– Я знаю очень мало, – в тон ему, спокойно произнесла Арина. Интуитивно она понимала, что все, что они обсуждают здесь, на высоте девяти тысяч метров, смертельно опасно. И нужно быть очень осторожными, чтобы не ухудшить положение.

– Я понимаю. Я постараюсь вас всех просветить. В том числе и тебя, Максим. Арина Петровна совершенно права, и лицо, которое ты нарисовал, это лицо реальной Екатерины Воронковой. Но вот одно меня смущает. Мы начали работать с Воронковым лет через пять после того, как пропала его дочь. Мы никогда не встречались с ним до этого, и я никак не могу сложить вместе два этих факта – ее исчезновение и твои рисунки. Вы никогда и никак не пересекались.

– А может такое быть, что Максим тоже увидел ее портрет по телевизору и стал видеть ее в кошмарах? – предположила вдруг Арина. Все, в том числе и Ричард, задумались.

– Сложно сказать. Теоретически… наверное. На деле – вряд ли, – сказал Аркадий.

– В любом случае мы не знаем, что случилось, – возразила Арина. – Давайте от этого и отталкиваться – от того, что мы НЕ знаем. Мы понятия не имеем, где произошло убийство. И как – тоже не знаем, только предполагаем, – добавила Арина, слегка холодея от страха. Игра превратилась в реальность, они все играют в странную «мафию», где убийство произошло в действительности, но невозможно сказать, кто убийца.

Максим не может быть мафией, сама Арина тоже знает, что она – не мафия. Аркадий как будто теперь вне подозрений, но можно ли утверждать это наверняка? Отец Максима? Ричард? Какое-нибудь неизвестное третье лицо?

– А мы даже не знаем, было ли совершено убийство. Ведь тело так и не нашли, – воскликнул Максим. – Подумаешь, рисунки. Этого совершенно недостаточно, чтобы говорить об убийстве с такой определенностью, вам не кажется? В конце концов, я могу все же оказаться сумасшедшим! Давайте надеяться на это?

– Забавляешься? – хмуро буркнул Аркадий.

– Нету тела – нету дела, – пожал плечами Максим.

– Н-да, интересная мысль. Что, где, когда и как? И чем, и почему, и что потом случилось с телом.

– Слишком много неизвестный about Екатерина Воронкова, – согласился Ричард, но в этот самый момент у Арины вдруг появилась мысль, которая обожгла ее своей простотой.

– Мы можем легко выяснить, «когда», – заявила она. – Если это убийство действительно случилось и случилось при маленьком Максиме, это значит, что ваша Екатерина должна была пропасть в тот же самый день, когда Максим был ранен в грудь. Или раньше.

Все замолчали, настороженно переглядываясь. Аркадий встал и выглянул за дверь в коридор, в сторону кабины пилота. Закрыв дверь поплотнее, он повернул ключ в замке.

– Арина Петровна права. Мы можем сделать это. Определенно, если мы правы, то все события должны были произойти практически день в день, когда ты, Максим, был отправлен в пансион. И если все – правда, то я наконец понимаю, из-за чего Коршунов решил тогда избавиться от своего родного сына.

– Вы все его бросили, – в словах Арины против ее воли прозвучало обвинение. – Не только Коршунов, вы тоже.

– Аркадий приезжал ко мне почти каждый месяц, – и снова Максим вступился за Аркадия.

– Ага, приезжал проверить, не заговоришь ли ты! – воскликнула она.

– Именно! – кивнул Аркадий, и Арина заметила, что он сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. – Именно так. Я хотел, чтобы он заговорил. Я понятия не имел, отчего мальчик вдруг стал на себя не похож. И почему он замолчал – я тоже не знал. Так что, конечно, я ждал, чтобы он пришел в норму, восстановился и вернулся к нормальной жизни. И я совсем не возражал, когда Коршунов потребовал, чтобы из его дома, цитирую, «убрали этого ненормального мальчишку». Я решил, что ему будет лучше вдали от такого отца!

– Простите, – пробормотала Арина, старательно разглаживая края салфетки.

– Ничего. Я понимаю ваш скептицизм, Арина Петровна. Давайте я расскажу вам, как это все произошло. Я приехал однажды к Коршунову, он тогда жил в коттедже недалеко от Красногорска.

Аркадий бросил взгляд на Максима.

– Я обнаружил тебя, Максим, в твоей комнате, ты был весь в крови, она сочилась у тебя из-под какой-то дурацкой, неумелой повязки, черт его знает, кто ее тебе накладывал. Твой отец был пьян и, скорее всего, под наркотиками. Гремела музыка, и никто, ни одна живая душа не интересовалась, как ты. Твой отец танцевал в холле, а ты – ты сидел около кровати и смотрел в потолок. Я подошел к тебе и спросил, что с твоим плечом, а ты ничего не ответил. Так и смотрел на меня и не говорил. Мне не удалось добиться ни единого словечка. Будто в одночасье из совершенно нормального мальчишки ты вдруг превратился в аутиста. Я, конечно, переменил тебе повязку и спросил твоего отца, что с тобой случилось. Так вот, Коршунов сказал мне, что уже вызывал «доктора» и теперь ты уже успокоился. Потому что был «инцидент». Я думаю, тебя тогда накачали каким-то успокоительным.

– Но что все-таки случилось? Что сказал его отец? – тихо спросила Арина и вдруг увидела усталый взгляд больных старых глаз. Он и правда переживает – до сих пор. Неужели такой человек способен кого-то любить?

– Коршунов сказал, что Максим выпал из окна и поранился о железку, но ни места, ни железки не показал. Наоборот, когда я пытался расспросить его – я хотел узнать, надо ли делать противостолбнячную прививку – Коршунов принялся на меня орать и полез с кулаками. Признаться честно, я решил, что знаю, что именно произошло. Я слишком хорошо знаю твоего отца, чтобы поверить в эту историю с железякой.

– Ты решил, что я стал свидетелем какой-нибудь омерзительной, чудовищной оргии, которые так любит мой папочка, да? – спросил Максим, и на губах его появилась горькая усмешка.

– Да, что-то в этом роде я и подумал, – кивнул Аркадий. – Видите ли, Арина Петровна, в доме Коршунова, что в новом, что в старом, есть места, где легко можно пораниться обо что-то. И люди там часто ранятся. В основном, правда, по доброй воле…

– Достаточно! – взмолилась Арина.

– Да? Вот и мне тоже было достаточно, поэтому я не стал лезть в детали. Твой отец сказал, что при падении ты ударился головой и теперь несешь всякую чушь. Что тебя нужно отправить в частную клинику, чтобы тебе вправили мозги.

– Что вы и сделали, – кивнула Арина.

– Потому что так было лучше для Максима. Но пансион я выбрал сам. Никаких клиник. Коршунов только услышал, что это в Шотландии, и сразу согласился. Я тут же увез Максима, формальности мы утрясли позже. Вы не представляете, что можно сделать за деньги.

– Я начинаю догадываться, – усмехнулась Арина.

– Я боялся, что Коршунов может снова навредить ему. И так Максим не разговаривал ни с кем целый год, а еще в пансионе он начал видеть кошмары.

– Кошмар он увидел до пансиона, – возразила Арина, – и он был вполне реален.

– Между прочим, – тихо рассмеялся Максим, – психиатры из пансиона убедительно доказали мне, что мои кошмары – плод моего больного воображения. Забавно, что теперь мои кошмары накрывают меня снова. Однако вопрос, как я понимаю, в том, когда именно я «упал на железку». И что, есть возможные способы узнать это так, чтобы об этом не донесли моему отцу? Уточнять что-либо в пансионе не советую. Уверен, что оттуда папочке донесут непременно.

Все напряженно молчали в течение нескольких бесконечных минут, Ричард сосредоточенно копался в своем планшете, а Аркадий смотрел в одну точку, и лицо его передавало все напряжение, словно бы он пытался вспомнить фамилию актера, и фамилия эта вертится на языке, но ускользает, ускользает. Максим глубоко вздохнул и прервал тишину:

– Арина, ты же понимаешь, что после стольких лет сложно что-либо вспомнить…

– Двенадцатое апреля, – перебил его Аркадий. Короткая фраза повисла в воздухе, и все замерли, изумленно повернулись к Аркадию, а потом все пришло в движение. Максим, стоявший около большой плазменной панели на стене, которую он разбил пару часов назад, прикоснулся к месту удара так, словно забыл, откуда оно тут появилось и кто это сделал. Несмотря на паутину трещины, плазма безмолвно «крутила» умиротворяющие пейзажи. Он покачал головой.

– Ты не можешь помнить точную дату. Вдруг ты перепутал!

– Я не перепутал, – спокойно ответил ему дядя.

– Вы уверены? – переспросила Арина. – Как такое возможно? И число и месяц?

– И даже время, – кивнул Аркадий.

В полной тишине он налил себе холодной минеральной воды в хрустальный бокал и жадно, одним залпом осушил его. Арина тоже почувствовала жажду, но не двинулась с места, будто боялась спугнуть его.

– Это кажется странным, да? Наверное, я старею, потому что какие-то вещи из далекого прошлого я помню куда лучше, чем то, что я ел вчера на обед. Не все, конечно, но этот день я помню. Двадцать три года назад я ехал к Коршунову на своей «Субару», а по радио шла документальная передача про первый полет в космос, который, по словам ведущих, «случился сегодня, только много лет назад». То есть в тот день, когда я ехал. Ведущие несколько раз повторили это, и я помню их голоса, кашляющий смех мужчины, он был таким раздражающим. «Сегодня, двенадцатого апреля, мы отмечаем великий праздник, который никогда не забудется и не устареет». Так они сказали. Первый полет в космос – его будут праздновать каждое двенадцатое апреля всегда. Обсуждали жизнь Гагарина и то, какими причудливыми поворотами изобилует жизнь. Я ехал достаточно долго, так что у меня было время прослушать всю передачу. Шел дождь, кругом была слякоть, а у меня закончилась вода в омывателе, и лобовое стекло стало мутным, приходилось ждать, пока наберутся капли, чтобы включить «дворники». Приехав в коттедж Коршунова, я нашел его в таком состоянии, что про себя подумал тогда – он тоже, наверное, всю ночь в космос летал. Ну, вы понимаете… – Аркадий скривил губы в горькой улыбке.