Мэй Макголдрик - Пылкие мечты

Баронсфорд, Шотландия

Август 1771 года

Ранним утром холодный весенний ветерок коснулся его обнаженного плеча — там, где его не прикрывало одеяло. В сонной полудреме Горец прижался животом к ее теплой спине.

Он даже не сознавал, что у него между ног пристроилась женская нога, не говоря уже о теле, которое он обнимал. Голова женщины покоилась у него на плече, а спиной она прижималась к его груди. Ее сорочка немного задралась, так что тепло ее тела приятно согревало его.

Рука Горца лежала у нее на груди, и когда он пошевелил ладонью, женщина еще теснее прижалась всем телом к нему.

Как только она пододвинулась, он погладил рукой по ее нежным…

* * *

— Гвинет Дуглас!

При одном звуке этого низкого сильного голоса Гвинет резко выпрямилась, грифель сломался, и карандаш скользнул через весь листок. Она поспешно закрыла тетрадь, но при этом движении из дневника выпали два письма, закружились в воздухе и опустились почти на самый край обрыва. Она резко вскочила с каменной скамьи, стоявшей неподалеку от отвесного склона. Сжав в одной руке свои сочинения, другой она попыталась схватить письма, прежде чем они улетят с крутого берега в бурные воды реки Твид. Одно письмо ей удалось поймать без труда, и она быстро сунула его поглубже в карман юбки. Гвинет устремилась за вторым, но едва она наклонилась, чтобы поднять его, как с ужасом обнаружила, что на листок бумаги наступил чей-то черный сапог. Она подняла глаза, увидела офицерский мундир, и сердце у нее подпрыгнуло.

— Дэвид! — вскрикнула она, но, вспомнив о том, что она уже не девочка, быстро взяла себя в руки. — То есть, я хочу сказать, капитан Пеннингтон… Как, вы вернулись в Шотландию?

— Разве я мог пропустить пресловутый матушкин день рождения? Но к чему такие формальности между старыми друзьями?

Гвинет едва не задохнулась от изумления, когда высокий офицер обхватил ее руками, поднял над землей и закружил. Гвинет зажмурилась и невольно обняла его за шею. Где-то в глубине сознания у нее мелькнула мысль, что такой поступок соседа, с которым она не виделась больше года, нельзя назвать просто дружелюбным. Когда Дэвид наконец поставил ее на землю, у нее все плыло перед глазами.

— Просто не верится! Вы стали еще выше с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Внезапно Гвинет сообразила, что Дэвид по-прежнему держит ее в своих объятиях и крепко прижимает к себе. Должно быть, он тоже об этом подумал, и Гвинет зарделась от смущения, когда он мягко снял ее руки со своей шеи; снял — но удержал их в своих руках, хотя и отступил на шаг, чтобы посмотреть на нее.

— Кажется, я и вправду немного подрос. А у тебя волосы стали еще более рыжими, чем раньше. Но я рад, что на носу у тебя все те же веснушки.

Гвинет высвободила руки и отступила, глядя в голубые глаза, столь дорогие ее сердцу. Она влюбилась в Дэвида Пеннингтона в то далекое лето, когда ей исполнилось всего девять лет и она потеряла родителей. Ее отправили к самой границе пожить в семье у дяди, лорда Кэверса, в его загородном поместье Гринбрей-Холл. Дэвид был младшим сыном ближайших соседей дяди, живших в Баронсфорде. Гвинет выросла вместе с кузиной Эммой и кузеном Дэвидом, катаясь на лошади и бегая по холмам и лесам от одного поместья к другому.

— Лучше бы вы держали свои замечания при себе, капитан, если не можете придумать ничего более приятного.

— Ты, однако, что-то уж больно тоненькая, как я погляжу, — продолжал Дэвид в том же духе. — Тебя морят голодом в Гринбрей-Холле?

— Я ем вполне достаточно, смею вас заверить.

Тут Гвинет спохватилась, что тетрадь по-прежнему валяется на земле, и быстро подняла ее. Дэвид тем временем вытащил из-под своего сапога злосчастное письмо, перепачканное в земле. Гвинет это огорчило, и она протянула руку за письмом.

— Это мое письмо, капитан.

— Послание от какого-нибудь тайного воздыхателя? — лукаво спросил Дэвид.

— Ничего подобного! — Она выхватила письмо у него из рук, сунула в тот же карман, где уже лежало первое, и сразу почувствовала себя увереннее. — Обычная записка от знакомого джентльмена. Вам это не нравится, капитан Пеннингтон?

— Мне бы ни в коей мере не понравилась попытка какого-нибудь донжуана заморочить голову неопытному ребенку.

— Ребенку? — возмутилась Гвинет, хотя на самом деле ее разбирал смех. — К вашему сведению, мне уже семнадцать и скоро исполнится восемнадцать. Вы очень давно не были в Баронсфорде и в Гринбрей-Холле, но это вовсе не означает, что жизнь остановилась на этом же месте. Люди взрослеют, капитан, да-да, взрослеют и устраивают свою жизнь.

Солнце медленно опускалось, близился закат, и Баронсфорд с его величественными стенами и башнями, отливающими золотом последних лучей, высился на холме за спиной Дэвида, который выглядел на том фоне точь-в-точь как настоящий герой из рассказов, написанных Гвинет. Такой же высокий и стройный, в темно-красном офицерском мундире с золотым шитьем, белых панталонах и черных сапогах. Его лицо было куда привлекательнее тех лиц, которые ей удавалось вызвать в своем воображении. Волосы, черные как смоль, были заплетены в длинную косичку и завязаны черной лентой. Он откровенно разглядывал Гвинет, и она почувствовала, что опять краснеет.

— Я вижу, что все же кое-что изменилось.

Присев на каменную скамью, Дэвид бросил взгляд на реку, а потом придвинулся ближе к Гвинет.

— Итак, расскажи мне, моя огненно-рыжая нимфа, кто же этот негодяй?

— Никакого негодяя нет! — Она звонко рассмеялась.

— Тебе меня не обмануть. — Он сильно дернул за выбившийся из ее прически локон, и она едва не вскрикнула от боли.

— Дэвид, что вы себе позволяете? — возмутилась она.

— В Баронсфорде собралось больше сотни гостей. И по крайней мере дюжина молодых девушек твоего возраста гуляют в саду под ручку с молодыми людьми, представляя себе, будто они прогуливаются по «Большой дорожке» в Воксхолле. А ты в отличие от них убегаешь к реке — чего, спрашивается, ради? Ради того, чтобы прочитать письмо какого-то пройдохи?

Растерявшаяся Гвинет не нашлась что ответить и только покачала головой. Плечи их соприкоснулись, когда Дэвид нагнулся, чтобы посмотреть ей в лицо. Гвинет перестала дышать, как только ее взгляд встретился с его голубыми глазами.

— Не только прочитать.., ты даже отвечала ему, правда? — прошептал Дэвид.

От испуга мурашки забегали по спине Гвинет. Она изо всех сил прижала к груди дневник.

— Я только кое-что записывала в свой дневник, — пролепетала она.

— Ну конечно. Та самая захватывающая хроника из жизни пиратов и горцев, их кровопролитные схватки, о которых ты часто читала мне. — Он обнял ее за плечи и улыбнулся, глядя в глаза. — Мне приятно узнать, что ты по-прежнему сочиняешь свои рассказы. Я всегда считал, что у тебя есть писательский талант.

Гвинет подумала, что спрятанные в ее кармане письма, которые едва не улетели в реку, как раз и подтверждали наличие если не таланта, то хотя бы некоторых способностей. По крайней мере такого мнения придерживался мистер Томас Раддимен, издатель с Хай-стрит в Эдинбурге. К одному из этих писем прилагалось двенадцать фунтов. В другое письмо, полученное два месяца назад, было вложено уже пятнадцать фунтов. В какое-то мгновение ей захотелось поделиться с Дэвидом впечатлением о том, что мистер Раддимен собирается публиковать ее повести, оформив их в один общий цикл. Однако Гвинет сдержала свой порыв. В высшем обществе, к которому она принадлежала, считалось неприличным издавать рассказы, если их написала женщина, а потому издатель решил не указывать имени автора. Пожалуй, будет гораздо разумнее не рассказывать об этом Дэвиду.

— Ты не прочитаешь мне то, что написала?

Гвинет прикусила губу и отрицательно мотнула головой. Несмотря на радость встречи с Дэвидом, она просто не могла выполнить его просьбу — это поставило бы ее в неловкое положение. Она описывала трогательную сцену между двумя влюбленными, и переживания девушки как в зеркале отражали чувства самой Гвинет к мужчине-герою, которым в ее рассказе был не кто иной, как сидящий рядом с ней офицер.

Дэвид взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Куда это подевалась моя словоохотливая, восторженная Гвинет? Молодая особа, которая не могла удержаться, чтобы не сообщить мне обо всем, о чем она мечтает, читает или пишет в своем заветном дневнике? В чем причина столь внезапной застенчивости?

Гвинет поймала себя на мысли, что вместо того, чтобы хоть как-то оправдаться, она разглядывает каждую черточку его лица. Его глаза обладали тем оттенком голубого цвета, который ей никак не удавалось передать в своих рассказах. Его длинные темные ресницы на концах слегка загибались вверх. Он сильно изменился за истекший год. В нем чувствовалась какая-то усталость: это было заметно по морщинкам в уголках глаз и даже в изломе бровей. Когда тринадцать месяцев назад он на один день заехал в Гринбрей-Холл, ничего подобного она не заметила. Дэвид теперь не походил на того веселого, беззаботного юношу, который разъезжал в экипаже вместе с Эммой.

Она вздрогнула при этом воспоминании и с трудом отвела взгляд от его лица. Ее кузина была той единственной девушкой, которую всегда любил Дэвид. Именно из-за Эммы он и приезжал сюда.

Гвинет знала, какую глубокую рану нанесла ему кузина, когда два года назад вышла замуж за старшего брата Дэвида, чтобы стать графиней Эйтон. С тех пор Дэвид перестал бывать в Баронсфорде, как и несчастный герой ее рассказов.