— Как раз вовремя успели, — с деланной веселостью проговорила она, чувствуя, как ворочается в желудке тяжелый неприятный ком. — Куда мы сейчас идем?

Она села в машину, по привычке уступив ему место водителя, потому что не хотела утруждать себя.

— Собираюсь доставить тебя домой.

— Домой? — напряженно повторила Мередит, заметив, что ему все происходящее нравится ничуть не больше, чем ей. — Не могу я ехать домой, пока мы не поженились.

— Я не имел в виду ту каменную крепость в Чикаго, — поправил он, устраиваясь рядом. — Я говорил о своем доме.

И хотя Мередит была донельзя усталой и измученной, точное описание ее жилища все-таки заставило ее слегка улыбнуться. Она начинала понимать, что Мэттью Фаррела ничто не могло унизить или потрясти, ужаснуть или запугать. Ничто и никто. Повернувшись, он положил руку на спинку ее сиденья, и улыбка Мередит поблекла при виде его неумолимого тона.

— Я согласился получить лицензию, но прежде чем мы сделаем последний шаг, необходимо заключить нечто вроде соглашения по некоторым вопросам.

— Каким вопросам?

— Пока еще не знаю. Поговорим подробнее дома. Сорок пять минут спустя Мэтт свернул с проселочной дороги, по обеим сторонам которой тянулись кукурузные поля, на изрытую колеями тропу. Машина прогремела по доскам узкого мостика через ручей, и Мередит впервые увидела то место, которое он называл домом. По контрасту с ухоженными полями ветхий дощатый домик выглядел заброшенным и давно нуждавшимся в ремонте. Во дворе сорняки глушили траву, а дверь амбара пьяно повисла на одной петле. Несмотря на запустение, было заметно, что когда-то здесь жили заботливые хозяева: деревянная решетка у крыльца была увита буйно вьющимися розовыми розами, а старые деревянные качели свисали с ветки гигантского дуба во дворе.

По пути сюда Мэтт рассказал, что его мать умерла семь лет назад и теперь он живет с отцом и шестнадцатилетней сестрой. Мередит так разнервничалась при мысли о встрече с его семьей, что почти лишилась дара речи и, показав на фермера, ехавшего на тракторе по полю, с трудом выговорила:

— Это твой отец?

Мэтт наклонился, чтобы открыть дверцу, посмотрел в ту сторону, куда показала Мередит, и покачал головой:

— Это сосед. Мы давно уже продали почти всю землю, а остальное сдаем ему в аренду. Отец потерял всякий интерес к фермерству, когда умерла мать.

И, заметив изменившееся от напряжения лицо Мередит, сжал ее руку:

— Что с тобой?

— До смерти боюсь твоих родных.

— Нечего тут бояться. Моя сестра посчитает тебя необыкновенной, волнующей и утонченной только потому, что живешь в большом городе.

Нерешительно помолчав, он добавил:

— Мой отец пьет, Мередит. Запил, когда выяснилось, что мать смертельно больна. Правда, у него есть постоянная работа и во хмелю он никогда не буянит. Говорю это тебе для того, чтобы ты поняла его и не осуждала. Последнюю пару месяцев он держался и был совершенно трезв, но это в любой момент может кончиться.

Он не извинялся, а признавал факт, никого при этом не осуждая.

— Понимаю, — кивнула Мередит, хотя в жизни не общалась с алкоголиками и на самом деле ничего не могла сообразить.

Но беспокоиться не осталось времени, потому что в этот момент дверь распахнулась, и стройная девушка с темными волосами и серыми глазами Мэтта выбежала на крыльцо, не сводя глаз с машины.

— О Господи, Мэтт, «порше»!

У нее была почти такая, же короткая стрижка, как у брата, подчеркивавшая прелесть хорошенького личика, на котором было написано почтительное восхищение. Повернувшись к Мередит, девушка спросила:

— Это ваш?

Мередит кивнула, пораженная порывом мгновенной симпатии к сестре Мэтта, так похожей на брата и все же совершенно лишенной его сдержанности:

— Вы, должно быть, невероятно богаты, — бесхитростно продолжала она. — То есть я хочу сказать, Лора Фридриксон очень богата, но у нее никогда не было «порше».

Мередит была ошеломлена упоминанием о деньгах и мгновенно загорелась любопытством, услышав имя Лоры Фридриксон. Мэтт раздраженно поглядел на сестру:

— Немедленно замолчи, Джули! — прикрикнул он.

— О, простите, — широко улыбнулась девушка и вновь обратилась к Мередит:

— Привет. Я ужасно невоспитанная сестра Мэтта — Джули. Может, зайдете в дом?

Она открыла дверь.

— Па только поднялся. На этой неделе он работает в одиннадцатичасовой смене, так что ужинать будем в половине восьмого. Нормально?

— Порядок, — кивнул Мэтт и, полуобняв Мередит, подтолкнул к дому. Мередит огляделась, чувствуя, как лихорадочно колотится сердце, но постаралась взять себя в руки перед встречей с отцом Мэтта.

Внутри дом выглядел почти как снаружи — заброшенный, неухоженный, потерявший былое очарование. Деревянный некрашеный пол был весь в выбоинах и щелях, а плетеные коврики выцвели от времени и износились. От кирпичного очага под прямым углом отходили книжные полки, пара потрепанных кресел с зеленой обивкой стояла перед диваном в цветастом чехле с рисунком потускневших осенних листьев. За гостиной была столовая с мебелью из клена, а через открытую дверь виднелась кухня с раковиной на ножках. Лестница справа вела из столовой на второй этаж, и очень высокий мужчина с седеющими волосами и морщинистым лицом как раз спускался по ступенькам со сложенной газетой в одной руке и со стаканом, наполненным жидкостью цвета темного янтаря, — в Другой. К несчастью, Мередит разглядела его слишком поздно, и неловкость, которую она ощутила при виде дома, была по-прежнему ясно написана на ее лице, да к тому же почему-то ее внимание привлек этот злосчастный стакан.

— Что здесь происходит? — осведомился он, переводя взгляд с Мередит на Мэтта и Джули, переминавшуюся возле очага и исподтишка восхищавшуюся нарядом гостьи — модными слаксами, итальянскими босоножками и рубашкой «сафари» цвета хаки.

Мэтт познакомил Мередит с отцом и Джули.

— Мы познакомились с Мередит в прошлом месяце, когда я был в Чикаго, — пояснил он. — Собираемся пожениться в субботу.

— Что-о-о? — ошеломленно пробормотал отец.

— Потрясающе! — завопила Джули, заставив остальных на несколько мгновений забыть обо всем. — Всегда мечтала иметь старшую сестру, но в жизни не думала, что она появится в собственном «порше»!

— В чем появится? — растерянно переспросил Патрик Фаррел у слишком впечатлительной дочери.

— «Порше»! — в полном восторге повторила Джули, подбегая к окну и отодвигая занавеску, чтобы порадовать отца волшебным зрелищем.

Машина Мередит поблескивала на солнце — белая, изящная и, несомненно, дорогая. Насколько неуместно выглядела она здесь, среди окружающего убожества! Патрик, очевидно, тоже так посчитал, потому что, когда снова повернулся к Мередит, мохнатые брови были сведены в прямую линию, а выцветшие голубые глаза почти исчезли в глубоких морщинах.

— Чикаго? — удивился он. — Но ты пробыл в Чикаго всего несколько дней!

— Любовь с первого взгляда! — объявила Джули, прерывая напряженное молчание. — Как романтично!

Патрик Фаррел, прекрасно разглядев, с каким выражением Мередит оглядывала дом, ошибочно посчитал, что гостья прониклась мгновенным и искренним презрением к убогому жилищу и к его обитателям. Откуда ему было знать, как напугана и измучена девушка мыслями о неопределенном и невеселом будущем? И теперь, глядя в ее застывшее лицо, не смог скрыть своих чувств.

— Любовь с первого взгляда? — повторил он с нескрываемым сомнением. — Это действительно так?

— Очевидно, — предостерегающе бросил Мэтту тоном, явно говорившим о том, что лучше оставить эту тему, и спас Мередит от дальнейших расспросов, осведомившись, не хочет ли она отдохнуть перед ужином. Мередит с радостью схватилась бы не только за это предложение, но и за колючую проволоку, только бы поскорее уйти отсюда. После пережитого сегодня унижения, когда пришлось признаться Мэтту в беременности, это был второй, самый постыдный момент в ее жизни. Она молча кивнула Мэтту. Джули предложила свою спальню, пока Мэтт доставал из машины ее чемоданчик.

Очутившись наконец наверху, Мередит в угрюмом молчании присела на кровать Джули, а Мэтт положил чемодан на стул.

— Худшее позади, — тихо сказал он. Но девушка, не поднимая глаз и нервно ломая руки, покачала головой:

— Мне так не кажется. — И, уцепившись за самую незначительную из всех одолевающих ее проблем, добавила:

— По-моему, это только начало. Твой отец возненавидел меня с первого взгляда.

В голосе Мэтта впервые за все это время прозвучали веселые нотки:

— Может, все и обошлось бы, не погляди ты на стакан чая со льдом в его руке, словно на гремучую змею.

Откинувшись назад, Мередит, сбитая с толку и пристыженная, уставилась в потолок.

— Неужели я сделала это? — хрипло спросила она, закрывая глаза, словно пытаясь отогнать ужасную картину.

Мэтт взглянул на измученную красавицу, такую несчастную и одинокую, лежавшую поперек постели, словно сорванный, увядающий цветок, и мысленно увидел ту Мередит, какой она была всего полтора месяца назад: смеющуюся, с озорно сверкающими глазами, делавшую все возможное, чтобы он чувствовал себя среди этих надутых снобов как дома. И что сталось с ней теперь?

Что-то странное и незнакомое свинцовой тяжестью легло на сердце, и только сейчас до него дошла вся абсурдность их положения: они почти не знают друг друга, но были близки настолько, насколько могут быть близки лишь любовники.

В отличие от любой другой женщины из тех, с кем переспал Мэтт, Мередит была совершенно невинна и теперь носила его ребенка.

Между ними разверзлась социальная пропасть шириной в тысячи миль, и вот теперь они намереваются, поженившись, перекинуть мостик через эту пропасть, а потом, разведясь, еще больше расширить ее и уничтожить эту хрупкую связь.

У них не было абсолютно ничего общего, ничего, если не считать единственной ночи любви, страстной, сладостной, жаркой любви, когда соблазнительная искусительница в его объятиях превратилась из испуганной девственницы в источник мучительного восторга. Эта незабываемая ночь любви, не дававшая покоя, терзавшая безумными воспоминаниями, ночь, когда он добровольно позволил увлечь себя, чтобы самому стать настойчивым преследователем, отчаянно пытавшимся подарить им обоим наслаждение, которое они не смогут никогда забыть.