Мне даже не разрешалось ходить в деловую часть города, да и делать там было нечего. Кинотеатры времен моего отца позакрывались, то же самое произошло и с ресторанами, гостиницами и катком. Здания приходили в запустение. В Каслфорде нечем было заняться, разве что ходить на «место для гуляния» — по новой автостраде. Мать не позволяла мне и того, пока мне не исполнилось шестнадцать и я не начала работать.

И все же потихоньку экономика стала оживать, в первую очередь благодаря применению новых технологий, и Каслфорд стал меняться к лучшему.

Я любила Каслфорд. Даже в худшие его времена. Большая часть Каслфорда, с которой меня знакомил еще отец, сохранилась — городские достопримечательности и пригороды, великолепные храмы и чудесные пейзажи классической Новой Англии. И всегда, всегда у Каслфорда будут великолепные горы и тысячи акров лесных земель, оставленных нам предками.

В городе все еще есть деньги. Большие деньги.

Наш дом, в котором сейчас живет моя мать, был чудесным местом для ребенка. С одной его стороны была — и еще есть — ферма, с другой — особняк, в котором вырос мой отец и который впоследствии отошел под монастырь.

Моя мать, бывшая Изабел (Бел) Энн Гудвин из Ньюпорта, Род-Айленд, будучи студенткой, познакомилась с моим отцом на танцах в Маунт-Холиоке. Поженились они в день получения дипломов. В качестве свадебного подарка родители моей матери купили им участок земли в пять акров в старом имении Харрингтон, а также дали денег, чтобы построить дом по проекту моего отца. Кирпичный дом выглядел так, словно простоял двести лет. Это было изобретением моего отца — придавать строениям старинный вид, используя собственные технологии и специальные материалы. Дом он построил одноэтажным в надежде, что в дальнейшем расширит и возведет здание ввысь, превратив его в новый особняк Харрингтонов.

Мы, их дети — Сара Гудвин, или Салли (это я), и Роберт Уилбур, или Роб (мой брат), — получили свободное воспитание. Бродили по горам, пастбищам и лесам, плавали на каноэ, строили домики на деревьях и имели великое множество приключений.

Хотя, откровенно говоря, моя мать всегда была печальной. Когда мы толклись рядом, она источала улыбки, обнимала нас и старалась выглядеть энергичной, но когда ей казалось, что ее никто не видит, она впадала в грусть, и я слышала, как она тяжко вздыхает.

Мне было лет десять, когда однажды я услышала, как моя мама рыдает. Я выбралась из постели и нашла ее на кухне, где она, упав головой на стол, плача, вопрошала фотографию моего отца, что ей делать дальше.

Я не подошла к ней в ту ночь, но так и не забыла этого. И каждый раз, когда думала, что все идет хорошо, внимательно смотрела на мать и видела, что боль так и не оставила ее. А спустя какое-то время поняла, что тоска томила и меня, и моего брата, и эта печаль никогда нас не покинет.

Мы скучали по отцу. И до сих пор скучаем.


— Салли! — крикнул мне Девон. — Салли!

— Что? — откликнулась я и повернулась так резко, что чуть глаз себе не выколола веткой.

Полуденная жара июльского дня утомляла и раздражала меня. Мы уже несколько часов бродили по округе в поисках следов привидений и духов. За такой материал, по моему глубокому убеждению, ни один журналист не удостоится Пулитцеровской премии.

— Мне неприятно говорить тебе это, Сэл… — начал Девон, поднимая голову от карты в его руке.

Я стояла в ожидании. Перед тем как отправиться сюда, я заехала домой и переоделась в шорты хаки, майку с V-образным вырезом и удобные ботинки; волосы завязала в конский хвост.

Девон нервно теребил ремень футляра киноаппарата. Плохой знак.

— Кажется, не на ту гору забрались. Думаю, Дадлитаун где-то там. — Он махнул рукой через ущелье.

От подножия горы мы карабкались часа два. По дну ущелья бежал стремительный поток, а противоположная сторона была такой же отвесной, как наша.

Сокрушенно покачав головой, я вытерла пот со лба и стала отгонять мошкару, кружившую надо мной. И средства защиты не помогают.

— Послушай, Девон, — сказала я, — не мог бы ты в таком разе просто сфотографировать эту скалу так, чтобы на снимке отобразилось нечто похожее на привидение?

— Салли!

— В статье, — сказала я, — распишу и историю Дадлитауна, и загадочные смерти. Клянусь, не вру. Просто… — Я что-то услышала. Голос. Далеко отсюда. Я повернулась в том направлении. — Что это?

Мы прислушались.

— Ничего не слышу, кроме шума воды, — сказал Девон.

— А я слышу. Вернее, слышала. — Сделав несколько шагов к краю обрыва, снова услышала далекий голос. Женский. — Это там. — Я указала рукой. — Слышишь?

— Нет.

— Кто-то кричит. Где-то внизу.

— Но наша машина в другой стороне, Сэл. Если туда идти, кто знает, что может случиться…

Я услышала женский визг.

— Кто-то попал в беду.

Я стала осторожно спускаться, увлекая за собой поток мелких камней.

— Может, это те самые дети? — начал Девон, но потом тоже услышал крик, потому что, оглянувшись, я увидела, что он поспешает за мной.


— Помогите! Кто-нибудь помогите! — кричала женщина.

— По-мо-ги-те! — в ужасе надрывался детский голос. — По-мо-ги-те!

— Идем! — крикнула я, продираясь сквозь кустарник на голоса.

Я выбежала на поляну и обнаружила мужчину, скорчившегося от боли на земле, суетящуюся вокруг него женщину и ребенка, присевшего на корточках рядом с мужчиной. Закрыв глаза руками, мальчик кричал тонким голоском:

— По-мо-ги-те!

— У моего мужа сердечный приступ! — вскричала женщина.

Опустившись на колено, я развернула голову мужчины лицом к себе.

— Привет, как вас зовут? — спросила я, расстегивая ворот его рубашки.

Несмотря на загар, я заметила, что лицо его скорее серое, чем посиневшее, как это бывает в случае сердечного приступа.

— Корбетт, — выдавил он из себя. Мужчина пытался сфокусировать на мне взгляд, хватая ртом воздух.

— Корбетт, — повторила я, улыбаясь. — А я Салли. — Корбетт, я хочу, чтобы вы постарались выровнять дыхание. Дышите глубже!

Мальчик продолжал кричать.

— Успокойте сына, — сказала я женщине.

Она кивнула, подошла к мальчику с закрытыми глазами и взяла его на руки.

Я нащупала пульс у мужчины. Начала считать. Его сердце частило.

— Корбетт, у вас что-нибудь болит?

Он смутился.

— Чувствуете боль в груди? В шее? Или в руке?

Он медлил с ответом.

— Или ваше сердце так сильно бьется, что готово выпрыгнуть из груди? Бьется так сильно, что вы не можете дышать?

— Да, именно так, — ответил он.

— Теперь старайтесь задерживать дыхание. — Я посмотрела через плечо и увидела, что Девон уже подошел. — Подложи ему под голову свой ранец, — обратилась я и перевела взгляд на больного. Цвет его лица постепенно возвращался к нормальному, дыхание тоже. — Это Девон, — объяснила я, когда мы подложили ему под голову ранец. — Хорошо, ваше дыхание нормализуется. А сейчас выпейте немного воды, — предложила я, поднеся к его рту флягу с водой.

И он, сделав глоток, снова опустился на землю.

— Вот и хорошо. — Я снова нащупала пульс. — Ритм и частота почти в норме. — Я внимательно смотрела на него. — Никакой боли? Нигде?

Он качнул головой. Он уже не выглядел напуганным.

— Нам следовало взять с собой мобильный, — сказала женщина. — Могли бы вызвать «Скорую». Должно быть, я сошла с ума, притащив сюда Корбетта. Во всем виновата я. — Она говорила с английским акцентом. — Кто-то рассказал нам о городе призраков, и Корби захотел его увидеть.

— Дадлитаун, — подсказал Девон.

— Бедный папа, — сказала женщина мальчику, прижимая его к себе.

— Не думаю, что у вас именно сердечный приступ, — сказала я Корбетту. — Но мы позвоним сейчас в Службу спасения. — Я посмотрела на Девона, и он, достав свой мобильный и развернув карту, стал набирать 911, отойдя от нас на несколько шагов.

— Все с вами будет в порядке, Корбетт. Уже хорошо.

— У меня нет сердечного приступа? — спросил он уже совершенно другим голосом, стараясь приподняться на локтях.

— Салли хорошо разбирается в сердечных делах, — вмешался Девон.

— Правда? С ним все обойдется? — обеспокоенно спросила жена. — Тогда что стряслось?

— Вы подвергались в последнее время стрессам? — спросила я.

— Да, — охотно ответила жена, подходя ближе и таща за собой ребенка.

Мужчина кивнул.

— Вы принимали какие-нибудь новые лекарства? Транквилизаторы, успокаивающее? — уточнила я.

— Откровенно говоря, да. — Он посмотрел на жену. — Верити, как оно называется?

— Не могу припомнить, дорогой. Это один из транквилизаторов, но он действовал как-то странно, — добавила она, обращаясь ко мне. — Я просила его прекратить принимать этот препарат.

— И вы это сделали?

— Вчера. — Он кивнул.

— Думаю, не стоит паниковать. Вы не могли совладать с собой в горах, и это вас напугало.

— Вы доктор? — спросила женщина.

— Нет, всего-навсего репортер. С большим медицинским опытом, так сказать.

— Спасибо Господу, — сказала женщина, взяв мужа за руку. — Спасибо Господу, что вы оказались поблизости. Не знаю, что бы мы без вас делали.

Только сейчас мальчик отважился посмотреть на меня.

— С папой все хорошо?

— Полагаю, с ним все будет просто прекрасно, — с улыбкой ответила я.

— Спасибо Господу, Корбетт, — сказала женщина, погладив мужа по щеке. — Я уверена, эта женщина права. Ты выглядишь уже гораздо лучше.

— Мне кажется, я оказался в глупом положении, — тихо ответил мужчина.

Щелк. Внезапно я поняла, кто эти люди. Модная привлекательная женщина лет сорока, с английским акцентом, по имени Верити; пожилой мужчина Корбетт и их ребенок.