– На твоей машине никуда не поеду. Делай, что хочешь.

И Мышкину пришлось делать то, что ему совсем не хотелось, то есть вызывать из Сакраменто друга с машиной.

* * *

По дороге сподвижник Мышкина Виталий просвещал гастролерку в особенностях калифорнийского климата. Эти особенности, конечно, были известны и Рае с Иосифом, но они посчитали излишним засорять голову приглашенной такими климатическими подробностями. Изумленная трубадурка узнала, что в Сан-Франциско жарко не бывает, а вот столичный Сакраменто, раскинувшийся всего в трех часах езды от Пало-Алто, находится в пустыне. И в этой пустыне Саше предстояло выступать нынешним вечером. В дому у Виталия, где предполагался ее ночлег, тоже (какая прелесть!) не было кондиционера. Хозяин искренне убеждал Сашу, что ближе к полуночи здесь становится прохладно. Но поскольку Анчарова не была уверена, что дотянет до полуночи, она, заливаясь морями слез, набросилась на Мышкина с упреками.

– Когда начало концерта, чертов кот Базилио?

– Через полчаса.

– Посмотри на меня, я могу выступать через полчаса в таком состоянии?

– Не можешь. Ни через полчаса, ни позже.

– Тогда мы немедленно выезжаем на место выступления! Там разберемся!

Они прибыли на двух машинах в кафе, где Сашу уже дожидалась публика. Опухшая от слез и пытки удушьем, Александрина не была похожа на артистку даже самого погорелого театра. Принимающая сторона смотрела на нее с плохо скрываемым разочарованием.

– Где тут у вас можно переодеться и привести физиономию в концертную готовность? – спросила гастролерка у хозяйки кафе.

– В туалете, – ответила женщина и, глядя в Сашины звереющие глаза, испуганно добавила, – там работает кондиционер.

Трубадурке ничего не оставалось как отправляться в туалет вместе с гитарой и чемоданом.

Через 15 минут Мышкин вышел на подмостки и объявил:

– Дорогие друзья! Я приглашаю на эту сцену Александрину!

Саша явилась из туалета, словно из-за кулис, с гитарой наперевес, улыбкой на устах и красным плащом на плечах. Она подошла к микрофону, взмахнула цыганской вырвиглазной юбкой и сказала:

– Мы, трубадуры, как цыгане, привычны ко всему. Ночуем в кибитках, кочуем на верблюдах по пустыням, переодеваемся на жарком ветру, настраиваем гитары в сортирах, а потом поем для вас, не приходя в сознание.

И Александрина запела. Из первого ряда на нее смотрели четыре изумленных глаза. Лева и Виталий пытались идентифицировать рыдающую в безысходной истерике Сашу с этой сверкающей зеленющими очами чавелой из цыганского табора.

В антракте Виталий подошел к трубадурке и протянул ей на ладони огромную ярко-красную клубничину.

– А чего вы так смотрели на меня? Я что, очень изменилась за мгновения, проведенные в грим-уборной?

– Не то слово! Я не мог понять, кто стоит у микрофона. Другие глаза, другой овал лица, другой тембр голоса. Просто фантастика! Даже ямочки на щеках появились! Как вам это удалось?

– У меня есть один любимый тост. Тостующий рассказывает долгую анекдотическую историю об Артисте. Заканчивается тост словами: так выпьем же за великую силу искусства перевоплощения!

После окончания концерта Саша опять воплотилась в саму себя и с едва сдерживаемой яростью посматривала на расслабленного Мышкина. Пронзенный ее взглядом, Лева стал срочно договариваться о ночлеге с ветродуем. Нашлась добрая душа, пожелавшая предоставить свой просторный дом в качестве комфортабельной кибитки для трубадурки. Добрая душа посадила Сашу рядом с собой в лимузин, следом заколесил Мышкин на многострадальной тойоте. Это было почти перемирие.

Когда Анчарова ночью позвонила в Киев родным и с холерическими модуляциями в голосе рассказала о подвигах, о доблестях, о славе, ее муж попросил передать трубку Мышкину.

– Лева, как ты мог?! – кратко спросил муж.

– Да я просто не успел закачать фреон. Зато концерт получился классный! Но Саша хочет немедленно улететь из Сан-Франциско в Нью-Йорк, и я не знаю, как уговорить ее не прерывать гастроли.

– А ты покажи ей природу, повози по экзотическим дорогам, и она успокоится.

Рекомендации по укрощению строптивой гастролерки оказались верными. Муж, конечно же, знал, что одна из ее заветных мечт – ехать куда глаза глядят на автомобиле по красивым местам как можно дальше. Правда, под красивыми местами Саша подразумевала франкоитальянские ландшафты. Но своенравная судьба подбросила ей вместо Европы Америку, а в качестве спутника вместо питерского Волкова – калифорнийского Мышкина. Ну что ж, против Достоевского не попрешь! И Саша, доведенная до надрывного состояния Настасьи Филипповны, вынуждена была смириться со своей инфернальной участью.

Наутро Лева направился на поиски фреона. Добрая душа свозила Анчарову искупаться в озере. К обеду вернулся довольный Мышкин и доложил, что процесс закачки состоится завтра.

– А на сегодняшний концерт в Рино мы поедем на лимузине, который нам одолжит Добрая душа.

– Лева – это (trouble maker, – мягко сказала Добрая душа. – Когда он мне позвонил впервые, я никак не могла прервать его возбужденный монолог. Часа через три ко мне вернулся дар речи и я сказала: «Лева, мне плохо! Можно я пойду лягу?» Вообще-то он всегда хочет как лучше, но за ним нужен глаз да глаз.

«На мою голову только траблмейкера не хватало!» – подумала Саша, переведшая это многозначное выражение на русский буквально: «производитель бед».

В общем, в городок Рино, расположенный в глубине пустыни в штате Невада и известный своим казиношным досугом, Саша и Лева прибыли за полчаса до начала концерта. Высунув нос из лимузина в раскаленную атмосферу Рино, Анчарова мысленно поклонилась Доброй душе, без участия которой она давала бы сегодняшний концерт, в лучшем случае, на госпитальной койке. Ситуация упрощалась тем, что риновское выступление по замыслу Мышкина разделялось на две принципиально разные части. В одной части трубадурка должна была петь, в другой – показывать кино. Дело в том, что в этом кино главной героиней была сама Саша. Пару лет назад в поезде «Ладога», двигавшемся из Киева в Санкт-Петербург, она рассказала подруге Арине историю своего авантюрного романа с джазменом Волковым. И Арина написала сценарий «Из логова змиева», по которому и было снято кино.

– Понимаешь, тут одна неувязочка оказалась. Публике обещали фильм о знакомствах по интернету. Но я уже все уладил и предупредил, что наше кино о любви реальной, а не виртуальной, – ошарашил Сашу перед началом показа Мышкин.

Часть публики после его сообщения рассосалась, но оставшиеся ринчане досмотрели фильм до конца. Некоторые из зрителей посчитали нужным поделиться впечатлениями с виновницей торжества:

– Знаете, вы в жизни выглядите гораздо лучше, чем в кино. Играете-то вы нормально. Но кто вас так ужасно снял? И что это за мужик в белых носках и сандалиях, который швыряет вас на кровать в жутко обшарпанной гостинице? Да еще сидит, полуголый, с таким видом, будто он – пахан из «Джентльменов удачи». Не кино про любовь, а какой-то триллер!

– Вообще-то в фильме снималась моя подруга Арина. Мы с ней очень похожи. Она в жизни тоже выглядит получше. А мужик – хирург по профессии. В его планы совершенно не входило играть знаменитого джазмена. Но продюсер и режиссер его уговорили. Так что получилось то, что получилось.

Саша, конечно же, расстроилась. И Мышкин пытался ее утешить, но, по своему обыкновению, весьма своеобразно.

– Это еще что! Вот я послал в Атланту диск с твоим фильмом. Мне ответили, что такое приличным людям показывать нельзя.

– Н-да? Каким-таким приличным людям? Значит, так. У меня один концерт в Атланте? Ты сегодня же туда позвонишь и скажешь, что я заболела. Тем более, это почти чистая правда.

– Но там уже проданы все билеты!

– А это твои проблемы. За оставшуюся неделю деньги за билеты приличные люди должны вернуть зрителям. Я вообще собиралась прекратить гастроли! Скажи спасибо, что я отказываюсь только от Атланты. Ты в курсе, что там сейчас даже местные жители подыхают от гиперафриканской жары? И ты хочешь, чтобы я ошивалась в этом пекле целых пять дней ради одного-единственного выступления? Ни за что! Я остаюсь в северной Калифорнии. После Атланты у меня по графику концерт в Сент-Луисе? Вот на него и меняй билет, пока я не передумала и не улетела к чертовой матери в Нью-Йорк.

Мышкин понял, что спорить с Сашей бесполезно и небезопасно. И решил, пока не поздно, свозить ее на природу. На следующий день по дороге на новое место ночлега они посетили озеро Тахо. Анчарова была умиротворена. Этому способствовала не столько красота необъятной водной глади, сколько закачанный в Левину тойоту фреон.

* * *

А потом был концерт в Сан-Франциско. Накануне Саше позвонил Иосиф и сказал приглашенной:

– Сашенька, мы с Раей будем срочно отправлять тебя домой, раз график гастролей тебя не устраивает.

– А мы с Левой уже решили эту проблему. Я пока домой не собираюсь, и из гастрольного графика у меня выпадает только один город.

– Правда? Ну, слава Богу. Мы с Раей приедем сегодня на концерт, но немного опоздаем.

Они действительно приехали. Правда, через десять минут Раиса демонстративно вышла из зала. Видимо, по телевизору в это время показывали что-то очень неотложное, и почти все первое отделение концерта она провела у голубого экрана. В перерыве Иосиф напевал Саше о своей негасимой любви и вдруг вспомнил, что вынужден срочно откланяться, поскольку завтра супруге рано вставать на работу. И они отбыли. Больше приглашенная их не видела. Правда, Иосиф вручил Анчаровой тайком от Раи трогательный прощальный подарок: мужской ридикюль.

– Я приготовил тебе сюрприз! Он внутри подарка! – многозначительно подмигнул убегающий благодетель.

В закромах ридикюля заинтригованная гастролерка обнаружила ручку (для детей, познающих букварь) и кусачки для мужских ногтей. На ручке и кусачках не была зачеркнута цена: 1 (один) доллар. Саша с грустью подумала, что 15-летнее заточение в кругу Раи необратимо подействовало на представления Иосифа о прекрасном. Анчаровой стало настолько жаль друга, что после окончания концерта приглашенная за рюмкой чаю обратилась к сотрапезникам: