Невероятно, но она улыбнулась его словам и, налив себе бокал вина, молча пригубила, глядя на Филипа огромными голубыми глазами. Застигнутый врасплох и чувствуя себя безнадежным грубияном и глупцом, Филип не мигая встретил ее взгляд.

— Неужели ты уже закончил? — спокойно осведомилась она — По-моему, у тебя в запасе еще с дюжину обвинений в моей воображаемой неверности и изменах, которые ты готов швырнуть мне в лицо. Очевидно, даже через тридцать лет они не дают тебе покоя.

Филип, глубоко вздохнув, откинул голову.

— Прости, — искренне сказал он, — не знаю, с чего это я на тебя набросился. Твоя жизнь меня не касается Кэролайн снова улыбнулась все той же спокойной, безмятежной улыбкой, которая так задевала Филипа.

— Ты набросился на меня, потому что до сих пор не желаешь знать правду.

— Какую правду? — саркастически бросил он.

— Ни Доминик, ни Денни Спирсон не разбили наш брак. Во всем виноват только ты.

В глазах Филипа сверкнул гнев, но Кэролайн покачала головой:

— Ты ничего не мог с собой поделать. Словно маленький несчастный мальчишка, до смерти напуганный тем, что некий враг отнимет кого-то или что-то у него. Ты не можешь вынести самой мысли о потере И поэтому, вместо того чтобы сидеть и терпеливо ждать, пока случится неприятность, берешь дело в свои руки и вынуждаешь ее произойти, так, чтобы претерпеть боль и покончить с ней. Начинаешь с того, что накладываешь на людей, которых любишь, запреты и ограничения, такие жестокие, что те не в силах их стерпеть, и когда наконец решают порвать с тобой, обвиняешь друзей в предательстве и выплескиваешь на них свою ярость. И тогда начинаешь мстить тем самым людям, которых сам вынудил причинить тебе боль, и поскольку ты уже не мальчик, а взрослый человек, богатый и могущественный, то и возмездие воображаемым врагам и изменникам оказывается ужасным. Твой отец почти то же самое проделал с тобой.

— Где ты набралась этой псевдопсихологической чепухи? — уничтожающе рассмеялся Филип. — От какого-нибудь дурака психоаналитика, с которым, должно быть, еще и спала?

— Из множества книг, которые успела прочитать, чтобы лучше понять твой характер, — ответила она, не отводя глаз.

— И хочешь заставить меня поверить, что именно поэтому мы и расстались? Что ты была невинной, а я — по-дурацки ревнивым и жестоким? — осведомился он, осушая свой бокал.

— Я была бы счастлива рассказать тебе правду, если считаешь себя достаточно здоровым, чтобы ее вынести.

Филип нахмурился, ошеломленный ее непоколебимым спокойствием и нежной прелестью улыбки. В двадцать лет Кэролайн была неотразима, но теперь, когда на лбу и под глазами появились морщинки, лицо приобрело какую-то законченность, и это, как ни странно, делало ее еще привлекательнее.

— Попробуем услышать правду, — суховато бросил Филип.

— Хорошо, — кивнула она, подходя ближе. — Посмотрим, достаточно ли ты стар и рассудителен, чтобы поверить ей, когда услышишь. Мне почему-то кажется, что так оно и будет.

Но Филип пребывал в полной уверенности, что никто и тем более она не заставит его поверить в ее невиновность.

— Ты полагаешь? — отозвался он однако.

— Представь себе. И знаешь, в чем дело? Пойми же наконец: признаваясь во всем, я ничего не теряю, но и приобрести не приобрету Как ты считаешь?

Она выжидала, вынуждая его ответить.

— Наверное, ты права, — наконец выдавил он.

— Так вот слушай, — тихо начала она. — С самой первой встречи я была без ума от тебя, ты совсем не походил на тех мужчин, которых я знала раньше, в Голливуде, — у тебя были воспитание, стиль и класс. На втором же свидании я влюбилась в тебя, Филип.

На его лице отразилось потрясенное неверие, и Кэролайн заметила это, но все же продолжала со спокойной решимостью:

— Я так любила тебя и так была уверена в собственном ничтожестве и глупости, что дышать боялась, пока мы жили вместе, постоянно опасаясь сделать очередную ошибку. Вместо того чтобы рассказать тебе все о своем происхождении и мужчинах, с которыми спала, я выложила легенду, сочиненную студийным отделом рекламы. Придумала, что воспитывалась в сиротском приюте и влюбилась в своего ровесника, еще когда была подростком.

Филип ничего не ответил, и Кэролайн глубоко, прерывисто вздохнула:

— На самом же деле моя мать была шлюхой, не имеющей ни малейшего понятия, от кого родила меня. В шестнадцать лет я сбежала из дома, добралась на автобусе до Лос-Анджелеса и нашла работу в дешевой закусочной, где тот жлоб, что служил посыльным в кинокомпании, открыл меня. В ту ночь я прошла первое прослушивание на диване в кабинете его босса. Две недели спустя он привел меня к этому боссу, и снова прослушивание — точно такое же, только не ночью, а днем — босс был женат. Играть я не умела, но была фотогеничной, поэтому босс нашел мне работу в агентстве моделей, и я начала зарабатывать деньги журнальной рекламой. Потом поступила в театральную школу и наконец получила эпизодические роли в фильмах после того, как проходила пробу, в чьей-то постели конечно. Позже мне начали давать роли получше, а потом я встретила тебя.

Кэролайн замолчала, ожидая реакции, но Филип лишь пожал плечами и холодно объявил:

— Я знал все это. Я обратился к частному сыщику за год до того, как подал на развод Ты не сказала мне ничего нового — отчасти мне было это известно, отчасти я догадался сам.

— Пока нет, но все еще впереди. К тому времени, как я встретила тебя, во мне проснулись прежняя гордость и вера в себя, и больше я не спала с мужчинами лишь потому, что оказалась в отчаянном положении или была слишком слаба, чтобы отказать им.

— Ты переспала со всем Голливудом, потому что тебе нравилось это! — выплюнул он. — У тебя были сотни любовников!

— Ты преувеличиваешь, — покачала она головой, печально улыбаясь, — но их действительно было много. Но тут не только моя вина. Это… это входило в условия договора, было частью моего бизнеса, точно так же, как улыбки и рукопожатия в твоем.

Кэролайн увидела его презрительную ухмылку, но предпочла игнорировать ее.

— Но потом я встретила тебя и влюбилась и впервые в жизни ощутила стыд, стыд за все, кем я была и что делала. И потому я пыталась изменить прошлое, приспособив его к твоим стандартам. Мне следовало бы понять, что это безнадежная затея.

— Безнадежная, — коротко согласился он. Глаза Кэролайн кротко смотрели на него, улыбка светилась неподдельной искренностью.

— Ты прав. Зато я могла изменить и изменила настоящее. С самой первой нашей встречи у меня не было мужчин, кроме тебя.

— Не верю, — рявкнул он. Но Кэролайн улыбнулась еще шире и качнула головой:

— Придется поверить хотя бы потому, что ты согласился: у меня нет причин тебя обманывать. Да и к чему мне унижаться? Печальная истина заключается в том, что я действительно считала, будто могу исправить прошлое, очистив настоящее. Мередит — твоя дочь, Филип. Я знаю, ты привык думать, что ее отец либо Доминик, либо Деннис Пирсон, но Деннис всего-навсего давал мне уроки верховой езды. Я хотела, чтобы меня считали своей в твоем кругу, а все женщины умели ездить верхом, вот я и бегала украдкой на уроки к Деннису.

— Это вранье я уже слышал.

— Нет, дорогой, — не задумываясь, возразила Кэролайн, — это правда. Не стану притворяться, что не была любовницей Доминика до того, как мы познакомились. Он подарил мне этот дом, чтобы загладить вину за ту дурацкую пьяную шутку, что он сыграл, притворившись, будто снова ухаживает за мной, в тот день, когда ты нас «застал».

— Хорошенькое «ухаживание», — прошипел Филип. — Он валялся в нашей постели, когда я вернулся на день раньше из деловой поездки.

— Но я там не лежала, — отрезала она. — И он был мертвецки пьян!

— Нет, тебя с ним не было, — саркастически согласился он. — Удрала на свидание к Пирсону, оставив полный дом гостей, которые увлеченно сплетничали насчет твоего подозрительного отсутствия.

К его совершенному потрясению, Кэролайн засмеялась, грустно, тихо, и доверчиво спросила:

— Разве не самая печальная ирония заключается в том, что прошлое догнало меня и уничтожило? Все верили этой сказочке о моем сиротстве, а связи, которые у меня были до замужества, так и не выплыли на свет Божий.

Она покачала головой, и тяжелая, отливающая серебром копна волос упала ей на плечи.

— Мне все сходило с рук, хотя я была виновна, а ты осудил меня лишь на основании косвенных улик. Во всем этом действительно кроется какая-то поэтическая справедливость, как ты считаешь?

Филип потерял дар речи, не умея заставить себя поверить ей и не в силах сомневаться, как прежде. Дело было даже не в словах, а в ее отношении к происходящему — в спокойном смирении, полном отсутствии злобы и ненависти, в искренности и чистосердечии в огромных голубых глазах. Следующий вопрос застал его врасплох. Голова изумленно дернулась:

— Знаешь, Филип, почему я вышла за тебя замуж?

— Вероятно, потому, что хотела получить надежное положение в обществе и богатство.

Кэролайн, усмехнувшись, покачала головой.

— Ты себя недооцениваешь. Я уже сказала, что была ослеплена твоей внешностью и воспитанием и влюбилась в тебя, но никогда бы не вышла замуж, если бы не одно обстоятельство.

— И что же это за обстоятельство? — против воли вырвалось у Филипа.

— Я была уверена, — вздохнула она, — твердо уверена, что могла предложить тебе то, в чем ты так нуждался. Кое-что очень для тебя необходимое. И знаешь, что это было?

—  — Понятия не имею.

— Я думала, что смогу научить тебя смеяться и радоваться жизни.

В комнате повисло долгое молчание. Наконец Кэролайн взглянула на бывшего мужа из-под длинных ресниц и мягко, прерывающимся голосом спросила:

— Ты так и не научился смеяться, дорогой?

— Не смей называть меня так! — почти вскрикнул Филип, но в груди теснились чувства, которых он вовсе не хотел испытывать, не переживал много лет, и чтобы избавиться от них, он со стуком поставил на стол пустой стакан.