– Потолще, потолще! – отчаянно выпалил Степан, клятвенно прижимая руки к груди. – Рыжий! И уши немного торчат!

Только бы его не перепутали с Павлом – это обидно и даже несправедливо. У них же нет ничего общего! «Я и оказался-то здесь случайно, по недоразумению, и мыслей о подобном злодеянии у меня никогда не было. И в тюрьму я не хочу!»

Но тут Степан запоздало понял, что в уточнениях зашел слишком далеко, осталось только паспорт девчонке показать, и все – сушите сухари, собирайте вещи.

– А может, я и не толстый! – выдал он, отрекаясь от ранее сказанных слов. – И волосы у меня черные! И уши… – «Какими же бывают уши?» – И уши… небольшие… овальные!

– И борода синяя!

– Что?

На миг воцарилась тишина, а затем из баньки вырвался такой надрывный и оглушительный крик, что в «овальных» ушах Степана зазвенело.

– Откройте дверь! Откройте дверь немедленно!!! Мой папа все равно вас найдет и убьет!!!

* * *

Разговором с Шурыгиным Павел остался доволен – Король Алкоголя готов в ближайшее время передать кругленькую сумму, да и жениха дочки с турбазы уберет, чтобы не нервировал и не отвлекал. Пока все складывается удачно, без серьезных проблем. Легкая добыча! Необходимо найти место для операции «Здравствуйте, долгожданные двести тысяч баксов» – и ура новой жизни! Хотя и сейчас можно расслабиться и помечтать.

Степану – пятьдесят тысяч – большего этот тяжелобольной не заслуживает. Да и зачем ему деньги? Валидол и валерьянка не так уж и дорого стоят, а народные средства, зверобой и крапива, вообще обходятся даром – рви, суши и тщательно пережевывай на ужин. Ха! Павел поддал ногой камень и широко улыбнулся. Дурак Степан, и вылечить его дурью башку невозможно. Да и надо ли? Удобный напарник, трус, правда, редкостный, но и в этом есть свои плюсы.

А денег после дележа останется не так уж и много. Нужна машина. Эх, не разгуляешься!

– Плевать, – хмыкнул Павел, выходя из леса на трассу. Катя Шурыгина – это лишь пробный шар, будут потом и дорогущие машины, и костюмы, и запонки с бриллиантами, и сексуальные девушки, похожие на голливудских звезд.

Павел огляделся, цепко изучил каждый куст и неторопливо пошел вдоль дороги. Лучше пусть Шурыгин оставит деньги где-нибудь здесь – нет, не с краю, а… Вот отличный полосатый столб, на нем табличка, рядом старый рекламный щит с куском оранжевого плаката и левее корявая береза… Такое место с другим не спутаешь. И удобно наблюдать за происходящим. Шурыгин должен подъехать, оставить сумку с деньгами, а затем пусть катится в Москву – просто и надежно.

Воодушевленный, Павел резко свернул от столба обратно к лесу и принялся считать широкие шаги. Если идти прямо, а папочка девчонки с пути уж точно не собьется, то приблизительно через двадцать пять метров будет большое поваленное дерево.

– Неплохо, – прокомментировал Павел, потирая руки. – Здесь пусть сумку и оставит. Теперь бы уточнить координаты и на всякий случай еще раз посчитать шаги… Отличное местечко, и с дороги не просматривается.

Присев на поваленное дерево, Павел тщательно пригладил волосы, стряхнул с джинсов засохший лист, шумно вздохнул и представил огромную кучу денег. Шуршат, шуршат бумажки, зовут, манят…

* * *

– …немедленно откройте! Слышите?! Откройте!

Из последних сил Катюшка громыхнула кулаком о дверь, закусила нижнюю губу, топнула ногой и вернулась на скамейку, застеленную комковатым буро-зеленым одеялом.

– В тон ведру, что ли, подбирали, – сердито буркнула она и сверкнула карими глазами в сторону заколоченного окошка. Приступ гнева прошел, и теперь хотелось горько плакать. Нет, она не смелая, вовсе не смелая и очень боится того высокого парня, который вчера сунул ей мокрую вонючую тряпку в лицо… Идиот! Книжек начитался, что ли, или фильмов насмотрелся? Никакого парализующего действия тряпка не произвела (ясно же, рассчитывали на это), а вот запах от нее шел ужасный – кислый, тухлый.

– Фу-у-у, – тихо протянула Катюшка и сморщилась от воспоминаний.

Она сразу поняла – нужно «терять сознание». Не драться и кусаться, а притвориться обыкновенным мешком с картошкой. Может, позже получится вырваться или удастся подслушать разговор – с двумя мужчинами разве ей справиться? Но тащили ее так, что о побеге не могло быть и речи. Худой радовался, толстый охал – непонятная парочка. А еще от страха тело стало каменным, и со стороны она наверняка походила на большую пластмассовую куклу.

– Эй! – перебил ее мысли обеспокоенный голос врага. – Вы почему кричать перестали? Хм… Вы как себя чувствуете?..

Он издевается или просто сумасшедший? А как бы он себя чувствовал взаперти?

Интересно, как там папа, Полина, Оля, Андрей, Никита…

Раз похитили, значит, денег попросят… Эх, все расстроятся, заволнуются и бросятся ее спасать. Катюшка тут же представила, как кружат над лесом вертолеты, как спецназ прочесывает каждый километр, как громко вырывается из мегафона: «Всем оставаться на местах, сопротивление бесполезно! Лечь на землю, руки за голову… Екатерина Шурыгина, вы свободны!»

– Не молчите, скажите что-нибудь… – вновь донеслось из-за двери. – Вода есть? А хлеб не кончился? Ау-у-у…

Катюшка покрутила пальцем у виска, подтянула ноги и обхватила руками коленки.

– Егор, где ты? – прошептала она, роняя первую слезу. – Ты меня спасешь, я знаю, иначе и быть не может.

Противный Доберман… Она бы сейчас прижалась к нему сильно-сильно! И даже если бы он назвал ее малявкой, ничуть бы не расстроилась! Рядом с ним спокойно, рядом с ним так хорошо…

– Екатерина… э-э… вас не мучает клаустрофобия?..

– Мучает, – равнодушно бросила Катя.

– Сердцебиение учащенное?

– Да.

– Я очень рад, что вы со мной опять заговорили! А дыхание? Затрудненное?

– Ага.

– Вам необходимо отвлечься! И вы не волнуйтесь, мы не много денег запросили, уверен, скоро вы будете дома.

Катя закрыла глаза, и слезы, обгоняя друг друга, потекли по щекам. «Егор, Егор, где ты? Совсем близко, я знаю…. Ты ни за что бы меня не бросил, даже если бы папа не попросил, ты бы не бросил… Папочка, только сильно не переживай и не сердись…»

– Вы опять не отвечаете, – в голосе врага промелькнуло беспокойство. – Старайтесь дышать ровно, это иногда помогает…

– Мой папа вас убьет, – злорадно ответила Катя. – Он всегда так поступает, когда меня кто-нибудь обижает. У нас есть загородный дом, а за ним кладбище – из пятнадцати могил, я каждую хорошо помню. Учитель истории – он мне тройку во второй четверти поставил, учитель физкультуры – он все время понижал мою самооценку, учительница по географии – из-за Колумба она порвала контурную карту, учительница по домоводству – сама напросилась, выбросила мой лимонный пирог в мусорку, даже не попробовав, форма у него, видите ли, была не идеальная. Потом препод по высшей математике, это уже институтские жертвы пошли, потом…

– Подождите, Екатерина, вы же шутите?!

– Не-а, – мотнула головой Катя, – мой отец в гневе страшен! И вообще, не мешайте думать.

За дверью наконец-то воцарилась тишина, но ненадолго.

– Извините, а о чем вы думаете?

– Об одном замечательном мужчине. Он скоро придет и спасет меня.

– Не хочу, чтобы вы питали ложные надежды, извините, но ваш жених сегодня вернется в Москву, хм, мы позаботились об этом…

– Жених?

– Парень, с которым вы сюда приехали.

Ах, вот о ком он! Но о Сергее Романенко она вообще не вспоминала, будто и не было такого человека в ее жизни. Сейчас ей даже трудно детально представить его внешность. Высокий – да, симпатичный – да, мужественный… нет.

Катюшка нахмурилась, не желая воскрешать в памяти последние дни. Этот «роман» – ее самая большая ошибка. Пустота какая-то, глупость. Папа был прав, она с готовностью признает его правоту и теперь будто стала самой собой, вот только цена за прозрение оказалась высокой…

– Ну и пусть уезжает, – ответила Катюшка, не раскрывая карты. Незачем им знать про Егора.

А он придет и спасет.

И худому похитителю точно врежет по физиономии!

Получи, гад, получи! Будешь знать, как вонючие тряпки в лицо совать!

– А сейчас как ваше сердцебиение? – донесся заботливый голос похитителя.

– Частое, – улыбнулась Катюшка и, протянув руку к пакету, вынула обсыпанную маком светлую сушку. Она будет думать только о Егоре, будет мысленно звать его, и он услышит, почувствует и придет. Как он ее обнимал, целовал… Больше ни с кем и никогда ей не будет так хорошо. И никому и никогда она не позволяла так много. – Когда ты меня спасешь, – спокойно и тихо произнесла Катя, – я сама тебя поцелую. Ага.

* * *

– Бабушка!

– Я здесь совершенно ни при чем.

– Ты знала!

– Поверь, ничего конкретного.

– «Кружат вороны».

– Образное выражение, не более того. И потом они всегда кружат!

– Бабушка!

– Я здесь совершенно ни при чем.

Люба негодующе хлопнула ладонью по столу и пристально посмотрела на хитрую старую Раду. Но в этот момент «волшебный» стеклянный шар помутнел, затуманился, а затем неторопливо стал набирать бордовый цвет, чем переключил внимание на себя. Тяжелая мраморная подставка мгновенно поймала яркие блики и тускло засветилась, обманчиво демонстрируя силу – вот, мол, я какая, тоже могу.

– Наглый шар, – фыркнула Люба и вновь посмотрела на бабушку.

– Ничего не наглый, – заступилась Рада. – Он всегда такой, когда ты влюбляешься или гневаешься.

– Я влюблялась при нем только однажды.

– И он был бордово-красный, да?

– Откуда ты знаешь, тебя же рядом не было? – Люба прищурилась, теперь ее взгляд стал лукавым. – И вообще, эта штука работает от розетки!