Лаура Ван Вормер

Публичное разоблачение

Посвящается Крису

Часть первая

КОННЕКТИКУТ

Глава 1

Я репортер газеты «Геральд американ» в Каслфорде, постоянно спорю с нашим редактором из-за сумасшедшего Пита Сабатино и его крамольных идей, которые он неустанно мне подкидывает.

— Ты видела детей на упаковках из-под молока? — шепотом спросил Пит, низко ко мне наклоняясь.

— Ты об исчезнувших детях?

— Да, — с серьезным видом подтвердил он. — Их похитили масоны.

У Пита есть пунктик — будто бы Джордж Буш-старший и шестеро других масонов тайно правят миром. Должна признать, его идея фикс не пугает меня, на что он рассчитывает, потому что сама я принадлежу к белым англосаксонским протестантам, которые с давних пор поддерживали республиканцев Новой Англии. (Хотя следует заметить, мой выбор шел вразрез с рутинным мнением моих далеких предков).

— Масоны похищают детей для генетических опытов, — продолжил Пит. — Помнишь, я рассказывал тебе о том месте?

— На Лонг-Айленде близ Брукхейвенской национальной лаборатории, — терпеливо ответила я, — где, как ты говоришь, мы сбили пассажирский самолет, потому что нас обстрелял чужой корабль, вошедший в наши внутренние территориальные воды.

— Совершенно верно. Именно туда они и отвозят детей.

Когда я промолчала, он постарался убедить меня:

— Салли, я читал об этом и разговаривал с людьми. У меня есть доказательства. Я знаю. Знаю.

Сумасшедший Пит не всегда был таким. Мой сосед, который в детстве посещал уроки фортепиано у миссис Фотергилл сразу же после Пита, говорит, что случилось это с Питом в шестнадцать лет, и он начал отказываться играть что-либо другое, кроме «Темы Тары» из «Унесенных ветром», которую играл беспрестанно. Тогда люди стали подозревать, что он свихнулся. В восемнадцать он на целых три недели покинул родные пенаты, чтобы поступить в университет Коннектикута, а затем вернулся в родимый дом, где и живет по сию пору. Он способный малый и свою ненасытную любознательность удовлетворяет, заведя досье о тайных подпольных организациях и новом миропорядке, собирая и выписывая серии книг, памфлетов и видеокассет, которые заказывает из Техаса и Калифорнии. Пит также смотрит все телепрограммы, которые только можно поймать с помощью огромной спутниковой тарелки, установленной на крыше отцовского дома, и слушает все радиопередачи, которые ловит сорокафутовая радиоантенна, также установленная на крыше отцовского дома.

Если мне тридцать, Питу должно быть около сорока. Мать его уже умерла, а отец, строительный рабочий на пенсии, жив. Он, кажется, не видит в своем сыне избавителя земли от Джорджа Буша со товарищи. Пит занят в библиотеке неполный рабочий день и переносит исторические документы на микрофиши, и все находят, что он вполне сносный малый, достаточно аккуратный и неглупый. Если бы не его странные разговоры. (Теории о тайных заговорах, существующих в недрах республиканской партии, можно сказать, в духе Каслфорда, так как простой люд в подавляющем большинстве за демократов.) Удивляет странноватая привычка Пита пропадать после работы в зале для заседаний библиотеки, чтобы играть — что же еще? — на пианино «Тему Тары» с большим чувством и выработанным годами мастерством; откровенно говоря, у людей от его исполнения мурашки по коже бегают.

— Какого рода генетические опыты эта организация проводит над детьми? — спросила я Пита, задержав ручку над бумагой.

— Они все еще пытаются улучшить нашу расу, чтобы мы перестали разрушать планету.

Из-за угла появился мой редактор Алфред Ройс-младший. Алу шестьдесят один, а он все еще «младший», потому что его отец достаточно крепок в свои девяносто. А раз его отец владелец газеты, Ал только руководит ею, хотя общественное мнение часто склоняется к тому, что за это надо его линчевать. Того же мнения и его сестра Марта, которая недавно отстранена от дел за предательство.

— Привет, Пит, как поживаешь? — спросил Ал.

В ответ Пит лишь мрачно кивнул.

— Как тут наша звезда Салли Харрингтон справляется с делами?

— Она-то умница, Ал, а вот ты ее печатаешь очень редко.

— Когда все факты будут подтверждены, когда у нас будут все доказательства, тогда и будет все напечатано, — парировал Алфред. Так он говорил все три года моей работы в газете.

— Послушай, Пит, скажи, пожалуйста, что у тебя есть по Дадлитауну?

Я посмотрела на своего босса. Дадлитаун — руины поселения общины на вершине горы, расположенной между Корнуоллом и Литчфилдом на северо-западе Коннектикута. Эта община была основана семейством Дадли в тысяча семисотых годах, а к тысяча девятисотым община таинственно прекратила свое существование. По поводу смерти людей ходили жуткие слухи. Местность заросла, конечно, и там завелись якобы приведения и духи, которые не позволяют нарушать границы собственных владений. Время от времени в газете разгоралась дискуссия. Людей старались убедить, что все это выдумки и даже местности такой нет в природе, тем самым подогревая интерес читателей.

— Ах да, Дадлитаун, — с серьезным видом подхватил Пит. — Именно там проводились генетические эксперименты, которые не сработали. Вы знаете, что мы… человечество… делаем уже четвертую попытку. Из первых трех ничего не получилось. Мы появились в результате эволюции тридцати двух видов, произошедших от обезьяны.

— Так оно, по-твоему, действительно обитаемо? — спросил Ал, проигнорировав его лекцию.

— Вы же знаете, что масоны не хотят, чтобы кто-нибудь туда добрался, — ответил Пит. — Они пытаются представить дело так, будто Дадлитаун никогда не существовал.

— Почему? — спросила я.

— Потому что там сохранились свидетельства его существования. Масоны убивают каждого, кто мешает им усовершенствовать расу — ту, что будет господствовать над миром.

— Этого для меня вполне достаточно, — заключил Алфред. — Салли, я хочу, чтобы вы с Девоном поехали в Дадлитаун и выяснили, что же там происходит. И сделайте побольше фотографий.

— Когда? — уставилась я на него.

— Почему бы не сегодня?

— Потому, — ответила я, — что я в костюме и на каблуках и собираюсь на особое заседание городского совета по вопросу инвестиций в строительство проектируемой деловой части города.

— Не волнуйся, я пошлю туда Мишел, — сказал он.

Мишел — студентка медицинского колледжа, которая никогда не осмелится возражать Алу и пойдет на любое задание, лишь бы платили. (Будет справедливым заметить, что наши сотрудники действительно хороши в деле освещения новостей нашего города с его двухтысячным населением, если, конечно, дело не касается сомнительных и скабрезных историй, связанных с братьями Ала из Дартмута или кого-нибудь из членов исполнительного комитета гольф-клуба Каслфорда).

— Ну, если вы посылаете туда нашего лучшего репортера, как я могу возражать? — Я повернулась к Питу. — Тебе следует поехать с нами в Дадлитаун, и мы сможем заснять свидетельства их присутствия.

— Господи! — Пита охватил ужас. — Да они же меня сразу схватят. Я не могу там появляться.

— А что будет с нами? — спросила я, глядя на босса. — Кто защитит нас?

— Вам они ничего не сделают, — заверил меня Пит. — Они от вас не претерпели пока и уверены, что вы ничего не знаете.

— Не знаем чего? — спросила я.

— Что они убили твоего отца, — ответил сумасшедший Пит.

Глава 2

Не слова сумасшедшего Пита, которым я, впрочем, поверила — будто масоны убили моего отца, — но то, как они были сказаны, меня сразило.

Мне было девять, а брату пять, когда отец погиб при большом каслфордском наводнении. В числе горожан-добровольцев он спасал все, что можно было спасти, когда прорвало плотину и на моего отца, обследовавшего в это время новый гимнастический зал средней школы, обрушилась часть стены.

Отец мой был частным архитектором, которого в то время мало заботила собственная будущность, хотя и следовало бы. Тогда ему было всего тридцать четыре года, его бизнес шел в гору (люди говорили, что, выживи он во время наводнения, стал бы миллионером благодаря восстановлению города, которое затем последовало), он был здоров и силен, и мысли о смерти его не посещали. Моя мать — я в этом абсолютно уверена — не имела ни малейшего представления о существовании (или отсутствии) страховки. Всем занимался раньше отец. И мать вынуждена была вернуться к преподаванию в начальной школе, чтобы содержать семью. Родители моей матери помогали нам, когда могли, и сводить концы с концами едва-едва удавалось.

Мой отец родился и вырос в Каслфорде, городке в центральной части Коннектикута. Когда-то фермерская деревушка превратилась в городок, а когда в начале XIX века через него прошла железная дорога, стал индустриальным городом. Полное имя моего отца — Уилбур Кеннет Харрингтон, но все его звали Доджем, потому что он был восходящей звездой сначала средней школы Каслфорда, а затем Йельского университета в Нью-Хейвене. Давным-давно дела семьи моего отца шли необычайно хорошо, но мой дедушка, завзятый игрок и горький пьяница, просадил все семейные деньги. За пятнадцать лет ему удалось промотать состояние, веками нажитое моими предками, и за день до того, как шериф приехал оформить за неплатежи арест на недвижимость — поместье, дед счел лучшим решением проблемы пулю в лоб.

Каслфорд, который мой отец знал с младых ногтей, из всей Америки в конце тысяча девятьсот сороковых — начале пятидесятых годов был избран как одно из Лучших мест для издания национального новостного журнала. Хорошо оплачиваемая работа на фабриках, прекрасные школы, обширные земли, недорогое жилье, великолепные парки, озера и горы создали Каслфорду репутацию земного рая. Однако в восьмидесятых, когда я была ребенком, Каслфорд стали упоминать как жертву плохого городского планирования, превратившего его в индустриальный центр, который губит окружающую среду. Постепенно заводы и фабрики приходили в упадок — многие из них закрылись или перебазировались южнее, — рабочие районы пустели, превращались в трущобы, школы закрывались, рынок жилья сократился, по некогда красивым улицам с домами в викторианском стиле ветер носил пыль и мусор. Но пуще всего испытали унижение горожане, когда новая скоростная автострада далеко обогнула город.