— Он тебе ничего не напоминает, дорогая? — спросил он жену.

— Нет, — покачала она головой, хотя прекрасно поняла, что имеет в виду муж. Но однажды ее мечта уже исполнилась, и Голубой Замок остался в прошлом: ее лесная хижина на Сауресе. Там она была по-настоящему счастлива.

90

На окраине деревушки, откуда открывался чудесный вид на поросшие деревьями горы и старинный замок, де Брикассары сняли полдома. Веселая говорливая хозяйка рассказала им его историю. По ее словам, этот замок возвели четыреста, а может быть, и пятьсот лет тому назад, точно теперь уже никто не скажет. И принадлежал он одному из старейших и богатейших родов в Испании. Но, как это всегда бывает, люди разоряются и остается от былого могущества одна лишь фамилия, да и ее со временем начинают произносить так, что от первоначальной ничего и не остается. Ральф с Вирджинией улыбались, слушая хозяйку и догадываясь, что она просто не знает, кому принадлежал этот замок, и своим многословием старается увести их от этого вопроса. — Но люди говорят, что когда-то здесь жил один уже очень пожилой граф, который прославился в сражениях и из одного из своих многочисленных военных походов привез удивительной красоты девушку-славянку. Никто не знает, женился он на ней или так они жили, но в первое время в замке устраивались великолепные приемы и балы, на которых она всех затмевала своей красотой. А потом все сразу прекратилось. То ли он ее приревновал, то ли еще что там получилось, но только граф больше никого в свой замок не приглашал, а если кто без приглашения являлся, то так ни с чем и уезжал обратно. Ворота всегда были закрыты. Граф свою славянку ревновал даже к слугам, и они тоже все постепенно разбежались. Так вот и возникла эта деревня. Люди уходили из замка и строили здесь, неподалеку, себе дома. Куда еще идти? Везде одинаково, — глубокомысленно изрекла хозяйка и продолжала: — Граф оставил при себе одного только старого слугу, а его жена, наверное, сама за собой ухаживала, потому что больше в замке никто не жил. И что с ними потом стало, тоже никто не знает. Наверное, так там и остались. До сих пор люди боятся туда ходить. Находятся, конечно, смельчаки, которые подходят к самому рву, а потом прибегают обратно сломя голову. Говорят, что оттуда стоны какие-то слышатся, хотя какие уж там стоны, столько времени прошло…

— И что же, никто из ученых не заинтересовался до сих пор этим замком? — спросил дядя Рональд.

— Не знаю, ученые уж или кто другой, но приезжают, смотрят, — подтвердила хозяйка. — Ну так они ведь нам не показывают, даже если что и найдут. А только я вам точно говорю, туда подходить опасно. Говорят, есть там тропинки-ловушки. Идешь-идешь по ним, а потом — бац — и в пропасть сваливаешься, и поминай как звали. Таких случаев тоже много. Опять же, говорят, что это сам граф еще тогда придумал, чтобы никто к его замку близко не подходил. Так что и вам я не советую туда ходить, — заключила хозяйка. — Лучше на море отдыхать… Наше море самое красивое.

И действительно, другой своей стороной деревушка выходила на морской берег, и со второго этажа дома, где остановились де Брикассары, открывалась чудесная панорама моря, уютных бухточек на каменистом берегу и медленно скользящих в сторону Малаги белоснежных лайнеров.

Красота местечка была просто щемящей, и даже повидавшей свет Ральф вынужден был признаться, что ему редко приходилось видеть подобную красоту, которая несет на себе отпечаток вечности.

Дядя Рональд не особенно докучал молодым своим присутствием. Он познакомился с четой англичан примерно одного с ним возраста, и они с удовольствием проводили время вместе, исследуя окрестности замка или отдыхая на берегу моря под полосатым рыночного вида тентом.

Ральф с Вирджинией оставались вдвоем, они устраивались где-нибудь на выступе каменистого плато и молча созерцали чудесные и каждый раз неожиданно новые виды. Или тоже уходили на берег моря. Вирджиния купалась, а Ральф потихоньку плескал на себя морскую воду, стоя где-нибудь на прибрежных камнях. Рана, правда, уже совсем затянулась, но плавать он еще не мог.

Вирджинию неумолимо тянул к себе замок. Эта серая безжизненная громада стала для нее как бы символом всей ее жизни. Романтический Голубой Замок юношеской мечты в реальности превратился в полуразвалившееся нагромождение камней, к которому люди даже приближаться боялись.

До приезда сюда у Вирджинии еще мелькали мысли, что можно все забыть и начать жизнь сначала. Но что ждет ее в будущем? Постоянные страхи, что ее тайна будет раскрыта? Даже если все успокоится и они с Ральфом уедут из Нью-Йорка и вообще из Америки, она никогда не будет спокойна. Алекс все равно разыщет ее хоть на краю света. Теперь она повязана с ним преступлением, и только смерть разорвет эти страшные узы.

Вирджиния решила осуществить свой план перед отъездом, пусть Ральф спокойно отдохнет и наберется сил. Но проходили дни, а Ральф не заговаривал об отъезде. Он возобновил работу над книгой и по утрам уходил в сад, где устраивался со своими бумагами в беседке и работал там до обеда. Потом они с Вирджинией, иногда к ним присоединялся дядя Рональд, ходили гулять, чаще всего в окрестностях замка, осторожно передвигаясь по тропинкам-ловушкам, о которых их предупреждала хозяйка. В этих прогулках Вирджиния всегда старалась идти впереди в надежде, что судьба смилостивится над ней и она, нечаянно оступившись, упадет в ров. Это будет самым лучшим исходом и для нее, и для Ральфа. Она устала жить в ожидании конца и чувствовала, что ее силы и нервы уже на пределе. А Ральф? Ральф воспримет все как несчастный случай, и ему никогда в голову не придет, что она искала смерти. Но судьба и на этот раз не была к ней благосклонна. Все тропинки заканчивались каменными завалами, и надо было очень постараться, чтобы попасть в ров. Местные жители обезопасили себя от всех случайностей.

91

Однажды утром Вирджиния проснулась, когда Ральф уже ушел. Она позавтракала в одиночестве и пошла в сад. Вирджиния шла, скрестив руки на груди, и белая камелия, прикрепленная у плеча, нежно касалась ее щеки. Сад был большой, и у хозяйки, очевидно, не хватало времени как следует заняться им. Возле ограды, отделявшей сад от деревенской улицы, было много пыли. Завитки виноградных лоз, эвкалипты и лимонные деревья, даже тачка для перевозки мусора, оставленная здесь совсем недавно, — все было покрыто толстым слоем пыли. Но достаточно было обойти цветочную клумбу и пройти еще несколько шагов в глубь сада, чтобы можно было попасть словно в иной мир, зеленый, прохладный, где лепестки цветов и листья кудрявились от влажного ветерка.

На шее у Вирджинии был повязан легкий лиловый шарф, и от него даже в обесцвечивающих ослепительных лучах солнца ложились лиловые отсветы на ее лицо и на землю, по которой она шла. Лицо Вирджинии было замкнутым, почти суровым, только во взгляде раскосых глаз сквозило что-то растерянное, жалобное.

Дорожка с бордюром из белого камня, за которым зыбилось душистое марево, вывела ее на открытую площадку над морем. Там, у огромного эвкалипта, самого большого и старого дерева в саду, была сооружена ажурная деревянная беседка, в которой стоял стол и плетеные кресла. Здесь она и нашла Ральфа. Он сидел за столом и писал, время от времени отрываясь, смотрел на море.

Услышав шаги Вирджинии, он повернулся в ее сторону и, ласково улыбнувшись, жестом пригласил ее присесть в одно из кресел.

— Как у тебя настроение, дорогая? Правда, сегодня чудесный день?

— Да-а, — неопределенно протянула Вирджиния. В глазах Ральфа появилось озабоченное выражение, и он внимательно посмотрел на жену. Ее лицо показалось ему несчастным.

— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоился Ральф.

— Не волнуйся, милый, со мной все в порядке. Я пришла посмотреть на тебя, а потом пойду купаться.

— Я пойду с тобой, — засобирался Ральф.

— Нет, нет! — Голос Вирджинии прозвучал неожиданно резко, и Ральф удивленно вскинул глаза. — Нет, милый, — Вирджиния постаралась говорить спокойнее. — Ты работай, я хочу погулять одна.

Она поднялась, склонилась к Ральфу и коснулась губами его губ. — Я люблю тебя. Прости меня.

— Все-таки я пойду с тобой, — сорвался Ральф с кресла. Вирджиния уже вышла из беседки и стояла посреди площадки, освещенной солнцем. Когда Ральф подбежал к ней, она приподнялась на цыпочки, обхватила руками его за шею и крепко прижалась к нему. Потом, с трудом оторвавшись, Вирджиния быстро поцеловала его в щеку и подтолкнула к беседке.

— Иди, милый.

Взмахнув рукой в прощальном жесте, Вирджиния пробежала по дорожке и спустилась на берег моря. Ральф подошел к краю площадки и долго следил, как она шла по каменистому берегу моря, перепрыгивая с камня на камень. Она несколько раз оглядывалась и с улыбкой махала ему рукой, пока не скрылась за скалой. Он видел, как она уже плавала в море, потом вышла и улеглась на выступе скалы обсушиться. Только тогда он успокоился и опять принялся за работу.

Наступило время обеда, но Вирджинии не было. Правда, бывало и раньше, что она задерживалась к обеду. Но сегодня Ральф не находил себе места: у него в глазах стояло ее несчастное, растерянное лицо, он вспоминал, что она ему говорила утром, ее прощальный взмах: «Неужели что-то надумала? Но почему? Что могло случиться?» Ральф был так обеспокоен, что заволновался даже всегда спокойный дядя Рональд.

— Пойдем пройдемся по берегу, — предложил он, — может быть, она еще там. Не волнуйся. Что может случиться? Море спокойное, а Вирджиния хорошая пловчиха.

Но сердце Ральфа уже предчувствовало самое страшное. Он почти бегом бежал впереди дяди Рональда к берегу и сразу же направился к той скале, на которой он в последний раз видел Вирджинию. Но и там ее не было. Кругом было пусто. Немногочисленные отдыхающие разошлись по домам обедать и поваляться в гамаках перед вечерним купанием и прогулкой.