Я представилась и поблагодарила за то, что она уделила мне время.

— Только немного времени. Я уже говорила этой латиноамериканке. Я очень занята.

— Да, понимаю. Я очень ценю ваше согласие.

— Эта женщина говорила, что вы хотите прилететь сюда. Скажите ей «нет»! Напрасная трата времени и денег. Телефонный разговор — меньшее из двух зол, полагаю. Скажите, почему вы решили писать о Кэтрин? Надо думать, из-за ее второго богатого мужа.

Я подозревала, что, если не раскрою карты, миссис Литлфилд сама проведет все интервью, задавая вопросы и сама на них отвечая. Интересно, что Касси она называла Кэтрин. В том, что она единственную дочь назвала своим именем, было что-то патологическое.

— Я пишу о невероятном успехе вашей дочери, — вступила я. — За последние годы многое изменилось, но, миссис Литлфилд, ваша дочь по-прежнему поистине купается в успехе.

— Я никогда не читаю ее журналы, — последовал ответ. — Не хочу терять на это время.

Я начала объяснять ей свой статус, но вскоре поняла, что от этого мало пользы — я теряю ее драгоценное время!

— Ну что ж, приступим? Должна предупредить вас, миссис Литлфилд, что я собираюсь записывать наш разговор на диктофон, чтобы потом быть абсолютно уверенной, что я правильно вас цитирую.

Она фыркнула.

Ее надо как-то расположить к себе.

— Миссис Литлфилд, Касси рассказывала, какое огромное влияние вы оказали на ее жизнь. Вы содержали всю семью, воспитывали ее, помогли поступить в колледж…

— А она сказала вам, что ее отец пьяница и бездельник? И что первое, что она сделала, уйдя из дома, — нашла себе точно такого же?

— Ну не совсем так, — вставила я.

В голосе миссис Литлфилд, к моему удивлению, появился сарказм.

— Уверена, она вам этого не говорила. — Она захихикала. — Кэтрин всегда давала слабину, когда дело касалось мужчин, и всегда их оправдывала.

Да, разговор принимает интересный оборот, и я стала делать пометки в блокноте.

Я попросила ее рассказать о детстве Касси, и, когда она начала, мне стало больно ее слушать. Эта женщина гордилась своей дочерью, но завидовала ее успеху и популярности. Я представила, как эта женщина надменно вела себя по отношению к своему единственному ребенку, как постоянно третировала и унижала Касси, пытаясь свести на нет то внимание, которым пользовалась красавица Касси. (Будь она моей матерью, убила бы ее.)

Интересно, что во время беседы миссис Литлфилд не обмолвилась ни единым словом о том, что Чи-Чи сказала утром: миссис Литлфилд всегда отказывалась приезжать в Ист, даже на короткое время, и Касси сама навещала ее; построила ей дом; постоянно посылает ей деньги с того самого дня, как достигла успеха в работе двадцать лет назад. Миссис Литлфилд не проговорилась также, что два года назад подверглась аресту за попытку сбить машиной своего соседа.

Но миссис Литлфилд сочла нужным поделиться с национальной прессой следующим фактом:

— Полагаю, Кэтрин не рассказывала вам, что я зачала ее еще до того, как вышла замуж.

О Господи, бедная Касси.

— Гм… нет, — сказала я.

— Он обольстил меня на танцах, и не успела я опомниться… Короче, я осталась с ребенком, которого не хотела, и с мужем-пьяницей, которого я тоже не хотела.

Она рассказала, как много работала, как ей трудно было сохранять приличия с мужем, как тяжело было воспитывать Касси и «следить за ней ястребом, чтобы она не пошла дорогой своего отца».

«Вот это мать», — подумала я.

Самое худшее интервью в моей жизни. Я возненавидела эту женщину; мне не хочется ее слушать; мне не хочется ее цитировать. Но ведь это моя работа. Собрать как можно больше информации, чтобы дать портрет Касси.

В итоге я сочла интервью весьма полезным. Только бы не сорваться и не накричать на эту ведьму.

— Скажите им, чтобы они использовали фотографию времен моей юности, — заявила она внезапно. — Кэтрин знает какую. Если напечатаете другую, я подам на вас в суд. Клянусь, я это сделаю. Вы не посмеете публиковать мои фотографии без моего ведома и разрешения.

— Наверняка вы очень интересная женщина, миссис Литлфилд.

— Видели бы вы меня раньше. Я была самой красивой девушкой в округе, каждый вам это подтвердит. От поклонников не было отбоя.

— Меня это не удивляет.

— Мне повезло с матерью, — сказала она. — У меня не было сквозняка в голове, не то что у некоторых.

— Считаете, у вашей дочери был? — не удержалась я от вопроса.

— У Кэтрин? Она словно лиса-плутовка: вечно что-то вынюхивает, сует нос не в свои дела.

Я перевела разговор на ее внука Генри.

— Она назвала его в честь отца, можете представить себе такое? Нам повезло, что он не с рюмкой в руке родился. Нет, вы представляете?

Я промолчала. Мы поговорили еще немного, и я рассыпалась в благодарностях.

— Запомните: Кэтрин знает фотографию, которую вы можете использовать!

Я повесила трубку.

— О Господи! — сказала я Скотти.

Я стала собирать вещи для поездки в Нью-Йорк, когда позвонила мать и сказала, что по своим каналам нашла для меня дешевый номер.

— Я прощена за воскресенье? — спросила она.

— Конечно, — ответила я, подумав, что бы она сказала, узнай о сцене, которая произошла в тот же день в моем доме со Спенсером и Дагом. Мое внимание отвлек сигнал факса, и я пошла посмотреть, какое сообщение поступило. Факс от Бадди Д'Амико. Я сказала матери, что завезу к ней Скотти, и положила трубку.


«Салли!

Прочитай это и позвони мне. Хорошо?

Бадди».

Я вынула лист бумаги. Копия полицейского отчета, датированная днем гибели моего отца. Всего несколько строк, написанных от руки:


«Запись произведена в 9.02 вечера. Во время наводнения обрушилась стена гимнастического зала средней школы Каслфорда. Под обломками обнаружено тело Доджа Харрингтона. Установлен летальный исход. Подтверждено офицерами Смитом и Кальве. Тело забрала „скорая“ Сандерсона. Вернувшись в участок, доложили начальнику. Он сообщил семье. Приступили к дальнейшему патрулированию. Наводнение продолжается».

На следующей странице доклад следователя-коронера:


«Уилбур Кеннет Харрингтон умер от черепно-мозговой травмы во время обрушения части здания».

Я позвонила Бадди, и он сразу подошел к телефону.

— Спасибо, — сказала я. — Не слишком много, не так ли?

— Не слишком, — согласился он. — Я ходил в муниципалитет. У них тоже мало сведений. Один из парней сказал, что во время наводнения было разрушено столько строений, а урон столь велик, что у них времени для писанины просто не было.

— Да. Ну спасибо.

— Я дам тебе знать, если раскопаю что-нибудь еще.

— Спасибо, Бад.

Я вложила бумаги в портфель, чтобы захватить с собой в Нью-Йорк. Странно. Не знаю почему, но захотелось взять их с собой.

* * *

Это ведь мой отец. Откровенно говоря, раньше мне не хватало мужества расспросить подробнее о его смерти.

Я приехала к матери и прошла на кухню. Налив Скотти воды, поставила его миску рядом с миской Абигейл.

— Мама, почему ты не подала в суд на муниципалитет, когда погиб отец?

— Что ты такое говоришь, Салли? — сказала она, явно ошеломленная. — Скажи мне, почему я должна была подать на них в суд?

— Потому что городское здание обрушилось на папу и убило его!

— Твой отец его проектировал, — тихо сказала она, снимая резиновые перчатки.

— Хочешь сказать, что здание обрушилось потому, что проектировал его отец?

— Конечно, нет! Но город не несет ответственности за стихийное бедствие. Почему, Господи, я должна подавать на них в суд, коль в том нет их вины?

Что касается матери, то разговор на этом закончился, но я все же не могла не думать, насколько бы легче нам жилось, если бы она получила хоть какие-то деньги после трагического случая с моим отцом.

Интересно, вспоминала ли мать об этом, водя нас с Робом в школу после ее восстановления? Все следы разрушения были давно устранены, но каждый раз она подразумевала, что мы с Робом можем смотреть на стену, под которой наш отец испустил последний вздох. Именно поэтому первое время она водила нас в классы, взяв за руки.

Бедная мама. В ее глазах я видела боль.

— Думаю, ты права. — Я подошла к ней. — Спасибо за то, что берешь к себе Скотти. И за то, что заказала мне номер.

— Я люблю тебя. — Она крепко обняла меня.

— Я тоже люблю тебя.

Отстранившись, она заглянула мне в глаза. Затем, покачав головой, засмеялась и отпустила меня.

— Поезжай. Отправляйся на свидание со своим кавалером.

Я хотела возразить, но она опередила меня:

— Даже не пытайся, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Развлекайся. Делу время — потехе час.

Когда я села в машину, мать распахнула дверцу:

— И не забывай о работе!


Мой новый гостиничный номер располагался в одной из гостиниц на Коламбус-Серкл. Распаковав вещи, я позвонила в офис Спенсера. Секретарша сказала, что он на месте, но у него совещание.

— Пожалуйста, оставьте свой номер, и он перезвонит вам. Он ждал вашего звонка.

Я оставила свой номер и стала готовить материалы к завтрашнему интервью. Спенсер позвонил час спустя, и мы условились, где встретиться, чтобы вместе пообедать. Я засуетилась, довольная собой. В половине седьмого, подкрасившись и причесав волосы, уже спешила на свидание к итальянскому ресторанчику. Я стояла у входа, просматривая газету, когда подъехал Спенсер.