– Ты чего с вещами?

– С квартиры выгнали.

– Понятно. Ну, давай заходи.

Я помогла девушке занести вещи. Футляр с машинкой буквально оттянул мне руку, и это за те тридцать секунд, что я его тащила.

– Слушай, а как же ты все это несла?

– Молча, – огрызнулась Ника, с завистью разглядывая нашу скудно меблированную жилплощадь.

– Даже не смотри. – Я решила поставить все точки над всеми гласными сразу. – Это не моя квартира, а моего мужика. И я ему даже еще не жена, помнишь?

– Я и не напрашиваюсь, – буркнула Ника.

– Ладно, не обижайся. Пошли чай пить и ужинать. И расскажи мне, что случилось-то?

История была грустная, но, насколько я понимаю, типичная. Ника родом из Подмосковья. Так называемый город-спутник был не далек, но в двухкомнатной квартире помимо Ники теснились мать с отчимом и бабка с дедом. Когда девушка поступила в институт, ей дали койку в общежитии, но существовать там оказалось неожиданно тяжело.

– Я не пью, не курю, – рассказывала Ника, с подозрением разглядывая пельмени, которые я посыпала укропом в надежде улучшить их вкус. – А девочки там отрываются по полной. Да еще ребят водят. Но это бы все ладно – так таскают все, что можно.

– В смысле? – Я осторожно попробовала пельмень. М-да. Надо было брать те пельмени, к которым привыкла, так нет, экспериментов захотелось. А может, их кетчупом?

– В смысле воруют, – вздохнула Ника. – Я всегда шила. Куклам, маме, подружкам. И привезла с собой деньги, которые мама и бабушка мне подарили. Купила хорошую машинку, на дерьме нормальную вещь не сошьешь, сейчас такие ткани текучие... так не поверишь – чуть не сперли на второй же день. Я так орала, сказала, что убью этих дур, если кто тронет машинку. Они пальцем у виска покрутили, но вроде отстали. А потом... Я заказы брала на шитье. Так у меня два раза ткань воровали. Чтобы вернуть – надо заплатить свои деньги. Ну, я стала снимать комнату. – Она отодвинула тарелку. – Можно мне чаю? Я вообще-то мясо не очень...

Я налила девушке чаю, нашла в холодильнике яблоко, а в шкафу печенье. Ника радостно закивала и захрустела яблоком.

– С комнатой мне повезло, – продолжала она. – Бабулька сдавала, такая добрая. Она почти слепая была, ну я и помогала ей. Баба Надя мне и деньги свои доверяла, чтобы я в магазин сходила, и плату-то брала мизерную. Ты, говорит, помогай мне, а денег-то на еду хватает. Ну, я и помогала: квартиру убирала, в магазин ходила, читала ей иногда. А на прошлой неделе она померла... – Ника захлюпала носом. – Я утром в ателье убежала, думала, она спит еще. А пришла – смотрю, завтрак не тронут и не отзывается она. Зашла в комнату, а она уж холодная совсем. – Теперь девчонка ревела в голос.

Я налила ей еще чаю и ждала, пока она успокоится. Немного отдышавшись, Ника закончила свою печальную повесть:

– А потом пришли ее родственники и сказали, чтобы я убиралась. Я говорю – мне некуда, а они – а нам насрать. Прихожу сегодня в обед, а вещи мои на лестнице. И еще машинку отдавать не хотели, гады! Больно дорогая, говорят, не твоя! Прикинь, я у бабы Нади два года жила и ни одного родственника в глаза не видела. А как она померла – тут как тут, словно воронье слетелись. Баба такая толстая и мужик, тоже с пузом, как медведь такой, косолапый. Как они на меня орали!.. Ну, я сказала, что милицию вызову и скажу, что они меня ограбили, потому что у меня чек есть и паспорт технический на машинку. Тогда отдали.

– М-да, не сладко. Значит, в общагу ты не хочешь?

– Нет. У меня денег на комнату хватит, но вот так сразу ее не найти.

– Ну, давай хоть начнем.

Когда пришел Дим, мы плотно сидели в Интернете и искали Нике комнату. Пока муж ел, я кратко изложила ему историю злоключений девушки, и он сочувственно покачал головой.

Как это ни смешно, самым подходящим вариантом оказалась комната у Марии Алексеевны. Я сразу узнала стиль объявления, да и адрес был знаком. Ника уцепилась за этот вариант, и я пересказала ей свою историю. Но Ника только посмеялась и решила позвонить хозяйке.

– Мужика у меня нет, – сказала она легко. – Так что с этой стороны проблем не будет. Сошью что-нибудь хозяйке задешево, вот и поладим.

Мы договорились, что она поедет смотреть комнату прямо сейчас, взяв самое необходимое. Если все сладится, то там же переночует, а с утра – до работы – Дим привезет ей вещи и швейную машинку. Я даже слышать не хотела, что девушка сама потащит такую тяжесть. Дим особо не возражал, спросил только, не хватит ли квартирную хозяйку удар, если она его увидит.

– Капюшон накинешь и не выступай – она и не узнает, – ответила я.

Ну вот, вроде у Ники все нормально. Вчера утром Дим отвез ей вещи, она позвонила и рассказала, что все в квартире прямо так, как я говорила: и двери с бумажками, и молодой человек, который работает флористом. Еще в той комнате, где было такое большое окно и куда я, помнится, пыталась вселиться, живут две женщины средних лет с Украины. А массажистка вышла замуж, и Ника получила ее комнату.


Черт, да что же это такое? Только было я успокоилась, что все хорошо, что Ника пристроена, как опять все пошло вкривь и вкось! Платье она скроила, только вот где его шить? Вчера поздно вечером раздался звонок. Я красила ногти, а Дим сидел в Интернете. Телефон звонил, но я решительно делала вид, что не слышу. Тогда он встал и, ворча, как старый пень, снял-таки трубку. Пару минут послушал, потом сунул телефон мне со словами:

– Это твоя портниха, что-то у нее опять стряслось, – и сел напротив, выжидательно глядя на меня.

Вот почему сам не может послушать, а? Можно подумать, моя портниха по-китайски разговаривает! Я схватила трубку, стараясь не порушить сложный двуцветный маникюр, который так аккуратно нарисовала уже на трех ногтях, и рявкнула:

– Да?

– Ой, Танечка. – Голосок в трубке был едва слышен, его заглушал какой-то шум. – Танечка, выручай.

– Что случилось?

– Там этот, капитан, он пьяный в ж...у и ломится ко мне...

– Какой капитан?

– Хозяйкин племянник. Он вчера приходил, спрашивал меня, кто я, откуда. Ну, несло от него перегаром, но так он ничего вроде был. А сегодня пришел никакой и ко мне в комнату ломится... Я заперлась, а хозяйка гудит под дверью – от тебя, мол, не убудет, человек пообщаться хочет. А я бою-юсь! Я не хочу!

– Сейчас приеду. – Я швырнула трубку и побежала в прихожую, где была поймана мужем.

– Куда?

– К Нике! Там этот, племянник, который крыша ментовская, в дверь к ней ломится. Изнасилует еще, я себе потом никогда не прощу.

– Очнись – мы в Алтуфьево, а она на Таганке! Пока ты доедешь, он ее успеет съесть целиком.

– Пусти! Все равно поеду.

– Подожди меня.

Пока мы бежали к метро, Дим набрал номер Мишани. Тот живет на Земляном Валу, и ему до Таганки оказалось ближе всех. Мишаня был краток и сказал, что уже идет.

– Он один не справится, – забеспокоилась я.

– Справится. Ты его не знаешь. Мишаня – самбист. У него даже титул какой-то есть. Это он с виду флегма такая, а вообще-то и убить может.

– А Ника? Она же его не знает! Испугается только хуже.

– Звони ей.

Но Нике мы не дозвонились до тех пор, пока не вывалились из метро на Таганке.

Мишаня сам позвонил Диму и сказал, что девушку он от пьяного племянника спас и они сидят в кафешке, ждут нас. Мы довольно быстро нашли нужное заведение, а в нем – невозмутимого Мишаню и зареванную Нику с неизбежной сумкой в руках.

– Ну ты как? – с тревогой спросила я.

– Ничего. – Губы ее опять дрожали. – Вот Миша пришел и спас меня. Он сказал, что ты его послала, и я сразу перестала бояться.

– Да ладно... – скромно буркнул Миша. – Этот мент лыка не вязал. Я его в ванну головой сунул, подержал маленько. Потом объяснил, что хоть он и мент, но башку ему – или что другое – можно оторвать так же, как любому другому. Потом подождал, пока девушка соберется, и мы пришли сюда.

– Я завтра вещи заберу, – прошептала Ника.

– И куда пойдешь?

– Найду что-нибудь.

– Ясно. – Я вздохнула. – Пьем кофе и едем к нам.

На следующее утро мы оставили Нику дома, взяв с нее клятвенное обещание, что она не поедет одна за вещами. Дим и Мишаня пообещали, что вечером после работы съездят с ней вместе. День Нике предстояло провести в Сети, подыскивая очередной вариант места жительства.

На работу я приползла никакая. Накануне мы довольно долго сидели в кафешке. Потом я сообразила, что спать-то у нас не на чем: сами на надувном матрасе, да и вся остальная жизнь, как у японцев, на полу. Стулья только на кухне, ни дивана, ни кресла нет. Мишаня хмыкнул и предложил спальный мешок. За неимением лучшего мы согласились и поехали к нему за мешком. Потом вернулись домой, опять пили чай, укладывались. Короче, легли часа в три. Утром, в спешке собираясь на работу, я углядела свои три покрашенные ногтя и быстро стерла все ацетоном. На работе, само собой, ползала как муха сонная.

– Ты чего? – обиженно спросил Ежик, когда я поставила перед ним холодные блинчики. Вот балда – разморозила, а погреть забыла.

– Прости, Ежичек, сейчас будут горячие.

Пока блинчики крутились в микроволновке, я рассказывала Ежику о моих вчерашних злоключениях. Вернее, злоключения-то у Ники, а я, слава богу, в норме. Вот только когда девчонка мне платье шить будет? Ежик дождался блинчиков и, жуя, облизывая пальцы, спросил:

– И где она теперь будет жить?

– Пока не знаю. Должна за сегодня что-нибудь найти.

– А давай ее к нам поселим. Ты сказала, что она готовила той бабушке. И убирала. Может, она и у нас будет?

– У кого это? В офисе, что ли? Тебе надоели блинчики?

– Нет. – Он на всякий случай поближе придвинул к себе тарелку. – Блинчики вкусные. Я про мой дом.

Видя, что я не понимаю, он вздохнул и неохотно принялся объяснять. Из его путаной речи сложилась такая картина. Живет Ежик с мамой. Мама художница. (Это я уже знала из разговора с Борей.) Большую часть дня мама проводит на чердаке, который над квартирой, – там у нее мастерская. Иногда она и ночью там остается. А квартира у них трехкомнатная. Одна комната Ежика, другая мамы и третья, где просто вещи, потому что она им не нужна. И вообще, вещей много, и они путаются под ногами, и мама ужасно раздражается, что их надо все время убирать. И в магазин она не любит ходить. Может, эта девушка могла бы готовить и разгребать вещи? «А денег нам не надо, – добавил Ежик серьезно, – я хорошо зарабатываю».