По этой причине состоявшаяся в саду в имении Беллемонт свадьба отличалась простотой, и на ней присутствовали лишь родственники и всего несколько гостей. Тем не менее состоялась прекрасная церемония. Старшая сестра Алекса, рыжеволосая Антуанетт, была почетной матроной Орелии, Тереза весьма привлекательной свидетельницей, а муж Антуанетты, Робер Робишо, был шафером Алекса. Среди немногочисленных гостей присутствовали мадам Дюкло и мать-настоятельница монастыря. Месье Будэн с Обманчивой реки отдавал замуж Орелию, а мадам Будэн в это время заливалась счастливыми слезами. Она радовалась не только за нее, но и их новой неожиданной встрече.

С деревьев в саду свешивались гирлянды из осенних цветов, образовывая четырехугольник храма на открытом воздухе, а перед алтарем стояли большие вазы с распустившимися цветами. Трио чернокожих музыкантов на задней галерее играли на скрипках и гитарах. Им активно помогали птицы, рассевшиеся на ветвях магнолий и деревьев-пекан по всему периметру большого сада.

Перед началом брачной церемонии Мелодия Арчер поцеловала Орелию в ее спальне на верхнем этаже, и там официально в частном порядке пригласила влиться в лоно их семьи. Джеф Арчер, импозантный отец Алекса, который был на него похож, словно более позднее издание одной и той же книги, подарил ей бриллиантовое ожерелье, серьезно заметив при этом, что его сын, по его мнению, сделал верный выбор.

Когда Орелия, стоя рядом с Алексом, произносила слова верности своему будущему мужу, сердце ее распирало от счастья. Она не только воссоединялась с человеком, которого была готова любить вечно, но еще получала и близкую, любящую семью, о которой она так мечтала и которую в один прекрасный день надеялась обрести. Но когда она прошептала "Согласна" и подтвердила свою клятву Алексу поцелуем, она вдруг почувствовала, что она была там, возле алтаря не вся, часть ее существа сейчас находилась вместе с той женщиной, которую она так долго искала и наконец после длительных поисков нашла, но тут же потеряла снова. Мать ее в данную минуту, — она это знала, — молилась за ее счастье в элегантном казино на ручье Святого Иоанна, всего в нескольких милях от нее. Если бы только Клео могла присутствовать здесь в этот такой памятный для нее день!

В какой-то мере она все же там присутствовала, так как на торжественном обеде сразу же после брачной церемонии гости начали обмениваться сплетнями о бывшем особом помощнике и близком приятеле мадам Клео Мишеле Жардэне. Все шептались о том, что этот смазливый негодяй, неисправимый игрок, отказался от своего привилегированного положения в казино мадам, чтобы снова приударить за наследницей семьи Кроули, тем более после смерти ее отца, и что снова самым унизительным образом ему был дан от ворот поворот, на сей раз ее матерью. Эта сплетня передавалась от одного гостя к другому с присущей для креольского общества склонностью ко всякого рода вздорным слухам.

— Разве я тебе не говорила? — злорадствовала мадам Дюкло, целуя наедине невесту. — Как бы начал извиваться, словно уж, Мишель, услышь он этот злобный смех в свой адрес! Но найдутся такие, которые ему об этом передадут, тут можно не сомневаться!

Но Орелия не получала никакого удовольствия от сплетен, так как они с таким же успехом их распространяли и о ее матери, постоянно подчеркивая, что она пользовалась дурной репутацией в Новом Орлеане.


После свадебного ужина в столовой под знаменитым беллемонтским хрустальным канделябром, в большом зале начались танцы для молодежи. Алекс с Орелией, кружась в вальсе, сделали первый круг, после чего к ним присоединился красивый отец Алекса с очаровательной Мелодией, а за ними в круг вошли месье и мадам Будэн. После того как она станцевала с его отцом и месье Будэном, а он — со своей матерью и сестрами, он снова привлек ее к себе. Он сразу почувствовал, как она вся напряглась, как, выпрямив спину, сжала кулачки.

— Что с тобой, дорогая?

— Ненавижу, когда они так обидно говорят о моей матери, — прошептала она. — Все трезвонят о ней и о Мишеле.

— Теперь ты понимаешь, почему она так настойчиво хотела уйти из твой жизни. Потому что она тебя любит. — Алекс, продолжая танцевать, кружась, вывел ее на заднюю галерею, где проникновенно поцеловал. — Мы обязательно найдем возможность повидаться с ней и провести ее хулителей, моя дорогая женушка, обещаю тебе, — сказал он, — я хочу тебя на короткое время выкрасть отсюда, нужно кое-что тебе показать.

Он проводил ее вниз по лестнице, где их ожидал Лафитт.

— Мы сейчас прокатимся верхом, — сказал он.

Орелия в ужасе раскрыла рот.

— Но я никогда не сидела на лошади!

— Но это не беда, дорогая, сегодня ты поедешь рядом со мной.

Встав в стремя, он занес над седлом ногу. Лафитт, подняв Орелию, передал ее в руки Алекса. Потом, подобрав шлейф подвенечного платья, он мягким жестом положил его ему на колени. Алекс крикнул, понукая лошадь, и они поехали.

Луна у них над головой была почти полной, и ее свет обливал прекрасный дом и сад, и этот свет был таким ярким, что почти не было видно носившихся под ветвями ярких жучков-светлячков.

Лошадь лениво шагала по дорожке и, выйдя из чугунных ворот, не меняя скорости, направилась по дороге вдоль ручья. Алекс все сильнее прижимал к груди Орелию. Он то и дело искал ее губы своим губами, и они сливались в поцелуе, который каждый раз становился все слаще и все волнительней.

— Что мы собираемся посмотреть?

— Я не в силах тебе этого описать. Ты должна во всем сама убедиться. Это недалеко.

Он направил лошадь в сторону от ручья по тропинке, ведущей в лес. Там луны не было видно, и ночь была темной-темной.

— Куда мы едем? — спрашивала Орелия, напрягая зрение и пытаясь что-нибудь рассмотреть в этой мгле.

— Можешь положиться на меня, — сказал Алекс.

Через несколько мгновений она открыла рот от изумления. Приглушенный крик вырвался у нее из груди. Она увидела перед собой дом, меньших, чем Беллемонт, размеров, но таких изящных пропорций, что не замечалось даже его запустение. Отражавшийся от его выцветших, с облупившейся штукатуркой стен лунный свет их щедро серебрил, и казалось, что эта искусственная окраска гораздо лучше, гораздо драгоценнее белой, первоначальной. Казалось, что в нем в далеком прошлом происходили какие-то важные таинственные события, и вот теперь он, сохраняя свой грациозный вид, отдыхал от всего, расслаблялся.

— Какой красивый! — прошептала Орелия. — Что это?

— Это имение "Колдовство". Колониальный особняк, в котором выросла моя мать. Когда-нибудь здесь будет наш с тобой дом.

— Почему же не сейчас?

— Моя мать никогда не позволяла его реставрировать. Это связано с одной долгой-долгой историей, которая займет не один час, если тебе ее начать пересказывать. Думаю, потребуется время, чтобы мама изменила свое решение. Скорее всего нам это удастся сделать. Когда-нибудь мы вновь зажжем его прекрасные канделябры.

Они разглядывали его до тех пор, покуда луна не скрылась за верхушками деревьев. Потом Алекс, развернув лошадь, направил ее к Беллемонту, к подготовленной для них комнате, где пройдет их первая брачная ночь.