Пока он все это выкладывал, у меня чуть мозги набекрень не свернулись, я совсем запутался в том, что испытывал. Облегчение. Страх. Надежду. Ужас. Возбуждение. Разочарование. Радость. Подозрение. Я не успевал отследить, на что как реагирую. Чувства накатывали одно за другим, словно морской прибой. Никакой надежды даже рта раскрыть. Очевидно, он ждал от меня каких-то слов — например, что не сбегу, - а я трусил, так как знал, что не смогу этого произнести. Не смогу. Мое молчание наверняка разозлит его, он все прекратит, и не останется иного выбора, кроме как уехать…

При этой мысли в груди так сдавило, что я согнулся пополам.

Но Трэвис больше ничего не говорил. Он просто подцепил меня за подбородок и насильно повернул мою голову к себе, вынуждая открыть глаза и посмотреть на него.

Мы вдвоем с трудом помещались на сиденье; я – у него на коленях со спущенными джинсами, в мятой, наполовину расстегнутой рубашке. Он не отпускал мой подбородок. Несколько секунд я был в состоянии думать только о том, что мы словно сошли с обложки одного из любовных романов, которые моя мать покупала в «Волмарте», разве что парни на них не обнимали парней. Правда я сроду не читал таких книжек, но не сомневался - там персонажи никогда не признаются женщине, что добиваются её из собственнических побуждений и исключительно ради секса.

Только вот ощущал я себя прямо как те бабы на обложках, и вовсе не из-за того, что Лавинг держал меня точно герой-любовник. Хотя и из-за этого тоже. Просто еще никто никогда не держал меня так. Никто не сгребал как Ретт Батлер и не претендовал на меня. Парочка ребят пытались прощупать, что я думаю об отношениях, но едва заслышав “отношения”, я приходил в дикий ужас. Я воспринимал это не просто как прощупывание. А как заявление прав.

Сейчас я уже ни о чем не жалел. И не чувствовал себя бабой. Я чувствовал, что буря во мне начинает успокаиваться. Трэвис будто бутылку раскупорил, и содержимое начало выплёскиваться наружу. Но когда я посмотрел на него, волны улеглись, потому что если у меня внутри море, то его серые глаза были самой большой чертовой чашей в мире, принявшей это море. Они не дали мне захлебнуться, подхватили и помогли.

Я поддался. Откинулся, потянулся навстречу приоткрытыми губами и уступил его притязанию, впустил в рот, даже расслабил задницу, чтобы он мог проникнуть и туда. Я позволил ему завладеть собой, и впервые на моей памяти занялся с кем-то любовью, не думая о том, как уйти после секса или как дальше сохранять дистанцию. Я просто позволил брать себя и получал удовольствие.

Сим я подтвердил, что отвечаю заявлением на заявление, а это, надо заметить, требует от человека уже гораздо бόльшего.

* * *

Трэвис направился не к дому, а к конюшне, к денникам под моей квартиркой.

Их здесь было примерно пятнадцать, но только в трех стояли лошади. Остальные паслись вместе с овцами.

Он увлек меня в одну из пустующих секций.

Взял мои руки, положил на загородку у двери и привязал запястья к рейкам толстым тросом, заботливо обернув тот поверх манжет рубашки, чтобы не травмировать кожу. Но узлы оказались крепкими - освободиться я не мог.

Потом он сдернул с меня джинсы до самых лодыжек и ноги тоже привязал, расставив их настолько широко, насколько позволили болтающиеся на щиколотках штаны. Шлепнул меня по заднице и куда-то свалил.

Прошло минут двадцать. Я торчал там в одиночестве; в крови гудит, член навострился, словно приспущенный флаг. Мы трахнемся! Ну, в смысле, трахнемся. Грубость веревки волновала. Прохладный вечерний воздух щекотал голую задницу, напоминая, что я бесстыдно выставлен на обозрение, и вызывая неконтролируемое желание нагнуться к стене. Лавинг, конечно, намеренно заставил меня томиться - ну и пусть. Мое нетерпение лишь усиливалось. К тому времени, когда он наконец вернулся, я только и мечтал, что обсосать ему любые части тела, дабы продемонстрировать, как хочу трахаться и как безмерно счастлив, что это произойдет. Но тут заметил то, что он приволок на плече.

Своего рода скамья, очевидно, самодельная. Наполовину деревянная, наполовину металлическая, частично обтянутая мягкой прокладкой. Судя по специфическим деталям, явно проект и работа любителя, а не профессионала. Как по мне, так это больше всего походило на приспособление для выпячивания задницы под нужным углом.

Черт, да.

Я едва шею не вывернул, стараясь разглядеть, как Трэвис чем-то занят посреди стойла, потому что тот нарочно выбрал место вне моего поля зрения. Слышались какие-то щелчки, стук, пару раз мелькнула веревка, но что конкретно там творится, видно не было. И вдруг без всякого предупреждения удерживающие меня путы оказались разрезаны ножом, и я рухнул прямо Трэвису на руки. Вздрогнул от неожиданности и предвкушения, но тот коротко прижал меня к себе:

- Ты в порядке?

Я кивнул, затем импульсивно повернулся, намереваясь его поцеловать.

Однако в последнюю секунду одернул себя, осознав, что в этой игре сначала следует испросить позволения. Я придал глазам просительное выражение, в надежде приоткрыв губы.

Гортанно зарычав, он склонился и впился мне в рот крепким поцелуем, просунув язык внутрь. Свободной рукой захватил мой член и несколько раз провел по нему, заставляя стонать. Язык норовил нырнуть в самое горло, и я впустил, чтобы тот проник так глубоко, как только ему захочется. Но когда Трэвис отстранился, я не сделал попытки воспрепятствовать, а просто смирно стал ждать дальнейших указаний.

Я твердо решил быть очень, очень хорошим мальчиком.

Потом он нагнул меня над скамьей, привязал к веревкам, которые сначала закрепил на противоположных стенах стойла, и пристегнул мои конечности к самому приспособлению.

Как я понял, к задаче Лавинг подошел с чувством, толком и расстановкой, причем многое предназначалось специально для моей персоны. Соорудив из сена некое подобие платформы, он водрузил на неё скамью и, прежде чем привязывать меня, отрегулировал ножки. Подстроил агрегат под мой рост, но не до конца. Так вот для чего понадобились веревки: чтобы те принимали на себя основной вес тела. Ну а напряжение в пояснице снимало сиденье. За следующие несколько минут я успел сообразить, что оно также предназначалось для того, чтобы фиксировать мою пятую точку в нужном Трэвису положении, но сейчас выполняло чисто косметическую функцию.

Веревки, однако, тот принес из дома. Нейлоновые, мягкие, чтобы не натирали. Кто часто имеет с ними дело, знает, о чем я. Разница ощутимая, должен сказать. Веревки удерживали меня широко раскрытым, связанным и беспомощным, но не врезались в кожу. Я теперь сам был как сплошная кожа, потому что вместе с тем, первым тросом, Лавинг избавил меня и от рубашки, и от джинсов, и от трусов.

Впрочем, ботинки снова нацепил. А на башку нахлобучил ковбойскую шляпу. Шляпа такая прикольная - фетровая, темно-шоколадного цвета, почти черного. Не чета моей стетсоновской соломе, которую я носил на работе. Хотя проливные дождички в этих краях выпадали редко, все же я не рисковал - ничто так не портит хороший фетр, как вода. В общем, шоу ожидалось интересное.

То есть, со мной в главной роли.

Трэвис не стал тратить времени даром и перешел прямо к главному – к траху. Не раздеваясь, принялся ощупывать меня руками, шаря по всему обнаженному телу, избегая, однако, ануса и члена. А вот губам внимание уделил, даже скользнул между ними пальцами. Вкус отдавал веревкой и кожей, и я с силой всосал, оглаживая фаланги языком, пока те исследовали мой рот. Выразительно поглядел на Лавинга из-под шляпы, давая понять, как они мне нравятся, и очень надеясь, что тот поймет, как я хочу, чтобы их поскорее заменил член. На секунду я прямо возгордился, потому что его глаза потемнели и он даже приблизил к моему лицу свой пах. Я с жадностью понюхал ширинку и посмотрел на своего мучителя самым красноречивым взглядом, на какой только был способен. Но Лавинг лишь погладил меня по щеке и отошел.

Обогнув скамью и пристроившись с арьергарда, он учинил моей заднице настоящий маленький праздник.

Сначала вылизал там так, как меня еще никогда в жизни не вылизывали. Потом без лишних прелюдий, ни слова не говоря, даже не погладив мимоходом, раздвинул половинки и быстрым решительным движением вонзился внутрь. Ну, под «внутрь», я подразумеваю дырку. Его язык обрабатывал ее не хуже члена. Я прогнулся, поставляясь. И незамедлительно получил звонкий шлепок по ягодице, от которого аж подскочил, так что Лавингу пришлось приструнить меня еще разок. Вскоре он облизывал, сосал, трахал, шлепал так усердно, что я извивался, корчился на скамье и стонал, страстно молясь, чтобы тот никогда не останавливался.

Палец оказался для меня почти такой же неожиданностью, он и трех раз не двинулся, как за ним воткнулся второй. Меня обожгло болью. Дыхание невольно перехватило, вырвался вскрик. Но деваться некуда – давление не уменьшалось, - я потел, пыхтел и охал, а потом жжение переросло в удовольствие. Развлечение на сухую продолжалось еще некоторое время, пока постановщику не наскучило. Я гадал, что меня ждет следующим.

Ага. Большой силиконовый пенис с хвостом.

Предварительно дав полюбоваться, Трэвис велел облизать новое орудие. Оно было фиолетовым, с узким кончиком и толстым основанием, но меня особенно впечатлила длина. Ни дать ни взять – конский хвост. Однако едва только конец достал до глотки в самой тревожной глубине, я обо всем на свете забыл, думая только о том, как далеко этот шельмец способен проникнуть в прямую кишку.

Трэвис с улыбкой трахал мой рот:

- Из тебя получится очаровательный пони, - заметил он.

Меня охватила дрожь – его голос звучал так развратно. Не верилось, что это тот самый джентльмен, который еще недавно в баре рассыпался в любезностях перед Хейли, уважаемый владелец ранчо, вызывающий восхищений чуть ли не у всей округи. Сейчас я никак не мог вообразить его перед студентами колледжа, особенно преподавателем математики. Ведь в настоящий момент он обучал меня ничему иному, как технике заглатывания фиолетового пениса из силикона, и я знал, что скоро тот погрузится в мою задницу.