Смеюсь и качаю головой.

— Это просто значит, что я тебя люблю.

— Как скажешь, — отвечает она. — Но это странно — называть любимую женщину деткой. Ну, да, американцы странные.

— Да, есть немного, — соглашаюсь я. — Никогда об этом не задумывался. Думаю, это продиктовано культурой. Мы называем друг друга животными и уменьшительно-ласкательными именами. Это способ… показать привязанность, думаю.

Она кивает.

— А, теперь я понимаю. Это как назвать сына или младшего брата «habibi», даже если он уже не малыш.

Я киваю.

— В общем, да.

Она меняет тему.

— Так мы выберем дом вместе? В твоей стране они много стоят?

— Ага, но мы его купим сразу. У меня накоплено много денег, и я знаю одного специалиста по кредитам в городском банке, поэтому мы заключим удачную сделку. У нас будет хороший дом.

— Как скажешь. — Самолет попадает в жесткую зону турбулентности, и она замолкает, снова сжимая мою руку.

Я позволяю ей ломать мне пальцы и пытаюсь представить наш с Ранией дом. Мне нравится.

Снимаю меблированный кондоминиум в центре города с месячной оплатой на то время, пока мы не найдем жилье. У Рании нет одежды, поэтому первым делом я веду ее в магазины. Сначала Рания просто бродит между стеллажами «У Мейси»¹¹, выглядя озадаченной.

В конце концов, она останавливается и поворачивается ко мне.

— И что мне делать? Здесь так много всего.

Я смеюсь.

— Выбирай то, что тебе нравится. Набери кучу понравившихся вещей и примерь. Возьми те, что подходят тебе, а остальное ставь.

Она снимает с вешалки юбку, но потом возвращает ее на место. И так дюжину раз.

— Я не знаю, что мне нравится.

В конце концов я прошу одного из консультантов «У Мейси» помочь ей, и все заканчивается кучей красивой одежды. Сейчас на ней как раз одна из покупок: облегающая бедра и свободная у лодыжек юбка, блузка на пуговицах, которая подчеркивает ее фигуру, при этом не слишком ее показывая. Я тщательно убеждался, чтобы ни один из ее нарядов даже отдаленно не напоминал ее старую одежду: мини-юбку и топ с низким вырезом. Все наши покупки сделаны со вкусом, одежда скромная: все юбки ниже колена, а блузки не открывают много кожи. Беру ей нижнее белье, косметику, пижаму, туфли, сандалии, шампунь, кондиционер — всё, что, насколько я знаю, нравится девушкам.

Кажется, Рания подавлена

— Зачем мне все это? У меня никогда этого не было. Немного макияжа, немного одежды. А это… это так много.

Я смеюсь.

— Тебе это не нужно. Но я хочу, чтобы у тебя все это было. Просто мелочи.

— Это больше, чем у меня когда-либо было в жизни. Ты не должен так много денег тратить на меня впустую, Хантер.

Склоняюсь к ней через кабину такси и целую.

— Это не пустая трата, Рания.

— Как скажешь.

Я рычу. Ох уж эта ее фраза-отступление, когда она не соглашается, то ничего не говорит.

— Рания. Серьезно. Спорь со мной иногда. Не принимай просто так все, что я говорю. Я хочу, чтобы ты высказывала не свое мнение и придерживалась его. Если тебе не нравится то, что я говорю, скажи мне об этом. Если тебе кажется, что я неправ, скажи мне об этом.