Она благодарила судьбу за возможность проводить целые дни с детьми, составлять совместные планы на день, наблюдать за их маленькими достижениями, умиляться их смекалке, расцветать от их улыбок и объятий. Но порой она так уставала, что ей хотелось скрыться куда-нибудь подальше. После совместных настольных игр ее рука сама тянулась к телефону. И вот она уже машинально листает инстаграмную ленту, словно в каком-то оцепенении, вернувшись из которого не можешь понять – мучиться ли чувством вины за то, что отвлеклась от детей, или воспринимать это, как необходимую перезагрузку. При том, что тот же самый телефон постоянно становился источником стресса, например, когда она натыкалась в сети на очередную супермаму, которая, судя по выложенному видео, постоянно занимается с детьми, у которой в обиходе всегда куча новомодных игрушек и «развивашек». Как будто все вокруг справляются. Все, кроме нее.

В череде нескончаемых дел и забот полежать и почитать книгу после обеда – непозволительная роскошь. Угрызения совести не давали ей прохлаждаться. Может быть, правы француженки, которые рано выходят на работу, доверяя воспитание детей профессионалам? Ведь тогда тебе уже никто не скажет: «Как это ты умудрилась устать, если не работаешь?»

Для детей она была целым миром, и это придавало ее жизни особый смысл. Но и прибавляло ответственности тоже. Капитан Джек Воробей в известном фильме говорил: «Когда у тебя в руках чья-то жизнь, это так повышает тонус!». Для своих детей Лиза должна была оставаться спокойной, полной энергии, ответственной, заботливой, не болеть, не нервничать, не спать, безусловно принимать и любить их, даже если порой хочется сбежать на край света.

Под вечер все подавляемое напряжение уходящего дня как будто оседало в ее мышцах. И вот, когда, наконец-то, все засыпали, она ложилась в кровать с книгой или фильмом, в предвкушении долгожданного времени для себя, и в первые же несколько минут… она засыпала.

– Как же я устала от этих часовых укладываний, – делилась она иногда с мужем.

– Я ведь говорил, что надо было ванну принимать до ужина!

– И что бы это изменило? Они бы просто испачкали пижамы за ужином.

– Ну почему все время негатив?

– Мог бы просто посочувствовать, а не давать дурацкие советы!

– А чему сочувствовать? У тебя все прекрасно, кому-то гораздо хуже.

А ведь она просто хотела слов поддержки, а не иронии по поводу ее ощущений. Как будто она не имела права на негативные чувства. Конечно, можно ходить целыми днями с натянутой улыбкой, радоваться голубому небу и птицам, но подавленные эмоции ведь не исчезают бесследно. Вот и остается балансировать между осознанием своей неполноценности по сравнению с идеальными мамами и чувством вины, что кому-то еще тяжелее.

Она очень ценила в Поле те черты французских пап, которые много времени посвящают детям. Но порой никак не могла привыкнуть к той особенности французских мужчин, что они не рвутся все решать и быть главными, а во многих хозяйственных вопросах вообще доверяют решения женщине, от чего порой кажутся нерешительными или безинициативными. Она понимала, что это природная французская дипломатичность и стремление к равноправию, но ей так иногда хотелось, чтобы ничего не надо было решать.

Порой ей казалось, что ее никто не любит. Что дети издеваются над ней и делают все назло, чтобы вывести ее из себя, а муж постоянно ко всему придирается. Отсутствие долгого беспрерывного сна давало о себе знать. От резких пробуждений среди ночи из-за детского плача и термического шока от касания холодного пола горячими ступнями, она потом еще долго не могла заснуть и читала до утра. Может быть, это и есть то самое эмоциональное выгорание, о котором говорят все вокруг? Когда ничто не радует, а физическое недомогание и усталость ощущаются уже с утра.

Ее не прельщала перспектива идти к психологу, чтобы в итоге узнать, как неидеальны были ее родители. Когда сам становишься родителем, начинаешь понимать, что быть идеальным невозможно. Что родители делают все, даже совершают ошибки, из любви.

Потому она решила заботиться о себе сама, наполнив жизнь всевозможными ритуалами. Каждое утро она спускалась с коляской в старый центр города и садилась в своей любимой кофейне у фонтана. Она любила эти моменты в районе одиннадцати часов, когда грузовики уже совершили доставки по магазинам и ресторанам и прекратили перекрывать узенькие улочки. Все люди работали, а она чувствовала себя хозяйкой этой площади. Пока ее сын играл с водой в фонтане, а дочь спала в коляске, Лиза выпивала свой ароматный кофе, подставив лицо солнечным лучам, и немного подзаряжала севшие батарейки. Пусть пауза и длилась не более получаса. Потом она шла обратно домой, по дороге купив горячие ароматные «мадлены» (так называется французское бисквитное печенье в форме морского гребешка), лучшие в городе, свежий хлеб и кусочек пиццы на обед.

Но каждую ночь, когда она ложилась спать, ее вновь настигали тяжелые мысли и страхи. Она так старалась! Быть хорошей женой… Хорошей матерью… И ничего не получалось. Все равно дети капризничали, а муж был чем-то недоволен.

Ей казалось, что она живет в состоянии какого-то наваждения. Как будто она движется наощупь в тумане в поиске ответов и выхода, но никак не находит. Стресс накапливался, словно снежный ком. Почему она не может быть правильной, спокойной, ответственной матерью, которая умеет работать со своими негативными эмоциями и с эмоциями детей? Почему не может быть любящей, страстной, заботливой женой? Что с ней не так? Как будто это какой-то чужой голос внутри нее вдруг брал на себя бразды правления и начинал действовать нерационально, неправильно. Был ли это голос из прошлого, из ее собственного детства? А может быть, это и есть она сама? Может быть, она всего лишь депрессивный мизантроп, а все остальное лишь маска, подчиняемая социальным нормам и стереотипам? Как в фильме Мартина Скорсезе «Остров проклятых» (2009), где герой придумывает себе новую жизнь, чтобы скрыть черную сторону своей натуры.

Она боялась, что Поль в один прекрасный день «раскусит» ее. Разочаруется. Полюбит другую. Был страх, что наступит время, когда ее «розовый» мир больше не сможет выдерживать испытания на прочность и рухнет, как карточный домик. Она пыталась уговорить себя, что все дело в плохой погоде, и это просто, как и у всех жителей юга, метеозависимость, что стоит выдаться погожему солнечному деньку, как все пройдет само. Но потом снова наступал вечер, и все тени выползали наружу.

Тем вечером она пила горячий травяной чай, лежа в постели с книгой и надеясь, что вот этот пятидесятый раз, когда она вставала с постели, потому что кто-то из детей звал ее принести воды, поправить одеяло, найти игрушку и т.п., будет последним. И только услышав дружное посапывание из открытых дверей она смогла, наконец, вздохнуть спокойно.

В ночной тишине слышались порывы мистраля. Правильно делал Поль, что находил отдушину в спорте. Вот и сейчас он уехал играть в теннис, чтобы потом выпить с партнером кружку-другую пива. Уехал на мотоцикле. Только бы не попал под дождь…

Глава 9

Он

Поль опустил защитное стекло шлема, завел мотор и поежился. Мистраль бушевал уже второй день. За одну минуту тучи могли сгуститься так, что город погружался в сумерки. А в следующий момент тучи уже расходились, и город снова заливал необыкновенный прозрачный свет, как будто дождь очистил линзу, через которую мы смотрим на мир. Ну и холодрыга. Кажется, в Провансе никогда еще не было так холодно и сыро, как в этом ноябре. Если опять пойдет дождь, то он нарушит все его планы.

Он спустился на мотоцикле в центр города, припарковался на улице Кур-Секстиус и отправился пешком через бульвар Кур-Мирабо, пряча шею в воротник кожаной куртки. Огромные платаны вдоль бульвара раскинули свои черные ветви, с которых стаи птиц то и дело синхронно взлетали в воздух, пронзая ночную тишину громким криком, от которого становилось не по себе.

Зачем он вообще во все это ввязался?

События недавнего вечера вспышками мелькали в его голове, как киношные слайды.

Корпоратив. Коллеги в костюмах и нарядных платьях за большими круглыми столами вокруг сцены, с которой, как из параллельной вселенной, что-то вещает ведущий. Радостные возгласы и аплодисменты. Звон поднятых бокалов. Еда. Много еды. Кажется, он так и не осилил десерт и застрял где-то на сырном ассорти. Был ли он вообще за столом, когда принесли этот самый десерт? Кажется, все уже давно разбрелись по кулуарам. Милая брюнетка садится рядом. Она была брюнеткой? Он не запомнил цвет волос, но точно удержал в памяти красивый бюст, который выгодно подчеркивало черное декольте. Невинность и соблазнительность в одном взгляде. Потягивает мохито из трубочки. Клэр из отдела персонала? Нет, не знакомы. Ненавязчивая беседа. Кажется, у нее смешные шутки. Он вообще ее слушает? Или все дело в декольте, которое его будто загипнотизировало? Танцевать? Ему кажется, или она с ним заигрывает? Безрезультатные попытки отыскать поблизости подкрепление среди знакомых коллег. Она что, не видит кольца на его руке? Конечно, нет, он же спрятал руку под скатерть. Ну, пойдем. Наверное, он потерял всю сноровку и выглядит глупо. Сам факт, что такая молодая красивая девушка соблазняет его, приятно щекочет самолюбие. Ну ладно, еще немного поплавает в волнах ее обаяния.

Он ускорил шаг, чтобы заглушить воспоминания. Тепло ее губ. Ее руки, мягкие ладони, словно детские. Сколько он уже не целовался с женой? Вот так – страстно и упоенно, словно подросток. Это была инициатива Клэр. Хотя, возможно, его глаза сказали все за него. Сколько уже времени? Два часа? Три? Ему надо домой. Он ведет машину на автопилоте, как будто не видя дороги. Не раздеваясь, ложится на диване. В кармане вибрирует телефон.

«Скучаю. Давай встретимся на неделе».

По телу пробегает волна возбуждения. Давно забытое чувство, когда хочется любить, не ощущая под собой землю и теряя рассудок. А не эти заученные движения. Застывшее в воздухе раздражение. Свившая под потолком гнездо бытовуха.