— Ты меня поняла? Уволена! Ты все пропустила, и если бы не Джо, у нас в завтрашней газете вообще не было бы никакой статьи.

— Я знаю, кто убитый, — сказала я, зевая.

— Убийца — сумасшедший Пит Сабатино! — сказал Ройс. — И он снова сбежал.

Глава 12

Я пыталась припарковать машину за зданием «Геральд американ» — на моем месте стоял чей-то «линкольн», — когда зазвонил мобильный, и я, к своему удивлению, услышала, уже второй раз за день, голос Касси Кохран.

— Из того, что я узнала в своей редакции новостей, — сказала мне президент телевизионной сети, — следует, что сейчас не лучшее время для вашей работы над статьей для «Экспектейшнз».

— Почему? — спросила я, выходя из машины и запирая ее. — Что вы такого узнали?

— Что вы приютили у себя в доме человека, подозреваемого в убийстве; что вас кто-то преследовал на краденой машине весь ваш путь из Нью-Йорка домой и что убитый, найденный в Каслфорде, по всей вероятности, как-то связан с вашей семьей.

— Я потрясена, — ответила я.

— У нас свои источники, — скромно заявила она. — Если говорить серьезно, я звоню, чтобы узнать, нельзя ли отложить написание статьи до лучших времен. Я готова пойти на это, если и вы готовы. Мне не хочется никаких публикаций, за исключением разве что о презентации нашего журнала, а это будет только в сентябре. Имея больше времени, мы, возможно, найдем что-то более интересное, о чем вы сможете написать в своей статье.

— В самом деле? Вы это серьезно? — Я вошла в здание, показала охраннику свой пропуск и стала подниматься по лестнице.

— Абсолютно.

— Тогда позвольте мне переговорить с Верити, — ответила я, — потому что, возможно, вы правы. Для меня и вправду сейчас не лучшее время уезжать из Каслфорда. Хочу сказать, что меня ни в чем не подозревают или что-то другое…

Мне понравилось, как Касси Кохран рассмеялась. Ее смех был легким и дружелюбным.

— Вы уникальная особа. Обычно Верити для написания подобной статьи нанимает людей пожестче.

Я не удержалась и громко рассмеялась; мой смех эхом разнесся на лестнице. Я слышала множество историй о людях, работающих в «Экспектейшнз». Трусливым там не место. И должна признаться, мне стало любопытно, какую фотографию они поместят в журнале, представляя меня как новую журналистку. Завтракающую гвоздями? Или что-нибудь похуже?

— Согласуйте с Верити, — предложила Касси, — а потом и договоримся. Если, конечно, к этому времени не окажетесь в тюрьме. — Она снова рассмеялась.

— Я позвоню ей, миссис Кохран.

— Господи, я вот уже тридцать лет в этом бизнесе, и наверняка вы заметили, что мне удавалось сохранять хладнокровие перед прессой.

— За исключением, — сказала я, поднявшись на третий этаж, — той ночи, когда была найдена Джессика Райт.

— Вы уже это видели? — В ее голосе чувствовалось одобрение. А в это время в противоположном конце коридора появился Алфред Ройс-младший.

— Где, черт возьми, ты была?

— Ах и ох! — сказала Касси Кохран. — Поговорю с вами позже.

Я сложила телефон и прошла мимо Ала.

— Почему тебе не сидится на месте? — Меня так и подмывало сказать ему, как он охарактеризовал себя перед президентом «ДБС», которая все слышала. — Где ты была?

— Ал! — позвал чей-то голос из редакции новостей. — Мне удалось дозвониться до мэра!

— Я еще не закончил с тобой. — Ал ткнул в меня пальцем.

— Буду на месте, — сказала я.

Я подошла к телефону и позвонила Верити в «Экспектейшнз». Автоответчик сообщил, что ее сегодня уже не будет в офисе. Я набрала номер, который она дала мне утром, и она сняла трубку.

— Верити Роудз, — сказала она с заметным английским акцентом. В трубке слышался шум голосов.

— Верити, звонит Салли Харрингтон. Извините за беспокойство, но…

— Все нормально. В чем дело?

Я рассказала ей о предложении Касси Кохран отложить работу над статьей до лучших времен, о том, что я расследую убийство, о том, что Касси хочет подумать, как придать моей работе интересный аспект, и что обе мы думаем, что работу можно отложить на пару месяцев, если, конечно, Верити не возражает.

— Я возражаю, — сухо ответила Верити. — Или статья будет готова через пять недель, или ее вообще не будет.

— Хорошо. — Я опешила.

— Еще бы ей не хотеть, чтобы статья была отсрочена! — продолжила Верити. — Это только говорит о том, что она не хочет этой публикации, а потому, Салли, приступайте к работе. И чем скорее ее напишете, тем лучше. Я стою посреди зала, где проходит коктейль-пати, и, боюсь, не смогу продолжить наш разговор.

В трубке послышался смех. Вокруг Верити толпился народ.

— Хорошо. Спасибо, Верити. До свидания.

Я села за компьютер и приступила к работе, когда появился Ал.

— Я же тебе сказал, что ты уволена.

— До или после того, как скажу тебе имя убитого?

— Ты знаешь, кто он? — раздался женский голос, прежде чем в мою кабинку просунулось лицо Марты Ройс-Келлем.

Марта всего на год моложе Ала, но с хорошим лицом после пластической операции и стройная, в то время как Ал жутко растолстел. Она годами приставала к их отцу, чтобы тот назначил ее руководить газетой; ее сегодняшний статус члена правления на самом деле ничего не значит. Поэтому она в знак протеста стала вести колонку в конкурирующей газете «Хартфорд», но старик Ройс пригрозил ей, что вычеркнет ее из завещания, если она будет продолжать сотрудничать с другой газетой. Я догадалась, что сегодня состоится заседание членов правления, что объясняло наличие на нашей парковочной стоянке нескольких машин «континенталь».

— Не лезь не в свои дела, Марта! — зарычал Ал.

— Ты не можешь уволить ее сейчас, — сказала она.

— Я могу делать все, что захочу. Это моя газета!

— Это наша газета, — сказала она елейным голоском. Кроме того, ты не уволишь ее, потому что до сих пор влюблен в ее мать.

Я постаралась сдержать улыбку: Ал действительно был неравнодушен к моей матери.

— Я не только знаю, кто убитый, Ал, но еще обладаю информацией, что кто-то преследовал меня на угнанном пикапе.

— Джо! — позвал Ал.

В мою кабинку просунулась голова Джо Бикса.

— Ты выяснил, кто убитый?

— Пока нет.

— Не увольняй ее, — посоветовала Марта, собираясь уходить. — Я буду вместе с другими членами правления в конференц-зале, Ал.

После того как она вышла, Ал повернулся ко мне, изумленно выгнув брови.

— Как ты узнала, кто он такой?

— Главное, что узнала, — ответила я. — Дело в том, Ал… Дашь ли ты мне пятинедельный неоплачиваемый отпуск начиная с завтрашнего дня в обмен на информацию или нет? Если скажешь «нет», я просто уволюсь с этой проклятой работы. Если скажешь «да», я передам Джо всю информацию, которой владею, и он сможет замещать меня все эти пять недель.

— О чем ты говоришь, черт возьми? — заорал Ал.

— Хорошо, пусть будет одна неделя оплачиваемая, а четыре неоплачиваемые. Ты слышишь меня, Ал? Мне нужен отпуск, а тебе лучше согласиться, пока цена не возросла.

— Ты не посмеешь утаить эту информацию от своей газеты!

— Две недели оплачиваемого отпуска и три неоплачиваемого. И ты задолжал мне отпуск за прошлый год. Я вернусь на работу к Дню труда. — Я посмотрела на часы. — У тебя десять секунд до того, как я начну собирать свои вещи, чтобы уйти в «Хартфорд курант». («Хартфорд курант» — основной наш конкурент.)

— Сделай это, Ал, — посоветовал Джо. — Она нам все расскажет. — Он смотрел на меня. — Ведь правда? И как это связано с твоей семьей?

Я кивнула и посмотрела на Ала.

— Проклятие! — заорал он.

Скрестив руки на груди, я стала тихонько напевать.

— Хорошо! — крикнул он.

— Прекрасно!

— Но никакого оплачиваемого отпуска!

Я взяла со стола фотографию матери и брата и положила в портфель, делая вид, что собираюсь уходить.

— Хорошо, одну неделю, — сказал он.

— С завтрашнего дня?

Посмотрев на меня, он кивнул.

— Договорились, — сказала я, протягивая руку. — Ты не пожалеешь, Ал.

— Катись, Харрингтон. — Он удалился.

Джо принес в мою кабинку свой стул, и мы начали работать.


Меня не было дома почти до десяти вечера; Скотти нуждался в выгуле. Я устала, мысли путались, а дом превратился в полный хаос. Рядом с раковиной банки из-под собачьего корма соседствовали с банками из-под содовой, бутылками, коробками из-под йогурта — все это ожидало выноса в мусорный контейнер. Стопка газет за восемь дней тоже ожидала своей очереди на вынос в другой контейнер. Почта, по большей части нераспечатанная, валялась на кухонном столе рядом с кипой непрочитанных журналов, которые я поклялась аннулировать в один прекрасный день. Бельевая корзина переполнена; шерсть Скотти носится, как перекати-поле, по кухонному полу; в гостиной всюду пыль; в спальне ворох одежды, нуждающейся в химчистке (я сильно подозревала, что Скотти спал на ней); постельное белье следует сменить; зимняя одежда так и не заняла своего законного места в шкафу; в каждой комнате стопки-небоскребы книг грозят вот-вот обрушиться.

«По крайней мере, — подумала я, — можно хотя бы убрать зимние сапоги. На дворе июль».

Но у меня ни на что не хватает времени. Чудесно иметь дом и собаку, но часть меня тоскует по дням, проведенным в Лос-Анджелесе. Тогда я просто бросала одежду для стирки в конторку консьержки по пути на работу, и дважды в неделю ко мне приходила уборщица, чтобы тщательно вычистить мою квартиру, пока я сама карабкалась к успеху по служебной лестнице в одном из журналов. Кроме того, по субботам я подрабатывала в сверхмодном ночном клубе на бульваре Санта-Моника в Беверли-Хиллз. Я могла заработать там до двухсот долларов чаевых, что позволяло мне иметь машину и приходящую домработницу.